Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

16

— Чё-ё-ё-ё-ё-рт! — в сердцах воскликнул муж (боже, я так легко произношу про себя это слово «муж», но на деле я о нём так совсем не думала) и схватился обеими руками за голову, как будто она у него без этого движения отвалится и закатится куда-нибудь под кровать, откуда достать её, тем более без зрения, будет ой-как сложно. — Матвеева, значит?..

Больше нет, благодаря тебе, милый.

А потом с его стороны кровати начали раздаваться всхлипы. Он что, плачет?.. Ревёт? Если только белугой. А нет, оказывается хохочет. Причём весьма истерично. Это я должна сейчас биться в истерике!

Шерхан согнулся пополам и во весь голос загоготал. Какая же слабая у парня психика. И неустойчивая. Хотя неудивительно — с таким-то темпераментом. Внезапно он свалился с кровати в объятия мягкого ворса ковра, что его не остановило, истерия продолжилась даже на полу. Я, ловко проскочив через Сеню, сидящего посередине, заглянула под кровать, мерно качающуюся на волнах от недавнего ускорения, которое было дано ей упавшим телом накачанного парня, и невольно залюбовалась своим принцем. Именно сейчас на принца он был похож менее всего. Скорее, на психа, чей мозг уже давно в отключке. Вот псих психом, а такой красавчик. За ним наверно толпы девчонок ходят, выстраиваясь в строй.

И всё равно он убожище! Обманул меня и женил на себе. Это недостойно джентльмена. Но судя по реакции, для него наша свадьба такая же новость, как и для меня. Я в шоке. Только я от шока становлюсь безвольной рыбой, а он, наоборот, чересчур активным зайцем из рекламы батареек «Энерджайзер». И это моя судьба? Нет, серьёзно? Судьба? По-моему, это чья-то шутка. Злая-презлая.

— Твой муж похоже немного того… — многозначительно повертел пальцем у виска братишка.

— Похоже, — подтвердила я общеизвестный факт.

— Я может пойду? — тут же вновь предложил брат, какой уже раз по счёту, но сейчас я согласна была его отпустить — всё, что было, он нам рассказал. Надеюсь, всё.

Я кивнула.

— Окей, пока. Фотик. Сегодня, — вслед за мной перекинулся через край кровати Сеня и ткнул пальцем в хохочущего медведя, напомнив о сделке.

Медведь мигом трансформировался из заливающегося истерикой в грозного и устрашающего и схватил Сеньку за шкирку, вперив в него немигающий взгляд ярко-голубых глаз. Такой нереальный, но по-своему красивый и завораживающий, цвет лазурного моря. Тёплого, прогретого нещадным солнцем, и даже в гневе не знающего льдов. А сейчас он был очень зол. Чуть ли не искры из глаз летят.

— Ты сейчас наврал, да? У тебя фантазия шибко активная, да? — прошипел он ему в лицо.

Сеня стушевался, но виду не подал. А с весьма достойным видом отрицал, резко мотая головой из стороны в сторону.

— Уверен?

Теперь он стал кивать китайским болванчиком.

- @Нецензурная речь@! — не стал сдерживать бурных эмоций Шер.

Да что ж такое? Что ни слово мат. Мат на мате и матом погоняет. При девушке, при ребёнке. И не совестно ему? Кажется, не совестно. Лишь бы братика мне не покалечил, эгоцентричный, нахальный гад. Судьба моя. Он — моя судьба? Эта провидица, Леди Га, теперь я вспомнила её имя, сказала, что когда засверкает лоза, я найду то, что искала, но, главное, не упустить, не обменять, не предать. Лоза — это моя татушка, совершенно точно. Она зафосфоресцировала, то есть засверкала. Но что я искала? Замужество? Я не искала, но, верно, где-то на подсознательном уровне всегда хотела любви. Может это и засчитывается в пользу «искала»? Наверное, так. А вот то, что я его не упустила — точняк! Схватила и привязала самыми крепкими узами — узами брака. Значит, нельзя его предавать и обменивать, ха! Я бы с удовольствием обменяла. На версию без мата. И с чувствами ко мне. Но я к нему любовью не пылаю, или пылаю, но интуитивно? Как понять?

— Ты не рад? — не нашла ничего лучше я, как спросить.

