История Рай-авеню - Дороти Уннак

Всему велся строгий учет в бухгалтерских книгах — даже количество очков записывалось туда.

Самое ужасное предстояло увидеть в последней комнате. Там грудами лежала всякая обувь. Маленькие ботиночки разных размеров — одни явно принадлежали младенцам, другие — детям четырех-пятилетнего возраста. В бухгалтерской книге было написано — детская обувь. Состояние разных ботинок подробно описано. Чем меньше дети, тем в лучшем состоянии их обувь. Ведь годовалый младенец не так уж много ходит. Ботинки таких детей практически новые. Обувь взрослых была, как правило, в очень плохом состоянии.

Тут же собрана одежда, каталогизированная по размерам. Отдельно мужская, женская, детская и одежда грудных младенцев. В основном жалкие лохмотья.

Полковник передал генералу Эйзенхауэру документы, содержащие договор, заключенный между комендантом Аушвица и текстильной фабрикой, находящейся неподалеку от лагеря, так что на ней вовсю использовался рабский труд. Те заключенные, мужчины и женщины, кто еще не стар и силен физически, не подлежали немедленному уничтожению. Пока у них были силы трудиться, они должны, согласно договору, работать на фабрике.

Эйзенхауэр побледнел, читая этот договор, но ничего не сказал. Молча протянул документы полковнику. Бредли просмотрел и покачал головой.

Паттон быстро прочитал договор и пробормотал себе под нос:

— Надо было вручить его этим негодяям-эсэсовцам. Действовали они эффективно.

Кажется, никто, кроме полковника, его не слышал.

После обмена приветствиями с почетным караулом генералы покинули лагерь. Они только на минуту задержались, пока фотографы делали снимки для истории. На фотографиях Эйзенхауэр выглядел злым, Бредли — удивленным, а Паттон — пораженным.

Их экскурсия так быстро закончилась, будто вообще не начиналась.

Капитан-эсэсовец распустил своих подчиненных, поблагодарив их перед этим за примерное поведение. Американцам в смысле дисциплины было чему поучиться у немцев, по сравнению с кем они были все-таки варварами.

В задание, которое выполнял Бенджамин Херскель, входил допрос офицеров-эсэсовцев из числа военнопленных. Согласно его донесениям, начальство определяло, какое наказание следует назначить тому или иному. Почти с первого дня Бен знал, что выполняет особое задание. Офицеры содержались отдельно от других военнопленных, находящихся в лагере. Судя по их поведению, с ними обращались не так, как с другими.

Сначала Бен думал, что их подвергают допросам перед тем, как отдать под трибунал. Он слышал, что многим нацистам, начиная с занимавших высокие посты, и кончая теми, чьи должности не столь значительны, надлежало ответить за преступления против человечности. Но судя по тем вопросам, с какими ему следовало обратиться к этим пленным, они не должны были предстать перед судом.

Их предполагалось использовать в качестве агентов. Каждый из них утверждал, что у него имеются сведения о планах русского командования. Они все были специалистами в области биологии, физики, математики. Работали вместе с русскими учеными из числа военнопленных. Обладали информацией, которая могла очень пригодиться американцам. Все эти люди должны быть засекречены. После начала сотрудничества с американцами им должны выдать документы на новые имена.

Их участие в тех событиях, что происходили на территории лагеря, было случайностью. Их призвали в армию в ходе тотальной мобилизации, когда немцы уже терпели поражение за поражением. Они были вынуждены заниматься уничтожением людей. Одним словом, их знания нужны американцам. Они знали о русских планах то, чего не знал никто другой.

Да, конечно, они занимались уничтожением людей. Но взгляните на тех, кто остался в живых. Когда эти эсэсовцы прибыли сюда, те люди уже дышали на ладан. Им было приказано — хотя уже и стало ясно, что война проиграна, — очистить лагерь, закончить то, что начато здесь другими. Узники больны заразными болезнями, и контакты с ними были опасны.

Пройдут годы, и мир поймет, осознает в конце концов и оценит то, что пытались осуществить вожди Третьего рейха — освободить Европу от евреев. Цели они не достигли, но проделали большую работу.

Ничего этого не было известно капитану Бену Херскелю. Ведь он еврей. Фактически один высокопоставленный эсэсовец, майор, возражал против участия Бена в этом деле. Он же еврей, и поэтому будет предубежден против немцев. Тот ли он человек, кому следует вести допросы, от которых зависит дальнейшая судьба этих людей?

