О сколько счастья, сколько муки… (Погадай на дальнюю дорогу, Сердце дикарки) - Анастасия Туманова

– По-моему, парень, доходяга твоя обморочная. Я вчера глазом кинул... По пятну на лбу видать.

– Знамо дело, обморочная, Илья Григорьич. – Яшка скупо усмехнулся. – Я ему вчера на это пятно бородавку восковую пристроил и салом замазал. Если мужик сам не барышник – сроду не догадается!

– Удержится бородавка-то?

– Медведь не оторвет! Да еще, когда толкать будем, надо, чтобы он копыто под себя не подворачивал. Укладывается, худоконок чертов, и подворачивает! Любому лаптю видно, что через год кила будет! Как поступить-то, Илья Григорьич?

Отвечая на жадные вопросы парня, Илья то и дело поглядывал на дверь. Комната постепенно заполнялась цыганами, на кухне пыхтел самовар. Пришла Марья Васильевна, спустились Катька и Тина, заглянула Стешка с дочерьми, в окна просунулись разбойничьи рожи братьев Конаковых, прибежала Дашка в новом белом платье, и только Маргитки все не было и не было. Когда же в зале появилась Настя, Илья заставил себя повернуться к двери спиной. Хватит... И так уже Настька что-то чует, разговоры все эти про возвращение в табор неспроста.

Кухарка Никитишна внесла исходящий паром самовар, и молодые цыгане с писком и смехом бросились к столу. Появились баранки, пряники, пирог с грибами. Цыганки постарше, усевшись возле самовара, не спеша наливали себе чаю. Молодые расхватывали кружки и пристраивались кто на подоконнике, кто на стульях, кто прямо на полу. Илья с неприязнью отметил, что Яшка со своим стаканом прямиком направился к Дашке на диван. Но там же сидела и Настя, которая ободряюще улыбалась парню.

– Как выспался, чяво?

– Жаль, что полдня продрыхли, тетя Настя! – с сожалением проговорил Яшка. – День пропал вчистую! Гриха, идем на Москву-реку, что ли? Хоть карасей потаскать, пока тепло. Все равно до ночи делать нечего.

– Маргитка сказала, что сегодня на Калитниковском солнце пригреет, и зябликов ловить можно будет, – произнесла Дашка, вертя в пальцах браслет.

Яшка удивленно взглянул на нее, но промолчал. Не веря своим ушам, обернулся и Илья.

– Что ты сказала, чяери? – переспросил он как можно спокойнее, с отчаянием чувствуя, как останавливается дыхание. Маргитка, чертова девка... Неужто потеряла последний ум, распустила язык со злости, и теперь вот Дашка... Господи, только этого ему не хватало!

– А что я сказала? – равнодушно отозвалась Дашка. – Это Маргитка... Вчера спать ложились – она сказала так, а к чему – не знаю.

Лицо ее, как обычно, не выражало ничего, и Илья незаметно перевел дух. Тьфу... есть все-таки кто-то там на небе. Не знает ничего Дашка. А если Маргитка и заговорила вчера про Калитниковское, это значит только, что сидит она там с рассвета и ждет его. До чего же хитрющая девка... Илья осторожно взглянул на Настю. Та о чем-то разговаривала с Гришкой и, похоже, не слышала слов дочери. Илья закрыл глаза. Ночь прошла, а вместе с ней прошла, утихла вчерашняя злость, забылись грязные слова, и даже Сеньку Паровоза уже не хотелось разрезать на куски. Черт с ним... Ошалел от девчонки, дурак, и понять не может, что он ей даром не нужен.

– Ну, идем, что ли, черти? – Яшка поднялся с дивана.

– Идем, раз так. Ванька, хватит жрать.

– Сичас, сичас...

Молодые цыгане один за другим потянулись из комнаты. Подождав, пока за последним из них закроется дверь, и помедлив несколько минут, Илья поднялся и вышел. Никто не обернулся ему вслед.

Маргитка ждала его на обычном месте – у полуразвалившейся могильной плиты, на поросших мхом камнях. В высокой траве дрожали солнечные зайчики, по растрескавшимся камням бесшумно скользили ящерицы. Ветер, едва шевеливший листву и прячущиеся в траве незабудки, поднимал выбившиеся из кос Маргитки черные завитки, бросал их на плечи девушки, на лицо. Она терпеливо смахивала их, смотрела на пропадающую в траве тропинку. Илья старался подойти незаметно, но стоило его рубашке мелькнуть в кустах акации, как Маргитка быстро вскочила и бросилась к нему. Илья и слова не успел вымолвить – а она уже ревела дурным голосом у него на груди.

– Илья... Ох, Илья... Ох, боже мой...

– Ну, что ты, дурочка? – тихо сказал он.

Маргитка подняла заплаканное лицо:

– Илья! Ты меня любишь еще? Скажи – любишь?

Илья смутился: не нравились ему такие разговоры. Но куда было деваться?

– Конечно, люблю, девочка. Зачем спрашиваешь?

Глаза Маргитки сердитыми колючками уперлись в его лицо.

– А что ты мне вчера наговорил, проклятый? Какими словами называл, а?

