Ультиматум губернатору Петербурга - Андрей Константинов

— Че? Назад ее вести?

Дуче опять не ответил, опустился на стул. Вести Наталью назад нет никакого резона. Более того, он уже знал, как именно с ней поступит. Но это будет потом, после получения денег.

— Что будем делать, Пернатый? — спросил Мишка после долгого молчания.

Столбик пепла упал с сигареты и лег на скатерть. Было в этом что-то символическое… погребальное что-то. Так думать не хотелось, но дурные мысли лезли сами. Они крались, как стайка голодных мышей, почуявших запах сыра.

— Не знаю, — выдохнул вместе с дымом Леха. — Не знаю.

Снова повисла тишина. Оба бывших морпеха понимали, что шансов разыскать Наталью своими силами у них нет. Совершенно определенно прорисовывался только один реальный вариант: идти с повинной в РУБОП или в ФСБ. Возможно, там что-то сумеют. Сизый сигаретный дым, плавая в воздухе, образовывал витиеватые письмена, и Птица читал в них свою дальнейшую судьбу: КПЗ, допросы, набитая людьми камера, суд, этап, зона. Сигаретный дым стелился колючкой запретки, раскрывался оскалом овчарки и подписью судьи под приговором. Когда-то Птица дал себе зарок: в тюрьму он больше не сядет. Никогда. Теперь, когда безработная Натаха ждет ребенка, это тем более невозможно. И тем не менее другого выхода нет, нужно идти в РУБОП.

Мишка и Леха молча курили, когда раздался звонок в дверь. Они переглянулись. Снова раздался звук гонга из прихожей. Гурецкий пожал плечами и пошел открывать.

— Спрячься в ванной, — сказал он. — На всякий случай.

Птица прошел в ванную. На натянутой в несколько рядов леске висели его джинсы и черная кожаная куртка. Он прижался ухом к двери и услышал звук открываемого замка. Спустя несколько секунд мужской голос произнес:

— Здравствуйте. Мне нужен Гурецкий Михаил Александрович.

— Я и есть, — ответил Мишка. — Чем обязан?

— Федеральная служба безопасности, — сказал невидимый мужчина. — Моя фамилия…

Фамилии комитетчика Птица не услышал. Вот и все, подумал он, вот и все. Он привалился спиной к кафелю и медленно опустился на корточки. Вот и все! Он не ощущал боли в затылке, он вообще ничего не ощущал.

А еще через несколько секунд невидимый сотрудник ФСБ назвал его фамилию. За картонной дверью ванной Птица уловил окончание фразы:

— …Воробьев Алексей Дмитриевич. Вы ведь вместе служили, верно?

— Верно, — ответил Мишка спокойно. — А что, собственно, случилось?

— Ничего. Есть потребность задать несколько вопросов.

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Вы, Михаил Александрович, поддерживаете со старым сослуживцем отношения?

— Да, конечно… Вот на День ВМФ встречались, отмечали…

— Ага, понятно. Наш интерес вызван вот каким обстоятельством: Алексей мог стать свидетелем одного происшествия. И у нас есть к нему вопросы, но он со вчерашнего дня дома не появлялся. И его жена тоже исчезла.

— Он не женат, — сказал Мишка.

— Тем не менее со своей соседкой, Натальей Забродиной, они состоят в фактическом браке. Вы, кстати, с ней знакомы?

— Да, конечно.

— Так вы, Михаил Александрович, не подскажете, где может быть Алексей?

— А хрен его знает, где он может быть. Сидя на корточках в ванной, Птица представил, как Сохатый пожал плечами. Значит, комитетчику уже известно о его причастности к взрыву… Но откуда? Об этом мог знать только Дуче и Прапор. Оба убиты в перестрелке с ФСБ. По крайней мере, таковы выводы Мишки… два трупа под простынями… А если не убиты? Тогда чьи это трупы? Или все-таки убиты, но предварительно допрошены? Ерунда, так не делают. А откуда ты знаешь, как они ЭТО делают? Как-то Наталья прочитала в бульварной газетенке, специализирующейся на сплетнях и липовых сенсациях, интервью с офицером секретного отдела ФСБ. Анонимный палач рассказал, что мораторий на смертную казнь не распространяется на особо опасных террористов и предателей. Приговоры выносятся и приводятся в исполнение негласно. Для этого в недрах безопасности есть особая, строго засекреченная группа офицеров… Леха тогда посмеялся и сказал, что раз уж это все так засекречено, то какого черта? Чушь все это, Натали! Сейчас он уже не был так уверен в своих словах. Но как? Как могли на него выйти?

— А все-таки, Михаил Александрович? Подумайте хорошенько, — продолжал комитетчик, — где может находиться ваш приятель. Встреча с нами в его же интересах.

— Но я действительно понятия не имею, — Мишкин голос звучал искренне.

— Очень жаль… А давно вы виделись в последний раз?