Моё сердце бухнуло в предсмертных конвульсиях, потому что его взгляд, буравящий дыры величиной с пушечное ядро, с мелкого был переведён на меня. Меня, жуткую трусиху, это повергло в состояние эпилептической трясучки. Надо как-то разрядить обстановку, но как это сделать оставалось для меня тайной. Может анекдот рассказать? Колобок повесился. Ха-ха. Убойная шутка. Убийственная просто. Он меня после неё точно убьёт, повесит. А я разве виновата? Да, я виновата в том, что перебрала с алкоголем, что ведусь на все предложения, тем более идиотские, что я такая лопушинка, как называл меня ласково Егор. Эх, нет во мне железного стержня.

Артём отпустил Сеню и одарил меня хищным оскалом и приторным, как бочка мёда, голосом произнёс:

— Рад. До жути.

Это мне сейчас до жути. До жути страшно!

Неуравновешенный, беспокойный, мятежный — краткий список его характеристик. Самое первое, конечно, что он псих, а дальше остальные красочные эпитеты. Мне оправданно страшно. А что мне ждать от него? Что он будет счастлив обручиться с неизвестной девушкой и будет на руках её, то есть меня, таскать? Нереал. Бесподобнейшая чушь. Скорее, он меня убьёт, одним взмахом обрушит на мою бедную хрупкую головушку свой железный кулак — и всё, нет человека. Он же неадекватен. Он меня точно убьёт. А труп закопает. Сначала изрежет на мелкие кусочки.

Я зажмурилась, всхлипывая от ожидаемой скорой кончины, и уже даже ощутила, как его стальные оковы берут меня в крепкий захват, чтобы задушить, но на деле — для того, чтобы разрядить атмосферу, им же, кстати, и нагнетённую, обняв и прижав к сердцу.

Умильно, конечно, прижать к сердцу, как маленькую крошку, обижаемую в детском садике детьми-садюгами. Это если не брать в расчёт, что он и дети-садюги, и дружеское плечо в одном лице. Только почему моё лицо насильно уткнуто в его мощное плечо и у меня нет способа дышать? Типа, заткнись, женщина, без тебя тошно? Мне самой тошно! А ещё моя рука. Эй, мистер, она в гипсе и ей не очень приятно обжиматься!

— Слушай, детка, — тем же приторным голосом, но с успокаивающими нотками, продолжил муж (а я думала, у него ко мне чувства сочувствия…), — ты ведь не плачешь, нет?

Оказывается, этого гада интересует, плачу я или нет. Он решил, что я сейчас разревусь. Им совсем не движет сострадание и милосердие, а хитрый расчёт, чтобы потом не пришлось успокаивать разбушевавшуюся мятежницу. Значит, он из тех, кто на дух женские слёзы не переносит. В кои-то веки я может быть и отступила от правил, поиздевалась над ним, не ему же одному это делать, но плакать не умею. Какая жалость!

Я сказала «нет», но и сама не поняла, что пробубнила в грудь Шерхану, потому что он отнимать мою в его фантазиях обливающуюся слезами голову от груди не спешил. Тогда я попыталась высморкаться. Ух ты, хвалёная реакция вновь проявила себя. Я снова одна на кровати, а Шер стоит рядом и старательно вглядывается в моё лицо.

— Я не плачу, — гордо известила я его.

— Супер.

— Пупер.

— Ну, и чего ты такая мрачная? Я, кстати, крутая шишка…

— Крутышка ты, — соединила я два слова в одно, сарказм типа.

— Да, это в точку, — не оценил он, принимая слова за чистую монету.

Дорогой, ты просто не знаешь, что я про тебя говорю молча.

Мне надо влюбить в себя этого зазнайку, неожиданно пришла в мою больную голову идея. Надо это сделать, потому что пророчество именно об этом. Но у меня же совсем нет опыта. У Леськи что ли помощи попросить? Нет, я не смогу ей рассказать, что случилось. Мне стыдно!

Мысли скачут в совершенном беспорядке.

— Значит, мы женаты… — у тебя у самого тон мрачный, а ещё на меня клевещешь, морда уголовная.

С подобным количеством нательных росписей — точно уголовная. На локтях непонятные надписи, на плече проволока колючая, на другом — змеёныш, обвивающий до самого горла, пламя огня, воющий волк, солнечная система под ухом. На груди снова надписи и дракон, выдыхающий струю огненного пламени, на кубиках пресса опять загогулины какие-то, ноги также вытатуированы причудливыми узорами, аккуратно огибающими мышечную массу, обтянутую загорелой кожей. Не тело, а арт-книга. И к чему так коверкать себя? Состаришься, а твои рисунки сморщатся вместе с тобою, и будешь смотреться совсем не айс. Я считаю, природная естественность в тысячу раз лучше этой уголовной живописи.