Искупление - Анна Мистунина

Они ехали в первом ряду, вместе с Вождем – Налмак, Калхар, Ордитар, другие, по праву считавшиеся первыми в племени Круглого Озера. Нашлось среди них место и Кару. Будь его воля, именно так, между Чанретом и Калхаром, он и встретил бы врагов. Но разумеется, ему, магу и принцу, в решающий день достанет иных забот, чем размахивать мечом в первых рядах еретиков-аггаров. Впрочем, кто знает, как оно обернется? Легкое метательное копье, притороченное к седлу Кара, длинные стрелы с вытянутыми наконечниками для дальнего боя и тяжелые, с широкими и плоскими – для ближнего, с оперением из орлиных крыльев в колчане за его плечами еще могут понадобиться прежде, чем императорское войско нагонит своих прежних врагов и новых союзников.

Вечерами, у бивуачных костров, Кар подолгу смотрел в танцующие языки огня. Он был магом в достаточной мере, чтобы движением мысли погасить их и воспламенить вновь. Мог распространить огонь по лесу, на многие мили и залить его, призвав ливень – мог или, по меньшей мере, знал, как это сделать. Вряд ли ему хватило бы Силы теперь, когда прошло больше восьми лет с тех пор, когда он имел возможность ее пополнить. Но и будучи полноценным магом с заемной Силой человеческой крови, Кар не сумел бы проникнуть сквозь даль расстояний, не сумел бы разглядеть ни врагов, ни друзей, прочитать их мысли и намерения. Не смог бы заглянуть в будущее, узнать, каким будет конец пути, когда придет время сражению и кто из спутников доживет до следующей луны. Это – высшая магия. Этому его не учили. Полукровке, предназначенному сыграть отведенную роль и погибнуть, как только в нем отпадет нужда, ни к чему овладевать умениями Сильных. Даже если полукровка этот оказался достаточно способным, чтобы превзойти не только однокашников, но и многих старых магов, так что некоторые, не иначе как в помутнении, прочили ему место в Совете, среди величайших из великих…

Помирившись с братом, Кар отказался от крови, Силы и права называться магом. Он не сожалел о своем выборе – никогда. Если тоска о несбывшемся подступала к горлу, если мертвые лица прежних товарищей, с кем ел, работал и учился вместе, и трупы грифонов заставляли терзаться черной виной, Кар изо всех сил старался забыть, вытравить свою вторую сущность. Так было правильно. Он не испытывал сомнений. Но нынче, в преддверии конца, он сожалел о Силе и власти, которых не имел. О том, что может лишь беспомощно отгонять отцовскую тень вместо того, чтобы самому встать за спиной Сильнейшего, слушая его разговоры и мешая мыслям. О том, что не может незримо навестить Эриана и Кати, что вместо виденья будущего должен обходиться предчувствиями, и предчувствия эти злее бешеных псов.

Никто не тревожил Кара в такие минуты. Видя его задумчивость, оказавшиеся рядом аггары понижали голоса, и вскоре воцарялась тишина, прерываемая лишь треском сучьев да смутными разговорами, долетавшими от других костров. Но и те быстро смолкали – тяжелых дум хватало на всех. Тогда вступали со своей бесконечной песней сверчки, и воздух дрожал от их беспокойного звона.

– Звероподобные – это смерть, – сказал Чанрет однажды, стряхнув тишину. – Это все знают. Когда сожрут нас, примутся за остальной мир, и что тогда останется твоим колдунам, Кар? К чему им это?

Воины запереглядывались: в первый раз Вождь вождей признался вслух, что не надеется на победу. Кар тяжело поднял голову. Бок о бок с Вождем сидел Голос Божий – молодой и почти незнакомый Кару, он всего два года назад сменил прежнего жреца племени.

– Чему удивляешься, Вождь? – спросил он. – Их мысли помрачены тьмой. Тьма тянется к тьме, потому наши враги быстро сговорились. Тьма в тех и других ненавидит жизнь и жаждет смерти…

– Но сами-то они помирать не хотят, – перебил Чанрет. – А коли мир станет весь как Ничейная Полоса, где им жить? Что скажешь, Кар?

– Они не боятся чудовищ, колдовство заставит их служить хозяевам – если у тех хватит Силы. Что до проклятия… Ты ведь об этом, Чанрет… – Кар передвинулся так, чтобы жар от костра не обжигал коленей, и закончил: – Не знаю. Может, рассчитывают с ним совладать. Или вовсе о нем не думают. Или думают – и поэтому решились только теперь, не восемь лет назад. У них не осталось выбора. Мы им не оставили…

– Теперь скажи, что сам во всем виноват, – хмуро завершил Вождь.

– Разве я так говорил?

– Раз десять за эти дни, не меньше.

– Но это правда. Они готовили вам рабство… не вам, Империи. Вас до поры оставили бы в покое. Я нарушил их планы, развязал войну, и вот что вышло. Вместо рабства – смерть. И первыми под ударом вы.

