История Рай-авеню - Дороти Уннак

— Ты великолепная девушка, Меган.

— Я говорю серьезно, — в ее зеленоватых глазах появились слезы, и он обнял ее, слегка тряхнул за плечи. — Я хочу… я только хотела бы… Пожелай нам обоим успеха в нашей будущей работе, Тим. Все будет отлично.

Затем она сделала ему прощальный комплимент:

— Ты очень славный парень, Тим. Удачи тебе в жизни.

Она позвонила тете Катерине, которая согласилась немедленно увидеться с ней.

Катерина встретила ее в коридоре. Меган вышла из лифта и бросилась в объятия своей тети.

Старик был на Род-Айленде, в Провиденсе. Жил там в своем особняке. К нему туда приехали его дети. Катерина оставалась одна в просторной квартире на Риверсайд-Драйв.

Тетя провела ее через комнату для прислуги, и они устроились на кухне.

— Сначала выпей чаю. У нас масса времени, чтобы поговорить.

Избегая смотреть в глаза Катерине, Меган дула на горячий чай. Сделала глоток, обожглась и поставила чашку на стол.

— Посмотри на меня, Меган.

Катерина слегка прикоснулась к щеке девушки.

— Как далеко это зашло? — спросила она.

Это качество Меган любила в тете больше всего. Та просто хотела знать, в чем суть проблемы. Все остальное ее не интересовало.

Через два дня, субботним вечером, Меган сделала аборт в маленькой спальной комнате просторной квартиры.

Комнату приготовили таким образом, как им было сказано во время короткого телефонного разговора. Свет должен падать сверху, кровать хорошо освещена. Нужны плотные простыни, клеенка, ведро, мыло, чистые полотенца, гигиенические салфетки. Врачей было двое. Меган видела, как они брали деньги и аккуратно их пересчитали. Катерина так и не сказала ей, сколько заплатила.

Они вошли в спальню, не глядя на Меган, которая, вся напрягшись, сидела на краю кровати. Сняли свои темные пиджаки, взглянули на нее и сказали, чтобы она прекратила пялиться на них.

Уложили ее. Ноги, согнутые в коленях, привязали простынями к спинке кровати. Один из врачей резко подстелил под нее клеенку. Другой сунул ей полотенце и сказал, чтобы затыкала им себе рот, когда начнет кричать от боли. Он повернул ее голову к стене.

— Я же сказал, чтобы ты не смотрела на нас. Если хоть раз крикнешь, — говорил он грубым голосом с иностранным, каким-то непонятным, акцентом, от которого слова звучали еще более угрожающе, — только один звук, и мы тотчас же уйдем отсюда. Немедленно. Поняла?

— Да.

Они сделали ей какой-то укол, от которого закружилась голова, но она все равно чувствовала боль, которую причиняли металлические инструменты, проникающие в ее тело. Она чуть не вскрикнула и заткнула рот полотенцем. Один из них сказал: «Ни звука. И без того трудно делать аборт из-за увечной ноги». А другой добавил: «Держи свою ногу, она падает вниз, как лапша».

Она испытывала страшную боль. Казалось, это никогда не кончится, но продолжалось все только несколько минут.

— Ну, вот и все, — сказал один из них. — Где ведро?

Она услышала, как что-то бросили в ведро: «шмяк».

— Где туалет?

Она уловила тихий голос тети, а потом увидела возле себя потное лицо одного из врачей.

— Ты изучаешь медицину, а? Хочешь посмотреть на плод? — Он засмеялся. — Это тебе пригодится в учебе. Славная рыжеволосая девочка.

Она слышала, как ругается Катерина. На минуту потеряла сознание, затем пришла в себя, чувствуя слабость и головокружение. Чувствовала, как из ее тела сочится кровь, ощущала полотенце, зажатое между ног. Они дали ей какие-то таблетки и сказали, чтобы постаралась уснуть. Все было кончено.

Когда врачи ушли, Катерина подошла к ней, приложила ко лбу прохладный компресс, провела влажной тряпочкой по пересохшим губам, потрепала по волосам. Меган открыла глаза.

— Слушай, Меган. Все это гнусное вранье. Никакого ребенка там не было, никакой девочки. Просто окровавленный шматок. Клянусь тебе.

Меган знала, что Катерина говорит правду. Ведь не прошло еще и шести недель. Она знала, как формируется плод.

Но она также знала, что ее теперь вечно будет преследовать образ крошечной девочки, похожей на нее, которую вырывают из ее утробы и бросают в унитаз.

Глава 5

Демобилизовавшись из морфлота, лейтенант Данжело поступил на ускоренные подготовительные курсы при Фордхэмском университете и закончил их через год. К огорчению своих преподавателей, он решил продолжать образование в Колумбийской высшей юридической школе.

