Четыре друга на фоне столетия - Вера Прохорова

И, как и все люди, испытывая потребность высказаться, делала это во время наших встреч в ее небольшой квартирке на Суворовском бульваре.

А говорили мы с ней обо всем.

— Видите церковь? — спрашивала она меня, указывая на белоснежный храм во дворе своего дома. — В ней крестили Суворова. Потому бульвар так и называется.

Она была очень дружелюбным человеком и быстро сходилась со всеми. Например, пока мы с ней ехали в такси на Новодевичье кладбище на могилу Булкагова, она начинала разговаривать с таксистом и к концу поездки уже была с ним в самых прекрасных отношениях.

Жила она довольно скромно. Зарабатывала, насколько я понимаю, переводами. Она вспоминала, что и с Михаилом Афанасьевичем они никогда не были особенно богатыми. А уж когда Булгакова начали уничтожать в прессе, денег и подавно не стало.

Михаил Афанасьевич вырезал все ругательные статьи в свой адрес и вешал их на стену кухни.

Его последней надеждой на возможность публиковаться стала работа над пьесой «Батум», рассказывающей о деятельности молодого Сталина. Булгаков получил официальный заказ и одобрение для написания пьесы. Но ничего, увы, в итоге не получилось.

Елена Сергеевна вспоминала, как они, веселые и счастливые от предстоящей поездки на Кавказ, где Булгаков вместе с художником надеялся собрать материалы для работы над декорациями, сели в поезд. Они почти ликовали, что черная полоса в их жизни наконец закончилась. Но на первой же станции в вагон вошли люди в штатском и сообщили Булгаковым, что «необходимость в их поездке отпала». Для Михаила Афанасьевича это стало огромным ударом, от которого он по большому счету так и не оправился.

В Москве у него начался туберкулез глаз, он перестал видеть. И вскоре умер…

Из письма Елены Сергеевны брату Михаила Афанасьевича

«Он умирал так же мужественно, как и жил. Вы очень верно сказали о том, что не всякий выбрал бы такой путь. Он мог бы, со своим невероятным талантом, жить абсолютно легкой жизнью, заслужить общее признание. Пользоваться всеми благами жизни. Но он был настоящий художник — правдивый, честный. Писать он мог только о том, что знал, во что верил. Уважение к нему всех знавших его или хотя бы только его творчество — безмерно. Для многих он был совестью. Утрата его для каждого, кто соприкасался с ним, — невозвратима».

Когда Елена Сергеевна стала искать камень для памятника мужу, ей сказали, что ничем помочь не могут. Но если она хочет, то может посмотреть старые надгробные камни, которые за ненадобностью валялись на кладбищенской помойке.

Тогда ведь в Москве вовсю шло перезахоронение. Несколько могил из Даниловского монастыря перенесли на Новодевичье кладбище. Установили новые памятники, а старые выбросили.

Елене Сергеевне понравился один камень. Ей позволили его установить на могиле Булгакова. А потом оказалось, что тот камень прежде лежал на могиле Николая Гоголя, которому поставили новый памятник с нелепой надписью «От правительства Советского Союза». А Николай Васильевич был самым любимым писателем Булгакова.

Может, это и было каким-то мистическим совпадением, кто знает. Вообще принято считать, что Михаил Афанасьевич был связан с какими-то потусторонними силами. Я не знаю, так ли оно было…

Булгаков умел видеть будущее. Он, чьи романы никто не печатал, говорил Елене Сергеевне, что после его смерти она станет почитаемой всеми вдовой известного писателя, которую будут умолять прочесть лекцию о нем.

И так оно впоследствии и было…

Из письма Елены Сергеевны брату Михаила Афанасьевича

…После всего тяжкого горя, выпавшего на мою долю, я осталась цела только потому, что верю в то, что Миша будет оценен по заслугам и займет свое, принадлежащее ему по праву место в русской литературе…

…На вечере памяти в 1960 году в МХАТе. Я сидела в МХАТе в фойе (я связана с этим театром уже более 40 лет) и, глядя на портрет Миши, думала: «Ты слышишь, Миша? Это о тебе так говорят! Это тебе играет Рихтер, это для тебя поет лучший тенор Большого театра (он пел по моей просьбе любимую Мишину „Эпиталаму“)…»

Елена Сергеевна рассказывала мне, что у Булгакова был огромный интерес к мистике. На него, например, большое воздействие оказывала луна. В полнолуние он был преисполнен мыслей.

Елена Сергеевна к мистике относилась довольно сдержанно.

О ней пишут, что она чуть ли не ведьма была. Это все конечно же неправда.

После смерти Михаила Афанасьевича сильно нуждалась. Перепечатывала на машинке и делала переводы.

Светик ей старался разными способами помочь. Хотя у самого денег в кармане не было, все держала Нина…

У вдовы Булгакова было много поклонников, и про нее говорили разное. Но у Елены Сергеевны с ними были исключительно дружеские отношения. При том что она всегда оставалась самой собой.

Елена Сергеевна рассказывала мне, как на каком-то банкете она оказалась за одним столом с Шостаковичем. И тот принялся рассказывать ей анекдот, в котором были всевозможные матерные слова. Елена Сергеевна на это никак не реагировала. Лишь просила передать ей то соль, то перец, то хлеб. Когда Шостакович наконец рассказал анекдот, то посмотрел на Елену Сергеевну, ожидая ее реакции.

— Передайте, пожалуйста, перец, — только и сказала она.

Во время перерыва Шостакович снова приблизился к ней и, решив, что она не поняла анекдот, снова рассказал его с теми же самыми похабными словами. Елена Сергеевна вновь ничего не сказала в ответ…

16 мая — в день рождения Михаила Афанасьевича — мы ходили с ней на улицу Фурманова к дому, где они жили, поднимались по лестнице до их квартиры.

Тогда она мне и рассказала о пророчестве Булгакова о том, что его гроб стукнут о стену, когда станут спускать по лестнице…

Елена Сергеевна на тридцать лет пережила Булгакова. Ее не стало летом 1970 года.

3 июня в Еленин день мне моя дипломница подарила какие-то уникальные розы золотого цвета.

И я позвонила Елене Сергеевне: «Я должна вас увидеть на одну минуту».

Она мне сказала: «Приезжайте».

Я приехала с цветами. Помню, она была в синем капоте с блесточками и в больших золотых сережках, так было красиво. Елена Сергеевна показала мне квартиру после ремонта: комната была темно-синяя, а мебель красного дерева. Такое изысканное сочетание.

Я отдала букет, пожелала ей счастья. И это был последний раз, когда я ее видела.

Накануне кончины Елена Сергеевна была на спектакле «Бег», вернулась взволнованная, кажется, ей понравилось. Легла спать и умерла совершенно как ее Маргарита — схватилась за сердце и все…