Чёрный полдень (СИ) - Тихая Юля

Женщина шумно выдохнула, закатила глаза и, хлопнув себя по бедру, двинулась к дому размашистым шагом.

— Милостивая госпожа, — снова склонил голову мужчина, — могу я предложить вам?..

Я не совсем понимала, что именно он предлагает, — слова путались в ушах и не достигали сознания. В голове всё ещё звучал уродливым эхом оглушительный визг горгулий, переходящий в надрывный, чудовищный вой.

— Идёмте? — он глядел на меня, не мигая.

В этом взгляде мне чудилась угроза. Я облизнула губы, снова обняла себя руками. Коротко кивнула, а странный колдун пропустил меня вперёд на дорожке.

Так мы и шли: я, зябко подрагивая и озираясь, и он, напустив на себя почтенный вид. В доме горел теперь десяток окон, а на крыльце, скрючившись в поклоне, стоял глиняный голем, разряженный зачем-то в пышную зелёную ливрею.

Голем отворил нам двери. Коврика, чтобы вытереть ноги, здесь почему-то не было. Свет больно ударил в лицо, я покачнулась и схватилась рукой за что-то шершавое — это оказалась каменная морда очередного чудовища.

— Мне бы, — мой голос дрожал, — умыться…

Он как будто растерялся, а колдунья отклеилась от стены и бросила недовольно:

— Я покажу вам гостевую уборную.

В гостевой уборной оказалось целых два окна, закрытых витражными стёклами и завешанных шторами, почему-то разными. Она включила верхний свет — в рожковой люстре было шесть белых электрических ламп, — и торшер под бархатным абажуром, открыла шкафчик, в котором ровной стопкой лежали полотенца, поставила на столик невскрытую пачку салфеток.

— Четырнадцатый проводит вас в зелёную гостиную, — сказал она, на мгновение задержавшись в дверях.

Я щёлкнула замком.

Потом рухнула на колени, обхватила руками начищенный до блеска унитаз и вывернула в него полупереваренный ужин и горькую, отвратительно пахнущую желчь.

xlii.

Неприветливую владелицу сотни чудовищ звали Пенелопа Бишиг. Мастер Пенелопа Бишиг, как она подчеркнула; в фамилии ударение на первый слог.

Она была довольно молода — наверняка до тридцати — и сидела в глубоком кресле с идеально прямой спиной и очень недовольным лицом. Вся какая-то жёсткая на вид и болезненно худая, колдунья носила тяжёлую кольчугу и плотную рубашку под ней, пропахшую косметическим средством. Она до странного коротко стриглась и всё время машинально гладила уродливую голову мелкой горгульи, похожей на покрытую чешуёй тумбочку.

Бледный почтительный мужчина оказался её мужем, имел странное имя Ёши и надел на себя конструкцию из трёх слоёв цветастых халатов. Все они были пошиты из гладких, блестящих на свету тканей, которые я не смогла с ходу определить, а верхний был богато украшен россыпью золотистого бисера.

Голем в ливрее прошаркал босыми ногами по паркету, подал чай. Тоненько звякнул поднос. Расписной фарфоровый сервиз, толстостенный заварник, дышащий гречихой и травами, высокий графин с кипятком, молочник и креманка с мёдом, — всё это великолепие расставляли по столу глиняные пальцы.

У голема выходили точные, экономные, совершенно нечеловеческие — и оттого жутковатые движения.

— Меня… — я пригубила чай и облизнула кубы. — Меня зовут Олта, Олта Тардаш из Марпери, это Северное Подножье. Я… прошу прощения, что… побеспокоила вас.

Пенелопа раздражённо фыркнула, а Ёши кивнул и произнёс:

— Неверный свет причинил всем нам огорчение.

Ну, или что-то в этом роде.

Я моргнула и спряталась в чай. Примерно так — наборами пафосных бессвязных слов, — кажется, изъяснялись лунные; по крайней мере, нормальные лунные, не те, что водятся в Марпери.

Ещё его халаты, летящие неудобные тряпки. Неужели этот человек как-то связан с друзами и с теми жрецами, которые выбили вокруг мраморного рыцаря золотые знаки? Он ведь… колдун. У колдунов какие-то свои, колдовские дела.

Хотя что я знаю об отношениях колдунов и детей Луны?

Ёши улыбался светски, но глаза у него были холодные.

