История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции - Сергей Нефедов

рис. 3.3. Динамика душевого оброка в Пензенском имении А. Б. Куракина (с. Архангельское).[638]

В контексте демографически-структурной теории резкое перераспределение ресурсов в пользу элиты означало значительное сужение экологической ниши народа – несмотря на то, что земли на Черноземье было достаточно. Сужение экологической ниши привело к падению потребления и в теории могло привести к голоду и кризису наподобие тех кризисов, которые раньше происходили вследствие перераспределения ресурсов от народа к государству.

Суть трансформации структуры 1760-х годов заключалась не только в «освобождении» дворян и перераспределении доходов – ее обратной стороной было отягощение крепостного состояния крестьян. По словам И. Д. Беляева, манифест 1762 года «окончательно порешил судьбу крестьян и обратил их в полную исключительную собственность помещиков».[639] В. О. Ключевский также говорит о том, что крестьяне стали «частной собственностью помещика», а помещики превратились в «рабовладельцев».[640] Обессилевшая монархия уже не могла регулировать отношения между сословиями и защищать крестьян от притязаний помещиков. В 1765 году Екатерина II предоставила помещикам право без суда и следствия отправлять своих крестьян на каторгу, то есть применять наказание, которое давалось только за самые тяжкие уголовные и государственные преступления. В 1767 году крестьянам было запрещено жаловаться на помещиков, и попытки обращения за справедливостью стали квалифицироваться как преступления.

Иногда утверждается, что крестьяне и раньше не имели права жаловаться на помещиков, что этот запрет был введен еще Уложением 1649 года[641] Однако это не так Уложение (II, 13) запрещает принимать «изветы» т е доносы крестьян на владельцев, исключая случаи государственных преступлений Но «челобитная», т е жалоба не была «изветом», и до Екатерины II такие челобитные принимались, хотя часто не имели хода в низших инстанциях Со времен Петра указы запрещали подачу жалоб государю в обход инстанций Указ 19 января 1765 года назначал уголовные наказания за подачу прошений на Высочайшее имя Указ 22 августа 1767 года запрещал подачу крестьянских челобитных не только императрице, но и в другие инстанции Составителям и подателям челобитных грозило наказание кнутом и бессрочная ссылка на каторгу в Нерчинск с зачетом помещику рекрута[642]

Помещики прямо называли своих крестьян рабами – и сама Екатерина называла их рабами в Наказе Уложенной комиссии.[643] Когда известный поэт А. П. Сумароков стал возражать, утверждая, что «между крепостным и невольником есть разность: один привязан к земле, а другой – к помещику», Екатерина воскликнула: «Как это сказать можно, отверзните очи!»[644] Однако желание «прилично выглядеть» перед Европой побудило императрицу в 1786 году запретить использовать слово «раб» по отношению к своим подданным – хотя в секретных документах и приватных беседах императоры часто называли крестьян рабами.[645] Ввиду цензурных требований русские историки были вынуждены избегать упоминаний о рабстве и называли помещичьих крестьян «крепостными». Приглашенный преподавать в Харьков немецкий профессор Шад осмелился написать (на латинском языке) книгу, в которой клеймил рабство – и был немедленно выслан из России.[646] Академик А. К. Шторх, в начале XIX века упорно доказывавший тождество «крепостных» и рабов, так и не смог опубликовать своих работ на русском языке.[647] Известный правовед и экономист Н. И. Тургенев смог опубликовать свою книгу «Россия и русские» в Париже. «Слово „раб“ вызывает столь ужасные и отвратительные представления, – писал Н. И. Тургенев, – что видя несвободного русского крестьянина, пожалуй, не решишься так его назвать… Однако если вспомнить, какой властью над своими крепостными обладают… помещики, то определение рабство становится единственно возможным…» (выделено Тургеневым).[648]