— Я всю жизнь учился в католической школе, — сказал он своему преподавателю, монсиньору Макнати. — Но в морфлоте увидел такое, что потрясло мое мировоззрение. Хочу продолжить обучение в светском учебном заведении.

— Так, значит, ты был плохо подготовлен к жизни, Данте, учась в католической школе?

Он знал: что бы он ни ответил, этот стройный седовласый старый иезуит со сверкающими глазами будет обижен. Не хотелось спорить с ним. Священник мог приводить любые доводы, но он сделал свой выбор, и кончено.

Священник, который очень хорошо знал Данте, пожал плечами.

— Что ж, я ведь прошу тебя оказать мне одолжение. — Он увидел, что Данте хмурится, и засмеялся. — От этого твоя жизнь не изменится. Я только прошу, чтобы ты посвятил мне один вечер. Нам пришел запрос из Мэримаунта, они приглашают лучших выпускников на бал. Пусть это будет последним этапом твоего католического обучения.

Все выпускницы женского пола на балу были на несколько лет моложе приглашенных молодых людей из Фордхэма и школы св. Джона. Девушки не тронуты войной. Юноши проявляли себя по-разному — некоторые относились ко всему с безразличием, и это было написано у них на лицах, другие хвастались, третьи же просто веселились и получали удовольствие от общения с невинными выпускницами католических школ.

Данте сразу же понравилась одна высокая, стройная девушка. Ее звали Люция-Бианка Сантини. Ей был двадцать один год, и она изучала иностранные языки — французский, итальянский и испанский, и уже работала переводчицей при ООН.

Она была самой интересной девушкой, с какой Данте когда-либо встречался — высокая, стройная, с красивым лицом: прямой правильный нос, хорошо очерченный подбородок. Губы у нее полные и розовые. Волосы черные — под цвет глазам, которые неотрывно смотрели на вас во время разговора.

Они станцевали один танец и после этого отказывали всем, кто приглашал их. Она говорила тихим голосом и была совершенно спокойна, в отличие от других девушек, которых он знал: те вечно суетились и нервничали. Она не старалась понравиться ему, не вела себя так, будто она какая-то особенная, не скрывала свою подлинную сущность, чтобы предстать такой, какой хотелось ему.

Они говорили о том, где учатся, и о своих планах на будущее. Она считала, что Данте правильно поступил, что решил продолжить образование в Колумбии. Фордхэм был слишком провинциален. Она проявила истинный интерес к его рассказам о службе в морфлоте и о боевых действиях в районе Тихого океана. Он не хотел изображать из себя героя, но не мог не рассказать ей, что после того как их корабль торпедировали, он помог двум раненым товарищам добраться до острова, занятого врагом. Как был в отчаянии, обнаружив, что один из моряков мертв, а второй умирал. Он рассказал, как его самого ранили и чуть не взяли в плен, а потом он жил в джунглях, на территории, оккупированной японцами. Это была настоящая борьба за выживание. Тогда он вовсе не был похож на молодого человека, танцующего на балу с невероятно красивой девушкой.

Она не вздыхала, не моргала, не гримасничала. Лишь пристально смотрела на него и слушала. Они оба чувствовали, что сейчас закладывается фундамент их совместного будущего.

Люция-Бианка жила в крепком доме из восьми комнат, находящемся на Пелхам-Паркуэй, в Бронксе. Отец ее был вдовец по имени Альдо Сантини. Занимался поставкой вина. Она представила Данте отцу тем же вечером после бала, когда молодой человек привез ее домой в такси. Отец был высоким мужчиной, очень худым, с необыкновенно вогнутым лицом, длинным носом, плотно сжатыми губами, небольшими усами и бородой. Дочь унаследовала от него большие черные глаза. Волосы у него тоже черные, но бакенбарды уже седые. Он не был красивым человеком — слишком худ, — но в облике проглядывало что-то симпатичное. Движения его грациозны. Пальцы рук длинные, а на ногтях маникюр. Казалось, он не шел, а скользил по полу. Все его движения и жесты очень точны и как бы спланированы заранее. Он был совершенно спокоен и обладал острым проницательным умом.

Данте не мог часто видеться с девушкой, потому что большую часть времени проводил в Колумбийской высшей школе, но они все же встречались иногда вечерами, когда она заканчивала работу в ООН, а он — заниматься в библиотеке. Они гуляли, ходили в кино, а случалось, что заходили в недорогой ресторан. Разговаривали друг с другом и получали от общения большое удовольствие. Ему с ней было интересно. Временами она даже помогала ему разобраться в запутанных вопросах юриспруденции.