— Я лишь хочу подчеркнуть, — почтительно сказал он, — что вы желанная гостья в нашем доме, госпожа Олта. Моя супруга не знает символики Луны и оттого не признала в знаках на вашей голове мендабелё, и лишь это в корне этого скорбного недопонимания, которое…

Я механически кивнула. Мендабелё, надо же. Вот как называется эта штука. И что же — он может что-то в ней прочесть? И он упоминал жрецов…

— Чем мы можем помочь вам, прекрасная госпожа?

— Я… мне нужно увидеть склеп. Ничего больше. Я ищу… друга. По поручению. Он лежит в склепе. Так мне сказали.

Хозяева обменялись взглядами: Ёши смотрел с укоризной, Пенелопа снова закатила глаза и раздражённо дёрнула плечами. По-видимому, так они пришли к какому-то согласию, потому что она встала и мотнула головой в сторону двери:

— Пойдёмте.

Я отставила чай, который так и не успела распробовать, и встала тоже.

— Род Бишиг, — сухо говорила Пенелопа, отпирая тяжёлые двери, а следом за ними ещё одни, — берёт начало на материнской земле, и Кодекс сохранил однозначные указания на то, что наш дар был известен ещё во времена мёртвого камня. Имя рода не имеет значения в изначальном языке, что подчёркивает его иномирное происхождение. Благодаря жертве страстноисточной Ликасты Бишиг мы по сей день черпаем…

В коридорах пахло затхлостью и тараканьей отравой. Может быть, это и к лучшему, что горгульи остановили меня у забора. С улицы особняк не казался таким огромным, и я не могла даже предположить, что внутри обнаружится такое хитросплетение ходов.

— Возьмите фонарь и держитесь за перила.

Лестница была крутая и старая, и в центре каждой и без того узкой ступени многие тысячи шагов оставили глубокие вытертые следы более светлого камня. Я вцепилась в поручень и старалась идти по внешнему краю, а хозяйка, кажется, даже не смотрела под ноги. Огонёк лампы трепетал и давал бледный, неверный свет, в котором трудно было разглядеть выщербленные ступени.

— Первые представители рода Бишиг вернулись на материк двести сорок четыре года назад, и уже пятнадцать лет спустя на этой земле был заложен… Здесь нужно немного пригнуться. И прошу вас соблюдать приличия. Это усыпальница нашего рода.

Пенелопа оглядела меня сверху вниз, поджала губы и отвела в сторону нити деревянных бус.

Ох, если бы я была лунным — даже самым оптимистичным на свете лунным, который во всём видит исключительно новые возможности, — я не хотела бы проснуться в таком месте. Даже смотреть сутками на туманный склон и ЛЭП было бы много, много приятнее, чем лежать здесь, потому что лежать здесь… нет, всё же есть великое счастье в том, чтобы быть двоедушницей, упокоиться в земле и стать однажды весенней травой.

В склепе пахло чем-то отвратительно химозным, формалином, спиртом и тошнотворными благовониями, но больше всего — мертвечиной. Слабый запах разлагающейся плоти мешался с запахами горя, страха и слёз.

И они придумали — жить рядом с этим кошмаром!.. От одного этого можно, кажется, заболеть. А ведь кто-то каждый день зажигает в этих лампадках огоньки и ставит цветы, которые вянут куда быстрее, чем если бы рядом было хоть немного жизни.

Я поёжилась и подняла воротник пальто.

— Здесь покоится мой троюродный прапрапрадедушка, — невозмутимо сообщила Пенелопа, положив ладонь на мраморную плиту. — Мастер Гиппокоонт Бишиг, изобретатель человекоподобных големов. Всего до наших времён сохранилось восемь его созданий. Их лица созданы по посмертной маске Дорцея Бишига, старшего сына Гиппокоонта, убитого в юном возрасте из кровной мести. Саркофаги выстроены в хронологическом порядке. Когда умер ваш друг?

Она спрашивала что-то ещё, про имя, возраст и особые приметы, и, поджав губы, выговаривала: в склепе покоятся десятки мертвецов.

Я смотрела на банку.

Стеклянная банка вроде тех, в которых рачительные хозяйки закрывают на зиму брусничное варенье. Только внутри — не варенье: желтоватая жидкость, а в ней застыла пара уродливых распухших червей. Что-то такое делала в заброшенном ателье оракул.