Впоследствии на тождество «крепостных» и рабов указывали некоторые либеральные историки, в том числе П. Б. Струве.[649] Однако В. И. Ленин заявил, что феодальный строй России отличался от рабовладения именно тем, что при нем «крепостник-помещик не считался владельцем крестьянина как вещи».[650] Поэтому историки-марксисты в подавляющем большинстве отрицали рабовладельческий характер крепостного строя. Лишь немногие из них осмеливались противоречить В. И. Ленину. «Но во второй половине XVIII века помещики не случайно называли своих крестьян рабами, – писал М. Т. Белявский. – Они продавали крестьян без земли и в розницу… Крепостной не мог вступить в брак без согласия помещика… Но помещик не только определял семейные отношения крестьян. Он безнаказанно бесчестил их жен и дочерей, создавая настоящие крепостные гаремы и возрождая отвратительные нравы рабовладельцев в отношении своих рабынь. Неограниченный произвол помещиков, простиравшийся на экономическую деятельность крестьянина, его юридическое положение, его имущество, личность и семейные отношения был юридически оформлен и узаконен…»[651]

Что же касается зарубежных историков, то тождество русского крепостничества и рабства не вызывает у них сомнений – в качестве примера можно привести труды П. Колчина, М. Раева, А. Лентина, Дж. Блюма, Б. Муравьева, Е. Домара, Э. Хобсбаума и многих других авторов.[652] М. Раев пишет, что не только экономическое положение рабов, но и их юридическое состояние было ужасным.[653] Дж. Блюм отмечает, что законы Екатерины II низвели положение крестьян «до уровня правового статуса американских негров».[654] Б. Муравьев квалифицирует социальную систему, «характеризуемую свободой дворянства от обязательной службы и рабским положением крепостных» как «наиболее одиозную форму государственности» и называет ее «социальным феодализмом».[655] Э. Хобсбаум, оценивая положение русских крестьян, подчеркивает, что «рабство было настолько велико, что крестьянин приравнивался к движимому имуществу».[656]

Отягчение крепостничества сказалось и на положении солдат. При Петре I помимо пайка солдату платили три копейки в день, на которые можно было купить 9 кг хлеба, при Екатерине II на дневное жалование можно было купить только 1 кг, но и эти малые деньги обычно присваивали офицеры, которые считали солдат своими крепостными. За малейшую провинность, и просто по прихоти офицеров, солдат жестоко истязали, нанося сотни и тысячи ударов шпицрутенами. В своей ненависти к офицерам солдаты были готовы на все: «За свою отдачу рекруты всегда дышат… самым злодейством и мщением», – писал П. Панин.[657]

Таким образом, трансформация структуры в 1760-х годах привела к резким изменениям в отношениях элиты и простого народа, к крайнему отягощению крепостничества, принявшего формы, практически неотличимые от рабства.

Переход помещиков к предпринимательской деятельности и порабощение крестьян были отражением той трансформации структуры, которая произошла в России в середине XVIII века. До этого времени в России господствовала этатистская монархия, и все сословия были обязаны службой государству. В соответствии с порядком, установленным в XVI веке, владение поместьями и вотчинами было обусловлено тяжелой военной службой; крестьяне были государственными подданными и повинности, которые они несли в пользу дворян, были государственным вознаграждением дворянам за их службу. Эта социальная система коренным образом отличалась от западноевропейской; в Европе дворяне уже давно были никому ничем не обязанными землевладельцами, частными собственниками, земельной буржуазией. В Пруссии и в Польше – и в российской Лифляндии – эта буржуазия вела крупное товарное производство, и там существовали огромные барщинные латифундии, фольварки, которые производили хлеб на экспорт. В погоне за прибылью польские помещики постепенно увеличивали повинности своих крестьян и в конце концов превратили их в рабов. По определению, раб – это собственность другого человека. «Сидящие на земле и отбывающие барщину подданные не только сами, но и со своим потомством составляют собственность помещика», – писал известный правовед Теодор Островский.[658] В качестве сельского судьи пан обладал над своими крестьянами «правом жизни и смерти», «jus vitae ac necis». «У нас без суда и часто без должной причины можно повелеть казнить своего мужика», – свидетельствует король Станислав Лещинский.[659] В Пруссии закон не позволял лишать крестьянина жизни, но и там помещики подвергали своих крестьян жестоким наказаниям, продавали их без земли и считали своей собственностью.[660]