О сколько счастья, сколько муки… (Погадай на дальнюю дорогу, Сердце дикарки) - Анастасия Туманова

Илья молчал, гладя спутанные волосы прижавшейся к нему девочки. Ошеломленно думал о том, что в такую историю он не вляпывался с того дня, как к ним в дом подкинули Дашку. Да какое там... Сейчас хуже! Тогда просто грех случился на стороне, мало ли их было, а тут... Ну, что ты с ней поделаешь?!

– Нет, за Гришку ты не пойдешь.

– Почему? Так же лучше будет! – Маргитка смотрела удивленно, Илья видел – она не притворяется. И поди ей объясни, что так обойтись с собственным сыном даже у него, Ильи Смоляко, совести не хватит. А уж Настьку в это впрягать...

– Илья, тогда уедем! – Маргитка вдруг вскочила, встала перед ним, прижав руки к груди, – зареванная, с красными пятнами на лице, с прилипшими к щекам волосами. – Уедем, Илья! В твой табор! Клянусь, буду по базарам побираться, воровать, гадать, никогда не пожалею! Я же цыганка все-таки. Настька этому научилась, и я выучусь. Да выкинь ты ее из головы, она ведь старая, страшная! Дети взрослые, она с ними не пропадет. Не можешь же ты ее любить! А я молодая, я тебе еще десяток детей нарожаю, тебе со мной хорошо будет... Уедем, уйдем! Ты же жизнь моя, Илья! Вся жизнь моя!

Маргитка разрыдалась, повалившись на колени и схватившись за голову. Илья смотрел в землю. В голове стучало, билось в виски только одно: допрыгался.

Неизвестно, как бы он выворачивался на этот раз, если бы Маргитка вдруг не успокоилась. Шмыгнув носом, она старательно вытерла слезы, пригладила волосы. Скосив глаза на Илью, попыталась даже улыбнуться:

– Ладно... черт с тобой. Обещала, что не стану тебя неволить – значит, не стану. Живи со своей ведьмой дальше. Только расскажи мне как-нибудь, за что ты ей лицо изрезал. Нешто шлялась от тебя?

– Маргитка!

– Ну, молчу, молчу... – Маргитка села рядом. – Живи с ней. Любишь-то ты меня, правда? Ну, и люби дальше. Меня отец еще не скоро замуж выдаст. Да я и не пойду, больно надо. Сразу с моста головой вниз...

– Не болтай чепухи. – Илья обнял ее за плечи. – И... вот что еще. Если Паровоз к тебе снова с этими разговорами подкатит, сразу меня зови. Сей же минут! Я сам с ним разбираться буду. Поняла?

Маргитка кивнула, утыкаясь носом ему в плечо. Илья поцеловал ее, взял холодную, мокрую от слез ладошку, задрожавшую в его руке. В самом деле, уехать им, что ли? Нельзя ведь так дальше. Никак нельзя. Хочешь не хочешь, а решать что-то надо. Но что тут можно сделать? И как разбирать наломанные им, Ильей, дрова, и куда он денется от Настьки? Семнадцать лет вместе – не шутка, да и в мыслях у него никогда не было уйти от нее, хоть и таскался по бабам в молодости... А кто не таскался? Да ведь девок много, а жена одна, и ведь золотая жена, у кого еще есть такая? Да, все верно, все правильно, но... Маргитка – как с ней? Как он теперь – без нее?

– Господь всемилостивый и милосердный, да не думай ты ни о чем! – вдруг рассвирепела Маргитка, с силой вырываясь у него из-под руки. – Я что, сюда пришла на твою морду грешную любоваться? Гляди, стемнеет скоро! Не думай ни о чем, не жалей! Ну, посмотри ты на меня, сатана проклятая, посмотри на меня...

Илья посмотрел. И, как всегда, ему хватило минуты. Розовеющее солнце падало за овраг, откуда-то издалека едва доносился колокольный звон, трещали в траве кузнечики, из-за могильных плит полз туман. Маргитка лежала, закрыв глаза и раскинув руки, в измятой траве. Илья давно перестал бояться, что кто-нибудь их увидит. Чего бояться? Пропади все пропадом.

Возвращались они, как обычно, порознь. Маргитка, проводив Илью с кладбища, побродила между могилами, зашла в сторожку, поговорила с Никодимом и домой вернулась уже потемну.

Из-под двери комнаты выбивалась полоска света, слышались смешки, сопение, тихий голос Дашки. Раздосадованная Маргитка с силой пнула дверь. Три десятка лиц повернулись к ней. Маленькая комнатка была забита детьми и молодыми цыганами – сидели на кровати, на подоконниках, на полу и даже в открытом шкафу. Сама Дашка, устроившись на единственном стуле, держала на коленях пятилетнего брата Ваньку, а у самых ее ног удобно устроился Яшка с неизменной гитарой. Маргитка успела услышать конец фразы: «...и сказала тогда ведьма: не видать тебе больше твоей красавицы Ружи».

Умолкнув, Дашка тоже повернулась на звук открывшейся двери. Маргитка вошла, уткнула кулаки в бока, враждебно проговорила:

– Пораззявили рты, детки малые... А ну вон все отсюда! Джяньте!{Идите!} Джяньте! Живо у меня!

