Не только депрессия: охота за настроением - Владимир Леви

Телик включишь: а вдруг что-то важное выдаст. Ага! – рекомендацию выдает: бери от жизни все, а потом догони и еще получишь. Пошли на фиг, думаю, все у меня есть, а чего нет, то не вы дадите.

Однажды зимой проспал с бодуна так долго, что опоздал даже в круглосуточный магазин. Эх, думаю, теперь все одно, опохмел пролетел, буду дальше спать. Проснулся на обеденный перерыв. В окошко на двор гляжу: пьяный снег – не успел пойти, уже лежит. Обед варить лень. Скушал пельмень – временно пообедал это называется. Почему-то после того, как подкрепишь свои силы, хочется лечь и отдохнуть. Отчего бы не отдохнуть? – Сыт ведь я? – Сыт. Одеждой и теплом обеспечен? – Вполне: есть целых полторы пары целых кальсон. Прилягу-ка я, посплю, а если не усну, встану и пойду работать, тогда уж точно усну.

Так и вышло: лучшее из снотворных для творческого человека – труд умственный.

Нет на свете дороги длиннее, чем день.Нет на свете напитка хмельнее, чем лень:чуть хлебнешь и уснешь; не успеешь проснуться –жизнь, как миг, пронеслась,промелькнула, как тень…

– На Хайама похоже, – не удержался ДС (он любит Хайама и кое-что переводил из него для себя).

– Перекличка через века, – подтвердил ИАХ.

Великой жадностью как пламенем объятый,желал всех женщин я, вдыхал все ароматы.Не сам ли ты, Господь, со мною вместе пьешь?Опустошу кувшин – а он все непочатый.

– Чистый Хайам! – воскликнул ДС. – Я даже, кажется, первую пару строк где-то видел.

Жанр «ругайя» и того около

Да, это Хайам, только из недописанного. Не успел он – дописал я две нижние строки, пособил… Цикл целый у меня есть: хайямины, а также ругайи, заместо рубайев, значит. К примеру вот.

Ты одинок уж тем, что ты родился.Ты одинок уж тем, что ты умрешь.За что же ты на Бога рассердился?Он тоже одинок, едрена вошь!

Эта ругайя в основном самому себе адресована и потому номер один имеет, заметьте. А послемыслие к ней уже в другом жанре:

Манифестявина

Одинокие всех стран, соединяйтесь!Одиночеством друг к другу прислоняйтесь!Поделиться одиночеством – не грех:Одиночество одно у нас на всех!

А вот это -

О современном читателе ругайя № 111

О, как читатель поредел.Литература – не у дел.Народ предпочитает чтивона уровне презерватива:употребил – и в унитаз.Живем ведь тоже только раз.М-да-с…

– Сурово, Иван Афанасич, – отозвался ДС, оторвавшись от клубничного кейка. – Сурово, но справедливо. Ругайя – любопытное пополнение сатирического жанра, хотя строфа не омаровская.

– Тут в содержании основная сермяга, хотя форма тоже передает суть, не поспорю. Хайамовскую строфу, между прочим, и не все переводчики соблюдают. Язык русский наш всякую иномысль и инакообраз воспринимает, но и свои требованья прилагает к гостеприимству…

О несовместимости саможалости и любви к себе

В нетопленой избе я понял суть урока:кто не жесток к себе –к тому судьба жестока.Не напилил я дров – мозоли пожалел,и вот сижу, дрожу и вою одиноко…

Строфа в этой саморугайе хайамовская, не так ли? А содержание уже больше нашенское, расейское, хотя и общелюдское в немалой степени, как и здесь:

Алаверды Омару от Кальмара X Аль Авина

Я понял: глупость – злейшее коварство,а зависть тяжелее всех утрат.От друга яд – сильнейшее лекарство,от недруга нектар – страшнейший яд.

Это из рукописи «Сезонная распропажа», в работе пока… И вот про дружество тоже уж кстати.

О Неопознанных Вещающих Субъектах

Не всякий друграспознается вдруг:иного годы раскрывают,врагом иного называютза то, что правду говорит,а рот платочком не прикрыт.

Оля зааплодировала, ДС хотел добавить что-то еще, как вдруг слова его заглушило громкое хрюканье на высокой ноте, окончившееся пронзительным «уиииииииииии»…

Сеанс гипноза с оправданием

В тот же миг на скатерти-самобранке появился розовый, свежежареный, душистый, дымящийся поросенок в яблоках, с завинченным хвостиком и улыбкой Будды, с цветком ромашки в зубах.

Все мы дружно ахнули, наши желудки тоже, и застыли в экстазе гастрономического благоговения.

Иван Афанасьевич же, слегка насладившись произведенным впечатлением, садистски сказал:

– Не для еды, извините. Для вдохновения. Это не блюдо. Ма-те-ри-а-ли-зо-вав-ша-я-ся мыслеформа.