Лица воинов казались алыми в свете пламени. В металлических пластинах, нашитых на доспехи, отблескивали язычки огня. Все взгляды были прикованы к лицу Кара, и все молчали. Ответил тот, от кого он меньше всего ожидал поддержки.

– Нас пока не сожрали, Карий, – сказал Налмак. – И, даст Бог, мы еще станем у них поперек горла. А если подоспеет Империя… Они подоспеют?

– Они идут, – ответил Кар, снова глядя в огонь. – Надеюсь, успеют. Надеюсь, вместе мы и впрямь станем им поперек горла…

– Хо, – откликнулся издалека Калхар. – Встанем, не впервой. И все одно сожрут, а не сожрут – проклятие-то останется. Его обратно не запихнешь, или как?

– Так же, как в первый раз, – сказал Голос Божий.

Рунасдат, жрец, или как предпочитали говорить аггары – Голос Божий, лицом походил на молодого Чанрета. Его длинные волосы, заплетенные во множество перевязанных цветными нитями косичек, в беспорядке падали на спину и плечи и шевелились, когда он говорил. Такими же разноцветными нитями был расшит подол хламиды. Оружия Голос Божий не носил, и с войском шел не для участия в сражениях.

– Что смотрите? – спросил он, когда все взгляды обратились на него. – Забыли, как все было? Что вам рассказывали деды?

Сидящие у костра переглядывались, ожидая, кто возьмется отвечать. Старинные рассказы, почти без изменений передававшиеся из поколения в поколение, оживали в их памяти.

– Давным-давно племена аггаров жили в прекрасном краю, том, что позже нарекли Злыми Землями, – вполголоса заговорил Налмак. – Густые леса его изобиловали дичью, в чистой воде рек играла рыба, а песок их был полон золотыми крупинками. Племена жили в мире и довольстве до тех пор, когда некоторые из них, пресытившись благополучием, не взыскали силы и власти над другими. Так начались войны. Но силы племен были равны, и долгое время никто не мог одержать верх. Тогда желавшие власти заключили союз с темными богами. Им приносили они в жертву собственных детей, а взамен получили огромную силу и способность меняться. Их человеческая сущность смешалась со звериной. Тогда же на землю пало проклятие, принеся голод, засуху и бесплодие. Звероподобные терзали и убивали своих сородичей, никто не мог противостоять им. Многие погибли от голода, еще больше погубили звероподобные. От страха люди сходили с ума и, по примеру звероподобных, искали помощи у тьмы. Оставшиеся в живых, кто не захотел служить темным богам, бежали к землям колдунов. Звероподобные преследовали их, надежды не было. Тогда Голоса Божьи всех племен собрались вместе. Целый день провели они в молитве и были услышаны. Злые Земли отделила от мира граница, которой перейти не может никто. А наши предки ушли и поселились возле Империи колдунов, которые оказались не лучше звероподобных, но бежать было уже некуда. Так нам рассказывали деды.

Голос Божий слушал и кивал. Когда Налмак закончил, с достоинством подтвердил:

– Так и было. И может быть снова.

– Хочешь сказать, если вы опять соберетесь все вместе, сможете остановить проклятие? – спросил Вождь.

– Ты сомневаешься? Разве Бог, который говорит моими устами, с тех пор умер? Если мы соберемся, отставив раздоры… – Рунасдат помолчал и со значением добавил: – Все.

– Уж не про имперских ли жрецов ты говоришь? – хмыкнул Вождь, а Налмак молча сплюнул на землю.

– Как в тот день, – повторил жрец. – Все.

С другой стороны костра снова подал голос Калхар:

– Может, вам собраться поскорей и молиться Богу, чтобы звероподобные издохли вместе с колдунами?

– А что тогда делать вам, воинам? – усмехнулся жрец. – Каждому свое. Мы – уста Бога, вы – его руки. Вот и делайте свое дело.

– Так и знал, – насмешливо сказал Калхар. – Без драки никуда.

– Вот бы еще победить в драке-то, – заметил Чанрет. – Предречешь нам победу, Голос Божий?

– Не могу, – вздохнул Рунасдат. – Мне не открыто, что будет. Прости, Вождь.

– Нечего прощать. Так всегда бывает.

В костер больше не подбрасывали. Пламя почти угасло, только частые голубые язычки бегали по раскаленным до полупрозрачности поленьям. Войско стояло лагерем в узкой долине, с двух сторон зажатой поросшими лесом холмами. Тяжелое небо с редкими пятнами звезд зловеще охватило растянутые длинной гусеницей шатры. Затухавшие костры придавали темноте красноватый облик. Черная тень сгустилась за спиной, незримая для всех, кроме Кара. Приблизилась. Он стиснул зубы в безмолвном запрете: «Убирайся». Надавил, отсылая незваного гостя прочь из лагеря, не позволяя тому глядеть по сторонам. И увидел, что за ним наблюдает жрец.