— Я уже говорил — в День ВМФ.

— После этого не встречались?

— Нет.

— А по телефону не доводилось общаться?

— Да как-то не пришлось…

— Еще пару вопросов, Михаил Александрович. Скажите, а кого из знакомых Воробьева вы можете назвать?

— Собственно, никого. Впрочем, в Питере живет еще один наш однополчанин, Борисов Игорь. Телефончик могу дать, имеется.

— Спасибо, с Игорем я уже встретился.

— Что Игорь говорит? — поинтересовался Мишка.

— Он тоже не в курсе. Больше никого не можете вспомнить? Может быть, в разговоре он кого-либо вспоминал? Терминатора, например?

— Нет, не припомню… Терминатора? Нет.

— Жаль, но все равно спасибо. Если вдруг вы увидите Воробьева, — комитетчик сделал паузу, остро посмотрел на Гурецкого, — или что-то вспомните, позвоните. Вот телефон.

— Нет вопроса, — ответил Мишка. Уже в дверях следователь ФСБ обернулся и негромко, доверительно сказал Гурецкому:

— Да, вот что, Михаил Александрович, вы, пожалуйста, сохраните наш разговор в тайне. Вы служили в войсках специального назначения, так что понимаете…

Михаил Гурецкий заверил следователя в полном понимании. Щелкнул фиксатор замка, и через несколько секунд Сохатый открыл дверь ванной. Птица продолжал сидеть, привалившись к стене.

— Все слышал? — спросил Мишка.

— Почти.

Мишка присел напротив, прислонился к косяку. Он был серьезен, спокоен, собран. Глаза смотрели внимательно и строго.

— Как они на тебя вышли, Леха?

— Не знаю… Какое теперь это имеет значение?

— Имеет. Ты говорил — никто, кроме Дуче и Сапога, тебя не знает. Оба убиты…

— Ты в этом уверен? Ты ж трупов-то не видел…

— Трупы видел, вот только не знаю — чьи. Кто такой Терминатор?

— Неважно. Спасибо, Мишка, пора мне.

— Куда?

Птица молчал. Перед глазами вновь встала стена леса за ржавой решеткой производственного корпуса. И слепящий луч прожектора, и строй зэков на лютом морозе… перекличка. Он услышал свой собственный голос, хриплый от простуды… лай псов… и голос Генки… Стоп! Голос Генки!… Ах, муж! Даю трубочку. Неужели… Финт? Не беспокойся попусту. От тебя зависит. Да, Финт!

— Леха, — сказал Гурецкий. — Леха, ты что? Плохо тебе?

— Нет, Миха, — ответил Птица. — Мне уже почти хорошо.

Мишка смотрел с сомнением.

Из Приозерска до озера добирались около часу. Почти сразу за КПП погранзоны повернули на грунтовку. Неплохая вначале дорога вскоре превратилась в разбитую колею, залитую водой. УАЗ с офицерами БТ шел уверенно, а «волге» с двумя операми УР, Аллой Лангинен и старшим лейтенантом Крыловым за рулем было несладко. Они ехали первыми, Лангинен показывала дорогу. Без колебаний она выбирала направление на довольно многочисленных развилках.

— Вы уверены, Алла? — иногда спрашивал Павел.

— Да, — спокойно отвечала она.

— Как же вы тут на «восьмерке» проползали?

— Летом дорога лучше была.

Голый осенний лес выглядел мрачновато. Кое-где мощные мохнатые лапы сосен смыкались, образуя зеленые арки. Иногда маленький караван огибал обломки скал, огромные валуны. Синева озера проблеснула между стволами неожиданно.

— Вот там, — сказала она. — Меньше километра осталось.

Крылов остановил машину, заглушил двигатель. Сзади затормозил УАЗ. Почти одновременно выпрыгнули четверо человек в камуфляже и с автоматами, подошли к «волге».

— Здесь, — негромко сказал Паша в опущенное стекло «волги».

— Показать отсюда сможете? — спросил у Алки Реутов.

— А тут можно ближе подъехать, — наивно ответила она. — Дорога дальше хорошая.

— Нет, Алла Юрьевна, ближе не получится.

— Но я на каблуках… я не могу по камням пешком. Здесь, наверно, с километр будет.

— А вы никуда и не пойдете, — сказал Паша. — Мы с вами остаемся в машине.

Алка уже начинала тревожиться. Вид четырех серьезных мужиков с автоматами вокруг автомобиля, шум ветра в ветвях деревьев создавали атмосферу скрытого напряжения. Приключение, начавшееся с неожиданного появления в гостиничном номере ухоженного сотрудника консульства, привело провинциальную парикмахершу на угрюмый берег карельского озера. Вместо галантного европейца Игоря Лапина на нее требовательно смотрел капитан Сашка Реутов. Когда он улыбался, открывались золотые коронки, и вид у Сашки становится совсем разбойничий. Он почему-то внушал Алке страх.