По земле ходить не просто - Вениамин Лебедев

— Да, послали. Говорят, вы ввели очень много новшеств и успеваемость значительно улучшилась, — ответил инспектор не то иронически, не то серьезно.

— Старым не живем, но и не забываем его.

В душе Сергей с первого взгляда невзлюбил этого щеголя: этот человек наверняка приехал его добивать, как директора. Он уже достаточно нагружен «общественным мнением» и теперь приехал только подбирать факты.

Сергею была противна его манера кокетливо носить клетчатый шарф, его манера шагать, вытянув носки. Рядом с ним Сергей, не успевший переодеться перед занятиями, в больших валенках и неглаженых брюках должен был казаться замухрышкой, деревенщиной.

На лестнице их догнала техничка и торопливо шепнула Сергею:

— Сергей Петрович, Анна Григорьевна зовет.

— Что такое?

— Началось…

Позабыв об инспекторе, Сергей, перепрыгивая через несколько ступеней, кинулся вниз. Во дворе он крикнул завхозу, чтобы тот поскорее запрягал лошадь, а сам побежал на квартиру.

Вернулся он к началу занятий и, отдав кое-какие незначительные распоряжения, пошел на урок. Он решил ни во что не вмешиваться. Только вот неприятно, что учителя засуетились.

Когда инспектирующие ушли обедать, Сергей собрал учителей и попросил:

— Ничего не придумывайте нового. Работайте по своим планам.

— Чем вызвана вторичная проверка, Сергей Петрович? — спросила Мария Федоровна.

— Неужели не знаете, что под директора подкапываются? — сказал Константинов.

— Пусть. Вы сами подумайте, Мария Федоровна, стоит ли нам бояться? Совесть у нас чиста.

— У кляузы жал много, Сергей Петрович, — уныло заметила завуч.

— Только начали работать по-настоящему…

— Здесь — коллектив. Учителя тоже скажут кое-что.

Комиссия работала больше недели. Сергея приглашали на уроки учителей, заставляли разбирать их, рылись в документах. Каждый день он задерживался из-за комиссии часов до одиннадцати вечера, а потом еще надо было набросать планы на следующий день, подготовиться к урокам. Домой не хотелось идти: там пусто и холодно. Аня вот уже несколько дней в больнице. Каждый раз, когда Сергей оставался в школе один, он звонил ей. Аня спрашивала, что он ел сегодня, наказывала ходить в столовую, говорила, во что одеться завтра.

На душе у Сергея было смутно, тревожно.

«Аня права. Если снимут — проживу лишних десять лет, — думал он иногда, утешая себя. — Рядовым учителем гораздо спокойнее».

И в то же время он чувствовал, что, рассуждая так, он не прав. Надо довести начатое дело до конца. Ведь оно уже стало давать результаты. Правда, когда вначале он заговорил об обучении по-новому, не все учителя сразу поняли его. Слишком укоренилась практика погони за красивым уроком. А потом сами они стали искать связи школы с жизнью, старались предоставлять учащимся больше самостоятельности на уроках. Результаты сказались в конце полугодия. С контрольными работами, присланными из области, учащиеся справились очень хорошо. Но все это было только начало.

А как хотелось довести дело до конца и повторить когда-нибудь слова Фомина: «Я не боюсь посылать ученика, закончившего Островную школу, в любой университет, институт, в колхоз, на завод. Они везде будут на месте».

Но до этого еще далеко. Гораздо ближе, реальнее снятие с работы.

Заседание педагогического совета по итогам проверки начали поздно. Один из инспекторов начал читать акт. Сергей смотрел на учителей. По выражению их лиц он понял, что все они на его стороне и никакими проверками не опорочить их работу, не сломить их веру в то, что они делают, не сломить их веру в свои силы. Это радовало и окрыляло его.

В стороне от всех, сгорбившись, сидела пришедшая на заседание Ивлянская. Во всех ее движениях была заметна какая-то растерянность и бессилие. Она что-то записывала себе в блокнот.

Акт читали больше двух часов. И чем дальше его читали, тем больше светлели лица учителей и тем больше горбилась Ивлянская.

«Комиссия признает, — заканчивал чтение уже утомившийся инспектор, — что учительский коллектив работает творчески и стоит на правильном пути… Работу признать удовлетворительной…»

Сергей слушал и думал: «Как здорово повернулось все». Значит, он не только на верном пути, но еще завоевал и поддержку. Значит, не может быть и речи о снятии его с работы…

Было очень поздно, когда слово взял Сергей. Но в это время в его кабинете зазвонил телефон. Кто-то настойчиво вызывал школу. Извинившись, Сергей пошел к телефону.

— Я слушаю, — сказал он в трубку.

— Заякин? Полуночничаете? Не ложились еще спать? — Нет еще. У нас идет педсовет, — сказал Сергей, стараясь вспомнить, кому принадлежит этот знакомый голос. — Простите, с кем я говорю?