Полковник спокойно велел майору сообщить своим людям, что они должны сотрудничать с любым американским офицером, выполняющим задание, кем бы он ни был. Это ясно?

Все понятно.

Немцы, с которыми беседовал Бен, были капитанами или лейтенантами СС, и, общаясь с ним, забывали о том, что он еврей. Его немецкий язык безупречен, и он казался хорошим солдатом.

— Я выбрал двоих, — сказал Бен Чарли. — Все нужно устроить таким образом, чтобы было похоже на самоубийство. Мне понадобится твоя помощь в устранении второго — капитана, у которого был приказ убивать узников лагеря уже после того, как война кончилась, и он знал об этом. Он делал это намеренно, это был его последний вклад в дело, в которое он верил. Тут мне потребуется твоя помощь, Чарли. Эти парни думают, что им все сойдет с рук. Абсолютно все. Собираются исчезнуть, у них будут новые документы. Они покинут Германию с помощью Ватикана и нашего правительства. Начнут новую жизнь в Южной Америке. У них будут деньги и свой бизнес. Они собираются жить, Чарли. Им все прощается — убийства многих сотен людей — только за то, что сообщили какую-то информацию о русских, которые перестали быть нашими союзниками и являются теперь врагами. Чарли, я не хочу, чтобы они вышли отсюда живыми, я хочу…

Чарли О’Брайн сохранял выдержку, и его тихий голос успокоил товарища:

— Нужно что-то предпринять, но без риска для наших собственных жизней. Правильно? Говори, чем могу помочь. Я на твоей стороне.

— Вспомни детство, Чарли. Тогда все было так просто.

Чарли покачал головой в раздумье:

— Не совсем так. Если задуматься, то, пожалуй, все обстояло как раз наоборот. Но теперь-то мы не дети. Нужно быть очень осторожными. Скажи, что я должен делать.

— Чарли, ты вырос в семье полицейского. Чему ветеран-полицейский обычно учит салагу?

— Чтобы он был осторожен и не хлопал ушами.

— Чарли, мне нужен немецкий пистолет. Офицерский пистолет с одной пулей. К следующей неделе.

— К следующей неделе. Хорошо.

— Для первого эсэсовца я припас цианистый калий. Чарли, Боже мой, как я рад, что ты здесь.

— Мы — ребята с Рай-авеню, верно?

— Да, мы — ребята с Рай-авеню.

Лейтенант был химиком, который работал над препаратами, способными ослаблять боль во время операции. Ему пришлось вступить в нацистскую партию в тридцатые годы. У него не было другого выбора. Всем следовало вступать тогда в партию. К идеологии это не имело никакого отношения. Он оказался в СС только потому, что там имелось элитарное соединение, в которое входили врачи высокой квалификации. В его задачу входила также разработка препарата, ослабляющего шоковый эффект, которому подвергались солдаты во время сражений, при помощи такого препарата раненых можно было бы скорее возвращать в строй.

В некоторых концлагерях проводились всякие эксперименты. Он слышал об этом, но никогда не принимал в них участия. Он работал, в основном, в лаборатории. Из русских военнопленных общался исключительно с заключенными-учеными. Они вели исследовательскую работу в тех областях, в которых экспериментировали их немецкие коллеги. Некоторые исследования русских в области ядерной физики немцы считали устаревшими, но кое-какие их достижения представляли определенный интерес.

В будущем он собирался работать с американскими физиками. Он узнал кое-что от этих русских.

Что ж, все это когда-нибудь пригодится. А что он делал здесь, в лагере, за неделю до того, как тот был захвачен войсками союзников?

Лейтенант слегка пожал плечами. Он же только ученый. Он отдавал приказы, чтобы лагерь был как можно скорее очищен от трупов. В основном только наблюдал за работой других. Ему самому приказывали.

Сегодня следователь, капитан Бенджамин Херскель, допрашивал его о том, сколько находилось в лагере живых заключенных, когда он прибыл туда за месяц до капитуляции, и какова его роль в уничтожении людей.

Бен несколько раз допрашивал этого человека. Знал о его радужных планах — работа с американскими коллегами. А что он думает о лагере?

О, все это ужасно. Издержки военного времени. Ни он, ни кто-либо из его коллег понятия не имели о том, что творилось в этих концлагерях, пока сами не попали сюда. В начале войны они думали, что лагеря — просто перевальные пункты для высылаемых из страны евреев и других нежелательных элементов.