Следы на воде - Владислав Вишневский

Зато Артака всё интересовало. Он осторожно подошёл к креслу режиссёра, как в зоопарке к клетке, глянул на лохматого режиссёра сбоку, заглянул на его «пульт», где лежала масса исписанных листов, указал на них рукой.

— У вас хорошее кино получится, если вы и меня в кино покажете. В этой, в как её…

— В массовке! — В радостном регистре подсказала директор по кастингу. Попутно с бутербродом, она авторучкой что-то чиркала в тетрадке.

— Нет, конечно, в главное роли. — Серьёзно ответил Артак. Он всегда серьёзный был, серьёзно и пояснил. — У меня профиль выразительный. Видите. Как у Армена Джигарханяна.

Киношники перестали жевать бутерброды, с разной степенью интереса посмотрели на него, дружно рассмеялись.

— Да вы посмотрите, — призывая и рекрутов в свидетели, обиделся на режиссёра Артак, повернулся боком. — И бабушка так считает. Смотрите.

Режиссёр будущего фильма «16 мгновений зимы», меланхолично раскачиваясь в кресле, через паузу заметил.

— Ну, в принципе, где-нибудь в массовке, если только… может быть… В образе еврейского мальчика, а? Как вы думаете? — спросил он своё «боевое» окружение. — Который пленным немцам, например, кусок хлеба протягивает, а? — И так и этак внимательно глянул на Артака, сквозь пальцы сложенные рамкой. — Свою пайку… Краюху.

На это не то помощник режиссёра, не то сценарист, с жаром подхватил идею.

— А что, вполне. Знаковая идея. Хорошо если снять, грамотно… Я вижу! Худой, грязный, в лохмотьях, бритый наголо, с синим номером концлагеря на руке, еврейский пацан протягивает немцам ломоть хлеба. Без слов. Панорамой так. Еврейский мальчик и фашистам! Здорово! Даже если без лица, со спины. Не плохо может получиться! Сильно!

— Или пусть детскую тележку с вещами или дровами катит. Навстречу колонне. У нас же… — предложила ещё одна женщина, с большим толстым блокнотом в руке. — Зимой и на тележке. Улёт! Секунды на три, четыре… Метраж позволяет… И типаж вроде ничего, яркий.

— Да не хочу я бритый и худой. И не еврей я. А армянин. Вы что, не видите? — Голос Артака задрожал, в глазах блеснули слёзы.

— Вот! Вот! Вот сейчас хорошо, мальчик, сыграл. Убедительно! А ну-ка громче. — Режиссёр подскочил с кресла, нервно взлохматил шевелюру на своей голове, воскликнул. — Громче-громче, мальчик… Ну-ну! Ори! Как будто ты вспомнил, как фашисты повесили и расстреляли всю твою семью. Ну-ну! Сволочи! Подонки!

Артак и недослушал ещё, белугой взревел. Размазывая слёзы, неожиданно выбежал из комнаты. Рекруты успели посторониться, переглянулись, обиделся Артак. Обидели!

— Вот так нужно работать с детской психикой, — падая в кресло, устало закрыл глаза режиссёр, протягивая руку за следующей кружкой кофе. — Творчески нужно работать, лузеры, творчески. С двойным сахаром? — В вопросе к ассистентке прозвучал голый металл.

— С двойным. Как вы любите. — Теряя дыхание, пролепетала ассистентка.

— Хорошо! Запишите пацана. Пусть с этими немцами приходит.

Таким образом и Артак в киногруппу попал.

Ну это мелочи. О главном. О поездке.

И бабушку свою Артак в два счёта, как обещал, уломал-уговорил. Она, кстати, и не сопротивлялась. Давно считала, что засиделась в этой дымной Москве. Пора бы и развеяться. Конечно же на юг, естественно к морю. К своей родственнице, в Геленджик. На джипе, и с внуком. Сама за рулём. А то что с внуком поедут его друзья, она и не возражала. Наоборот. И в машине, и на море места хватит. И ей не скучно, и внуку.

Рекруты джипу не удивились. Паджеро и паджеро. Хотя, не новый, но — хорош. Ухоженный! Удивились другому — молодости и задору бабушки Артака. У них такая же в школе, только старшая вожатая. Не трамвая вожатая, конечно, а детского досуга и всяческих походов. Свойская, симпатичная и улыбчивая. Причём, у этой бабушки, если так можно выразиться — какая она бабушка-дедушка! — волосы на голове не прямые, а кудрявые, и не коричневые, а иссиня чёрные и много, бюст — каждая половина — в одну треть баскетбольного мяча, у школьной — не больше теннисного мяча, но губы тоже классные, полные, яркие и в улыбке, а глаза не серо-зелёные а — тёмные сливы и с дымкой, карандашом увеличенные. Последнее ребята и раньше в девч… эээ… в женщинах не понимали, в данном случае тем более. Зачем подрисовывать, переглядывались, когда и так всё ярко и притягивает. Но в них смотреть хотелось. Даже не смотреть, заглядывать. Что-то загадочное в женских глаза всегда таилось. Как у Наташи со Светланой. Только у любимых девочек совсем не так. У них вообще, как стотонные космические магниты. Сто пудов, даже больше! Ещё более загадочные, и привлекательные… Не объяснишь, короче. А тут — бабушка. И никакая она не бабушка, а самая что-ни на есть друг и товарищ молодёжи. Это определение к ней вполне подходило.