– Мало тебе еще. – Илья притянул ее к себе, усадил рядом, на плиту. – Еще раз с Паровозом увижу – убью. Чего ему от тебя надо?

Он хотел пошутить, а Маргитка вдруг вздрогнула, опустила глаза, и даже рука ее, сжимавшая ладонь Ильи, вдруг задрожала так, что он испугался:

– Что с тобой?

Маргитка молчала, закусив губы. Илья смотрел на нее с тревогой. Разом вспомнился вчерашний грозовой вечер, бледность Маргитки, ее ошибки в пляске, застывший взгляд, мрачный Сенька за дальним столиком...

– Скажи, Илья... – вдруг медленно, не глядя на него, начала Маргитка. – Скажи мне... Ты меня вправду убить можешь?

– Одурела? – через силу улыбнулся он.

– Да кто тебя знает, черта бешеного... Сначала зарежешь, потом подумаешь – может, и не надо было.

– Ну, вот еще. – Илья чувствовал, что все эти речи не к добру, и начинал злиться. – Чего стряслось-то? Натворила чего?

Маргитка криво усмехнулась, и Илья испугался по-настоящему. Он еще не видел ее такой. Даже вчера она так не улыбалась.

– Чяери, что случилось? Говори, не трону я тебя! Дочерью клянусь, конями своими, чтоб они околели, – ничего не сделаю! Ну – говори!

Маргитка молча кивнула несколько раз. Тихо, словно уговаривая саму себя, прошептала:

– Ты не думай, я бы тебе в жизни не проболталась, только он, Сенька... Он же не отвяжется теперь. Я думала – один раз, а он...

– Что – один раз? – глухо переспросил Илья.

Маргитка, всхлипнув, закрыла лицо руками.

Через четверть часа солнце спряталось за деревьями, и между стволами поползли тени. Бледная Маргитка прижимала руки к щекам, в упор, умоляюще смотрела на Илью. Тот сидел, низко опустив голову. Сказать было нечего.

– Илья... – осмелилась Маргитка. – Ну, что ты молчишь? Ну, поколоти меня, если тебе лучше будет. Я – ничего...

– Глупая... – едва сумел выговорить он. – Да... зачем же ты это сделала? Для чего?

– Для тебя... – Маргитка, уткнувшись лицом в колени, тихо заплакала. – Он, Сенька... он пригрозил, что жене твоей расскажет и отцу моему... На отца мне плевать, ничего он со мной не сделает, а вот Настька, твоя Настька... Я же тебе тогда клялась, что она ничего не узнает! Что мне делать было, скажи, что?!

Дожил, подумал Илья, закрывая глаза. Докатился. Доигрался, старый черт. Сопливая девчонка тебя от жены бережет. От стыда свело скулы, а Маргитка, как назло, всхлипывала все громче и громче:

– Может, ты думаешь, что я сама хотела... что вру... Да клянусь тебе, я чуть не сдохла, пока до этой «Каторги» растреклятой добрела… Так страшно, такие там рожи ползают, так воняет, что хоть святых выноси! Не знаю, как живая и целая добралась. А Сенька... я же... да меня тошнило от него, наизнанку выворачивало... думала – никогда это не кон...

– Замолчи! – не стерпел Илья. Маргитка тут же стихла, уставилась на него круглыми от ужаса глазами, и Илья понял – она в самом деле боится его.

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Зачем?..

– А затем! – заорал он на все кладбище. – Выдумала, безголовая! Да сказала бы мне, я бы от этого Паровоза кости на кости не оставил! Не поглядел бы, что он – первый вор! Ободранец хитрованский! Да разве тебе эти дела решать надо?!

– Не-е-ет! – залилась слезами Маргитка. – Ты бы его зарезал, а тебя за это – в каторгу-у-у... А если бы он тебя-я-я...

– Не твоя печаль! Что я – мальчишка бесштанный? Разобрались бы как-нибудь без бабьей юбки! Тьфу, зараза, убью я тебя, ей-богу, убью!

– Ты обещал!!! – заголосила Маргитка, закрываясь обеими руками, и Илье вдруг стало смешно. Ну, чего она боится, дурочка маленькая...

– Поди сюда, – со вздохом проговорил он.

Миг – и Маргитка сжалась в дрожащий комок у него на груди, приникла лицом, ладонями, тут же вымочила слезами всю рубаху, зашептала сбивчиво, икая и вздрагивая:

– Илья, кромешник ты этакий... Черт таборный... Да я для тебя еще не то... Все, что хочешь, сделаю! К Настьке твоей в прислуги пойду, лишь бы при тебе... Я знаю, я на днях уже придумала, как нам быть... Бери меня за своего Гришку, я согласна, пусть сватов приводит. Стану ему жена, а тебе – невестка... Никто ничего не узнает, мы с тобой таиться будем, комар носа не подточит...

Илья молчал, гладя спутанные волосы прижавшейся к нему девочки. Ошеломленно думал о том, что в такую историю он не вляпывался с того дня, как к ним в дом подкинули Дашку. Да какое там... Сейчас хуже! Тогда просто грех случился на стороне, мало ли их было, а тут... Ну, что ты с ней поделаешь?!