– Наглядное пособие? – упавшим голосом спросила Оля, сглотнув слюну.

– В некотором роде. Демонстрация психотворения, голограмма.

– А как же запах? Дымок?…

– Сила внушения. Гипноз. Коллективное надувательство. Свинью вам подложил без зазрения совести, но – с оправданием:

Апология Свиньи, к году Золотой Свиньи

Свинья – не праздное животное,она всего лишь безработная.Доверьтесь ей, возьмите в штат,достойный дайте ей оклад –ей-ей, Свинья себя покажети слова лишнего не скажет,а ежели уйдет в запой,начальника возьмет с собой…

Последнюю пару строк ИАХ прочел с особой выразительностью, сделал опрокидон и продолжил.

Свинья – не грязное животное,а очень даже чистоплотное.Сама в своей грязи валяется,а в ближних грязью не кидается.Душа и туша – не одно.Глянь, что ни совесть – то пятно,и Солнце состоит из пятен,а мир наш так ли уж опрятен?…Свинья, если хотите знать,свинарник может свой прибрать.Ей просто этого, не хочется –порядок – пропуск в одиночество,свинье же, как и вам, друзья,без нежной дружбы жить нельзя.

Явление кота народу. Кошкотерапия и пр.

Мощно хрюкнув на прощанье, подмигнув одним глазом и выплюнув ромашку, поросенок исчез. Ромашка, что характерно, попала в рюмашку ИАХ, точно по рифме. ИАХ осторожно извлек ее оттуда, стряхнул капли себе в рот, а цветок протянул Оле.

Робко, двумя пальцами Оля взялась за стебелек. Ромашка была настоящая. Не мыслеформенная.

– Поняааатно, – загадочно протянул ДС.

– Что понятно? – поинтересовался ИАХ.

– Про хрюкосущность понятно.

– Рад очень. А это к ней послемыслие, моральное, тсзть, начехление.

В своем домашнем бардакеты с миром всем накоротке,а вот на свалке-социалкес собой и с Богом – в перепалке.

Или, прозой выражаясь, лучше самому быть свиньей, чем в свинстве участвовать.

– А другие подсущности или, может, надсущности посещают вас, Иван Афанасич? – спросила Оля.

– Разумеется. Как-то во время психоэкстатического сеанса «Интегросуть» по методу доктора Лопатова подслушал, как подсущность гуру-собака говорит подсущности щенку-ученику о реинкарнаци:

В нашей жизни собачьейвсе не так, все иначе…Потерпи, а потом,глядь, и станешь котом.

На последнем слове последней строчки… Ну да, читатель уже ждет еще чего-нибудь эдакого мыслетрансформенного – ждали, вздрюченные мистическим поросенком, и мы, и в ожидании не обманулись: раздался громкий, довольно-таки противный, а если честно, почти матерный мяв.

Раздался со стороны океана, который окружал нас со всех сторон. И матомяв или мявомат тоже, казалось, со всех сторон нас окружал, как и в жизни, но источника видно не было. Иван Афанасьевич понимающе улыбался. Позвал:

– Хвостик! А ну, подь сюды. Кыс-кыс-кыс.

Хвостика не последовало, но мяв прекратился, и наступила блаженная созерцательная тишина.

Мы осмотрелись. Воды и небеса, небеса и воды… Плотоостров Халявин продолжал тихо плыть, а Океан Настроений жил вокруг своей жизнью, жил и дышал. Летучие рыбы стайкою, словно школьницы, вылетели из набежавшей волны и обдали нас веселыми солеными брызгами. Еле различимо маячил вдали «Цинциннат». Беззвучно, как во сне, прошествовала огромная водяная гора – волна-небоскреб. Шла было на нас прямо, но передумала…

Какая сила, спрашивали мы себя, все это откуда-то вызвала?… Как облекла чувства, мысли, переживания, судьбы целые, жизненные истории – в вещества, в существа, в плотность, в зримость, в слышимость, в ощутимость на ощупь, на вкус и запах?… Неужели все это только игра нашего воображения, забавы фантазии и словесные изыски?

Не думается ли вам иногда, милый читатель, что и тот живой, ласковый и жестокий мир, который нас с вами окружает, от которого мы плоть и кровь – тоже Чье-то воображение, игра или сновидение?…

Негромкое, но отчетливое чавканье, вперемешку с рыкоурчанием: «рррмвавава!.. рррмввууррр!», заставило нас прервать размышления.

Прямо перед нами на скатерти-самобранке сидел кот энциклопедически-помойного цвета, иными прилагательными передать окрас его затрудняюсь. Драный и рваноухий, как уважающему себя коту полагается, сидел кот – и жрал.