Артак и познакомил.

— Армине. — Слегка повернувшись, произнесла бабушка.

— Ага, здравствуйте! — косясь на Артака — мы же здоровались, вежливо поздоровался Валька.

Серёга тоже не понял, не знал армянского языка. Да и не в школе, не ждал подвоха.

— Да это же имя такое у бабушки. Не удивляйтесь. Нормальное. Армине и Армине.

— Согласна! Вполне нормальное. Мне не мешает, — бабушка хмыкнула чему-то своему, поправила на носу тёмные очки, и тронула машину с места. — Гнацик! — воскликнула она. Лошади под капотом не взвыли, но машина послушно поехала.

А сейчас чего она сказала, переглянулись рекруты. Незаметно толкнули Артака. — А сейчас что она сказала, гони, да?

Артак перевёл:

— Нет, бабушка сказала «поехали». Это по-армянски.

— А! — парни понимающе переглянулись, конечно, мы так и поняли, похоже.

— Так Гагарин когда-то своё знаменитое сказал — «поехали», помните? — коротко обернувшись, машина катилась в плотном машинном потоке, спросила бабушка и раскатисто вдруг пропела. — И махнул рукой! Словно вдоль по Питерской, Питерской… — Обернулась к ребятам. — Или вы не знаете, кто это такой?

Она ещё и поёт! Совсем свойская, как их школьная «друг молодёжи». Та тоже могла ни с того, ни с сего, как казалось рекрутам, стихи где-нибудь в автобусе, например, на экскурсии, начать читать или песню запеть: «Отговорила роща золотая», или «Я вам пишу, чего же боле»…

Хмм, восхищённо хмыкнули парни, и переглянулись, ну, бабуля, молоток!

— Конечно, знаем. — Ответил Валька.

— Да у нас школа на его улице находится, — с нажимом подчеркнул Серёга, чего там не понятного. — Улица Гагарина, знаете же, да?

— Гагарин первый космонавт. Герой! — дополнил ответ Валька. Он вообще лучше всех это знал, потому что портрет первого космонавта у его матери на стене в её комнате всегда висел, и сейчас висит. В белом кителе, с медалями и фуражке. Какая-то история у матери с ним была. Какая, Валька не знал. Его не посвящали. Но в сторону портрета мать никаких иронических слов не позволяла, и тени даже. С первого и пыль вытирала. — Знаем.

Бабушка одобрительно кивнула головой, ласково посмотрела на внука.

— У нас Артак космонавтом будет, — тепло сказала она. — Не «первым», но нашим. — в благодарность даже по голове внука попыталась погладить. Внук, не меняясь лицом, ловко увернулся.

Артак космонавтом?! Удивился Валька, машинально сравнив с портретом, но осёкся. А что, вполне. Подрастёт, в фотосалон сходит, костюм наденет и сфотается — вот тебе и космонавт.

Артак бабушкину информацию принял спокойно, как само собой разумеющееся. После пятисотого мерса ничего видимо ниже космоса для него быть не могло, он даже не поморщился. Валька с Серёгой вновь понимающе переглянулись, а что, говорил их общий взгляд, и пусть, и будет. Артак упорный, он сможет. Они же, например, едут. Ни с того, ни с сего, и…

— А вы кем будете? — «перевела стрелки» бабушка. Парни вновь переглянулись, да какая она бабушка? И никакая не бабушка. В тёмных модных очках, в бейсболке с морским крабом, в джинсовом костюме, с тельняшкой под ним, ярким платком на шее, в сабо, с красным маникюром и педикюром на пальцах, запахом каких-то тонких духов, и вообще… не хватало только гитары, комаров и ночного костра.

— Баскетболистами. За сборную России будем играть. — Солидным тоном поделился планами Валька.

— Ага, мы ещё не решили. — Дополнил Серёга.

— Да, мы думаем. Время ещё есть. — Согласился Валька.

Армине кивнула головой. Сейчас она вела машину по четвёртому ряду транспортного кольца. Давила на акселератор. Обогнать их никто не мог. Джип, как пантера нёсся за разными антилопами, сайгаками, кабанами и сусликами.

— Уматно! — толкнув друга плечом, заметил Серёга.

— Ага, ништяк! Не бабка, а Шумахер, — согласился Валька, оглядываясь на машины оставшиеся с «носом».

Артак меж тем спокойно копался в СДюшнике, что-то перебирал. В салоне было тихо и спокойно. Мягко покачивало.