— Да Масленников. Секретарь райкома. Вижу отсюда свет в школе и решил порадовать вас. Слушай: наши войска взяли Выборг. Мир заключен. Понимаешь? Мир! Конец войне! Слышишь?

— Слышу! Хорошо слышу! Спасибо за добрую весть. Пойду сообщать остальным!

Сергей положил трубку и, входя в учительскую, где шло заседание, еще с порога радостно крикнул:

— Война кончилась, товарищи!

Педсовет закончился стихийно. Когда все стали уже расходиться, снова раздался звонок. К телефону пошла Анастасия Максимовна и, тотчас же выйдя из кабинета, с таинственным видом попросила выслушать ее.

— Позвольте и мне сообщить приятную новость. У нашего директора родился сын. Поздравляю, Сергей Петрович.

— Сын, — радостно прошептал Сергей.

Закончив дела с комиссией, Сергей отправился в больницу. В портфеле его лежали подарки для жены. По пути он купил еще ее любимых конфет. В родильное отделение его не пустили, несмотря на все его мольбы и клятвы задержаться только на одну минуту.

Выйдя из больницы, он долго стоял на крыльце. Под окнами в глубоком снегу виднелась тропа. Кому-то, быть может, удавалось увидеть своего ребенка. Знать бы, в какое окно заглянуть…

— Вы еще не ушли? — выглянув из дверей, спросила акушерка, которую все звали тетей Лушей. Она насмешливо смотрела на Сергея. — Ладно уж… Идите к крайнему окну и ждите. Я скажу вашей жене. Если сын проснулся— его принесем. Скоро его кормить. Эх вы, отцы!..

Сергей спрыгнул с верхней ступеньки крыльца и побежал к крайнему окну.

Аня появилась неожиданно. Сергей увидел побледневшее лицо, ввалившиеся глаза, но как она была счастлива! Она смеялась, что-то говорила, но через двойные рамы слова не доходили до него. Оглянувшись кругом и убедившись, что никого близко нет, он движением губ сказал ей:

— Мама!

Аня пожала плечами.

— Ма-ма! — повторил он.

Вдруг она зарделась и застенчиво улыбнулась.

— Папа! — ответила она движением губ. — Наш малыш, — она показала руками, как будто держит перед собой ребенка, а потам приложила руку к уху и закачалась.

— Спит?

— Ага.

Но сын не спал. Тетя Луша принесла его, завернутого в белое одеяльце. Аня проворно забрала его и чуть приоткрыла головку.

Сергей увидел маленькое личико, жидкие волосы, и что-то дрогнуло у него в груди. Ухватившись обеими руками за раму окна, он прильнул к стеклу.

Малыш зашевелился. Лицо его сморщилось, и он вдруг чихнул. Потом заплакал.

— Будет! Будет! — руками замахала тетя Луша на Сергея и увела Аню с ребенком от окна.

Пришлось идти домой. Все радовало в этот день. Выйдя на главную улицу, он тихонько запел:

Сыночек, сыночек, о чем поешь?Таких, как мой сыночек, ты нигде не найдешь!

Сын! Сынок! И ты когда-то скажешь первое, дорогое каждому человеку слово «мама». Настанет день, когда ты произнесешь что-то разумное. Пройдут года, и папа с мамой соберут тебя в школу. Будет и это! Будет!

Для тебя и таких, как ты, построены тысячи детских садов, школ, больниц и пионерских лагерей. Для тебя работают учителя, воспитатели, врачи. Счастлив ты, сынок, что родился в стране, где человек — прежде всего, где все — для человека. Твой народ, твоя семья, твое государство— твоя защита.

— Что вышагиваешь, словно именинник? — спросил неожиданно догнавший Сергея Масленников.

— Как же не радоваться? Окончилась война — раз, мою работу признали удовлетворительной — два. Значит, не даром живем на свете! Есть у меня и еще одно радостное событие…

— Ну об этом бы надо пораньше сказать, — перебил его Масленников. — Слышал, слышал, Сергей Петрович. От всей души поздравляю! — Он крепко пожал Сергею руку. — Вот и ты стал отцом. Это хорошо… Прочитал я и акт инспекторской проверки.

— И как находите?

— Верно. Не всякая школа заслуживает такую оценку.

— Спасибо, Федор Трофимович.

— Рад я за тебя и школу. А вон взгляни-ка туда и увидишь, что не всем сегодня радостно.

Из переулка выехало двое саней, нагруженных домашними вещами. За первыми санями, одетый в полушубок, шел Карпов, подгоняя кнутом пегую корову. Бедное животное, не понимая, что происходит, упиралось и, выпучив глаза, тревожно озиралось по сторонам. На других санях отчаянно визжала большая свинья, завернутая в половики.