Среди детей пронесся испуганный ропот, кое-кто уже начал подниматься: Маргитки побаивались.

– Сидите, чяворалэ, – негромко приказал Яшка. – Ты что же, холера, здесь командуешь? Не к тебе пришли! Дождешься у меня сейчас, косы на руку накручу и отвожу по полу! Где шлялась целый день, паскуда? Явилась на ночь глядя и гавкаешь?

Яшка, сам того не зная, начал опасный разговор, и Маргитка не стала ругаться с ним. Отмахнувшись, она прошла между сидящими на полу цыганятами к кровати, согнала с нее двух девчушек и улеглась за спиной у Дашки, закинув руки за голову. Ребята, видя, что крика не будет, расселись по своим местам, и Дашка снова повела свою сказку:

– И велела ведьма цыгану: «Ступай к своей жене и ночуй у нее три ночи. А потом езжай к старой мельнице и жди меня там. Сделаешь так – и тебе, и твоим братьям воля будет. А жены твоей Ружи не видать тебе больше. Если же нет – верну тебя в тюрьму». Что было делать цыгану? И жена хорошая, и на волю хочется...

Маргитка не слушала сказку. Слова Дашки убаюкивали, успокаивали, не мешая думать о том, что было сегодня. Сквозь опущенные ресницы она следила за огромными мохнатыми тенями на потолке, которые отбрасывали летящие на огонь свечи бабочки. Язычок огня дрожал от сквозняка, за окном громко стрекотали кузнечики, щелкал соловей. День ушел.

«...Ничего не сказала мужу Ружа. Только посмотрела ему в глаза, села к костру и запела песню: «Ай, были бы у меня крылья-крылышки...»

В полной тишине лился низкий голос Дашки. Приоткрыв глаза, Маргитка заметила, что все боятся даже вздохнуть, слушая ее. Опять песня, которой никто не знает. Откуда она их берет только? Ну, Илья ведь таборный, верно, он ее и учит. Илья... Что делать теперь? Не пойдет он с ней, без света видно. Настьки боится, родни ее – убьют ведь. Если только бежать прочь из города, куда-нибудь к черту на кулички, к родственникам, есть же там у отца в Самаре да Ярославле тетки какие-то?.. Или же правда – в табор? Она пойдет. Куда угодно, хоть в табор, хоть в тюрьму, хоть на улицу... лишь бы видеть эти глаза, черные, с голубой разбойничьей искрой, слышать его слова, от которых заходится сердце, знать – не врет... «Девочка, чяери... Звездочка ясная, весна, цветочек мой, тебя люблю, одну тебя... Все сделаю, Маргитка, уедем...» Неожиданно сжалось сердце, в глаза ударили слезы. Маргитка зажмурилась еще крепче, закусила губы. Нет, нет. Не будет она плакать. И кричать, как сегодня. И просить у него не станет ничего, и жаловаться на Паровоза. Не нужно этого. Видно, что у Ильи и без того голова трещит. Злой стал, любым пустяком его завести можно, срывается то и дело, орет. И раньше не шелковый был, а сейчас... Не хватало еще только того, что она, похоже... Нет. Спаси-сохрани, богородица, наверняка еще нет. Авось пронесет.

– Эй, ну, как ты?

Вздрогнув, Маргитка открыла глаза. В комнате уже не было цыган, за окном совсем стемнело, свеча переместилась с пола на подоконник, а рядом на кровати сидела и улыбалась Дашка.

– Я все, как нужно, сделала? Видела своего цыгана?

– Видела. Спасибо тебе.

– А почему плачешь?

– Господи, да откуда ты знаешь-то? – проворчала Маргитка, вытирая глаза. – Ничего я не плачу. Так... себя жалею, дура.

– Можно спрошу?

– Ну?

– Ты этого цыгана любишь ведь? И он тебя? – Услышав утвердительное мычание, Дашка задумалась. – А отчего же он тебя не сватает?

– А-а-а затем... что отец не отдаст за него. Для меня ведь богатого ищут. Понятно?

– Убежали бы. Цыгане ведь.

– Не могу я с ним бежать, – начала злиться Маргитка.

– Боишься?

Она яростно повернулась, сжимая кулаки, но лицо Дашки было спокойным, серьезным. И сама не зная почему, Маргитка призналась:

– Я ничего не боюсь. Только он женатый.

Тишина. Маргитка покосилась на Дашку. Та, казалось, не удивилась. Помолчав, спросила:

– Что, и дети есть?

– Полный мешок! – в порыве бесшабашной откровенности выпалила Маргитка. – И не смей мне говорить, что я шлюха, мужика из семьи тяну! Поглядела бы ты на его жену! Свет божий такого чучела не видал!

Дашка молчала, постукивая пальцами по колену, и Маргитка машинально отметила, что она делает это совсем как Илья. Ха... знала бы она, кто этот мужик с женой-чучелом и детьми...

– И сколько же вы прятаться думаете? – наконец поинтересовалась Дашка.

– Не знаю, – честно ответила Маргитка. – Сколько он захочет – столько и буду. Мне, кроме него, все равно никто не нужен. И хватит про это, давай спать.