Колдовская любовь - Елена Ярилина

— Что бы ты на обед хотел?

Муж в ответ плечами пожал, не повернув ко мне головы. На жертву дурного обращения он не тянет, ох не тянет!

— Утюг опять не работает, и табуретка на кухне разваливается.

Он просиял, можно было подумать, что я невесть что приятное ему сказала. Ясно, что на утюг и табуретку я рассчитывать смогу, а вот на общение с мужем вряд ли. Ну зачем я вышла за этого молчуна и нелюдима? А теперь еще и ребенка от него жду, а он даже полсловечка на эту тему не сказал. Или не сказала ему Федосья? Я же слышала тогда в полусне, как она ему о чем-то долго толковала, о чем еще, если не об этом?

— Кострикова, ты тут? — показалась в двери голова Петра Семеновича.

— Нет, не тут, — ответила я ему из-за стеллажа, старательно обтирая корешки книг.

— Ты мне не шути давай. Я к тебе не шутки пришел шутить, а по делу, — посуровел он и вдвинулся полностью.

— Я и не шучу вовсе, Замятина я, а не Кострикова.

— Ах, ну да, позабыл. Тут это, звонок из района был насчет тебя.

Я мигом выскочила, прижимая к груди стопку книг, и замахала на него свободной рукой.

— Не поеду я никуда, и не уговаривайте даже. Послезавтра майские праздники начинаются, а они на тебе, семинар придумали!

Глава немного оторопел от моего натиска:

— Не шуми зря. Из милиции звонили, просили, чтоб ты подъехала к ним. Подарок они тебе сделали.

— Какой еще подарок? — изумилась я. — За что?

— Отчима твоего изловили наконец. Что, скажешь, плохой подарок? — И он довольно ухмыльнулся.

Я повертела в руках надтреснутую чашку и вдруг запустила ею в стену. В кухню заглянул удивленный Тимофей.

— Чашка разбилась, — сумрачно пояснила я ему.

Он ничего не сказал, хотя вполне мог бы, поскольку осколки злополучной чашки валялись там, где их никак не могло быть, если бы она случайно упала.

— Мне в район завтра надо, отвезешь? — спросила я его уже за ужином.

Он подумал немного и кивнул лобастой башкой.

— Если после обеда, то могу.

— После какого обеда? Перед праздниками у всех короткий день, кто меня в милиции ждать станет?

— Вон оно как, милиция! А что тебе вдруг так срочно понадобилось там? Паспорт ты уже получила, а что еще?

— Вызывают, Петру звонили, отчима вроде бы поймали.

Тимофей изумился.

Когда приехали домой, то обнаружилась, что обеда-то нет. Принялась я за готовку, все валилось из рук, упала головка лука, тут же я уронила ложку, но пережила это спокойно. Зато когда сковородка вылетела и, описав дугу, шмякнулась на стол и разбилась тарелка, я не выдержала и выматерилась, хотя при муже никогда не ругалась. Тимофей, который делал вид, что смотрит юмористическую передачу по ящику, возник на пороге.

— Да не переживай ты так, уйду я, — заявил он мне, и сказал это таким тоном, словно собирался сделать мне одолжение.

— Куда это ты, интересно знать, уйдешь, в лес, что ли? — взвилась я.

— Да хотя бы и в лес, зато никто попрекать не станет.

— Это я тебя попрекаю? Когда это я тебя попрекала и чем?

— Да всем! Не вижу я разве, что невмоготу тебе со мной, что ты еле терпишь меня? Я же тебе обещал, что как только поймают эту скотину, так я сразу уйду.

— Вот уж напугал. Да катись, если хочешь! Или ты думаешь, что держать тебя стану? Не стану, и не надейся даже. Тоже мне сокровище какое выискалось!

— Может, и не сокровище, только измываться над собою не позволю. — По его голосу было слышно, что он сильно обиделся. Первый раз он выказал мне свою обиду, не злость, а именно обиду. Мне бы остановиться, да подумать, да остыть, но не до этого мне было. Меня свои обиды захлестывали через край.

— Вам не кажется, что вы ведете себя как дети малые? — раздался голос от порога.

Я вздрогнула от неожиданности и порезала себе палец. Федосья, подошедшая так неслышно, переводила укоризненный взгляд с него на меня.

— Ты чего подкрадываешься? — буркнул Тимофей.

— Случилось что? — спросила я ее недовольно, не ко времени был ее приход.

— Как же вы так? У вас семья, а вы так легко ее разбиваете, несерьезно это. Нельзя действовать сгоряча. — Она повернулась к Тимофею, заговорила мягко, почти просительно: — Тим, ты ведь старше, мог бы быть терпимее, зачем же сплеча рубишь?

— А ты не вмешивайся!

Вот и все, что Федосья услышала в ответ на ее усилия помирить нас или хотя бы заставить прислушаться к голосу сердца. Но продолжать ругаться при ней мы уже не могли. Ужин подоспел, мы втроем сели за стол. Но если Федосья надеялась, что мы падем в объятия друг другу и помиримся, то с этим она просчиталась. Орать больше не стали, а холодно и сухо договорились, кто, где и как будет теперь жить. Сначала Тимофей уперся как баран и заявил, что уйдет из этого дома, а я останусь здесь. Но я восстала против этого:

— Ты все тут отремонтировал, нет уж, оставайся ты тут, а я в бабушкин домишко перейду, там мне сподручнее будет жить.

После моего заявления выяснилось, что там уже два месяца живет Федосья. Я примолкла, переваривая новость. А они оба удивились, что я не знала об этом. «Может, я и правда больше в облаках витаю, чем на земле живу?» — мелькнула у меня мысль, но я решительно прогнала ее, живу как умею.

— Мы вполне сможем там жить вдвоем, если ты ничего не имеешь против? — Голос Федосьи звучал неуверенно, что не шло ей.

Я затрясла головой и уверила ее, что ничего против совместного с ней житья не имею. Не могу сказать, что я так уж привязалась к Федосье, но боюсь я одна жить. Вещи свои я собирала второпях, невмоготу мне было видеть каменное лицо мужа. Семеня за Федосьей следом, ломала себе голову: почему это ни Тимофей, ни я даже не заикнулись о разводе? А ведь я собиралась это сделать, чего же язык прикусила? И, уже переступив порог старенького бабушкиного дома, застыла с наполовину снятой курткой.

— Ну, чего же ты оробела вдруг? Раздевайся, сейчас чайник поставлю, чай будем пить.

Как во сне, сунула я куртку на вешалку и прошла в комнату, в которой почти ничего не изменилось. Мне померещилось на минуту, что бабушка сейчас покажется из кухни и заворчит на чересчур холодную для майских праздников погоду.

— А вы… вы разве не сказали ничего Тимофею, что я того… ну, жду ребенка?

Федосья вздохнула и опустилась на стул.

— Тоня, как же так? То-то я смотрю, вы дружно молчите про ребенка, думала, до моего прихода обсудили. — Она с силой потерла себе лицо, встала и прошлась по комнате. — Разве не от него ты ждешь ребенка?

— Как вам только не стыдно?! Да я…

Но Федосья не дала мне договорить:

— Не кипятись. Ведь именно ты должна сообщить ему об этом, от тебя должен он узнать такую важную новость. Разве не интересы ребенка должны быть у тебя на первом месте?