Клятва (СИ) - Мария Сакрытина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валентин. Но работал над ней куда как тщательней.
Спустя год после моего приезда наши тренировки закончились, Зак впервые представил
меня своему хозяину – королю Овидию. Тогда, кстати, и начался этот пикантный период
всеобщей любви ко мне.
В Овидстане чародеев любят в принципе. Начиная с Зака. Чтобы этот мерзавец ни творил
с женщинами – а в этом он мерзавец, уж поверьте – не одна свободная яратка видела его во
сне, полном похоти и желания. И это несмотря на то, что выходцев с востока в Овидстане
традиционно не считают красивыми. А вот северян считают. Плюс в мою пользу – я
наслушалась и про синь моих глаз и про чёрный шёлк волос. Моим ножкам обычно
уделяли особенное внимание – проникнувшись местными традициями, я ходила босиком.
Ровно до того момента, пока Зак, мерзко ухмыляясь, не приволок в дом стопку гравюр
моей щиколотки с подписями сутр. И ещё хохотал: «Лизетта, милая, даже если ты
облачишься в бесформенное платье до пят, они найдут прелесть и в этом». Они да, они бы
нашли! Все же прекрасно понимали, какая выгода – расположение чародея. Зак, например, исполнял маленькие желания своих любовниц – молодость до ста лет, удача в каком-либо
деле, лишние десять лет жизни и прочие глупости. Это если забыть о том, что после
короля Зак был первым человеком в стране.
Король Овидий – восхитившись моей красотой и стыдливостью – представил мне своих
сыновей. Да, всех троих. И ничто сумнящеся объявил, что тот, кто покорит неприступную
Элизу – иными словами, кому из них я принесу клятву – тот и станет следующим королём.
Я думаю, эту затею придумал Зак. Если б знала наверняка, я бы лично его
«поблагодарила»…
Троица принцев сильно испортила мне жизнь. Ко всеобщему вниманию я ещё могла
привыкнуть – положа руку на сердце, оно мне нравилось. Кому не нравится, когда ему
посвящают стихи, поют песни, за кого молятся Великой Матери? Но эти трое донимали
меня не на шутку, особенно Аджахад, младший сын. На момент нашего знакомства он
отнёсся ко мне, как к товарищу по играм – наивный был, как и я. Забавный угловатый
мальчишка-принц показывал, как надо разить придуманных врагов саблей и рассказывал, что будет делать, когда станет великим наместником. Потом таскал меня в чайхану,
напивался, пел песни и снова размахивал саблей, потому что «вон тот господин на тебя не
так посмотрел». И он же рассуждал о красоте стихов Ажшхаля, пел трогательные
серенады и в свободное от пьянства и прогулок по борделям время делал прекрасные
заготовки для украшений. Потом спустя три года отец назначил его наместником
провинции Рабах, и Аджахад уехал. А вернулся уже вот таким. Вроде тот же весельчак и
балагур… Но на меня смотрел уже не как на товарища по забавам или, быть может, друга.
И научился лгать – качество, которое я в людях с некоторых пор не терпела.
Надим, второй сын, лгал мне постоянно. Впрочем, он лгал всем. Он дышал как лгал – и
ложь у него выходила виртуозно, даже я не всегда понимала, он солгал или сказал правду.
Надим искренне верил всему, что выдумывал – пока ему это было удобно.
А в довершении Зак в шутку сказал ему, что я обожаю розы. И принц с тех пор всегда
умудрялся сделать так, чтобы розы оказывались утром у моей постели. Думаю, подкупал
слуг – у меня были свободные слуги, не рабы. Рабов я видеть не могла. Как и розы.
Старший, Амир был единственным из принцев, кого общение со мной откровенно
тяготило. Любимчик отца, и Овидий чуть не силой отправлял его по утрам пообщаться со
мной – пока я не сбегала за город, как часто это делала. Или пока сам Амир не сбегал по
«срочным государственным делам», как это часто делал он.
Обычно мы молча сидели рядом на скамейке в беседке – я решительно не находила для
него слов, и он для меня тоже. Единственный яратец, кого не восхищала моя щиколотка, синь моих глаз и чернота волос. Заккерий его не любил, и, по-моему, у них это было
взаимно. А я Амира уважала больше его братьев – он мной тяготился, однако, он мне и не
лгал. Но утренние посиделки в тягостном молчании утомляли!
Зак считал, что я дурочка и привереда – просто обязана выбрать кого-нибудь из трёх
братьев и осчастливить Овидстан. Я знала, что куда больше Овидстана его волнует моё
душевное равновесие. Зак понимал, насколько близкий физический контакт необходим
чародею и боялся оставлять меня одну, а приходилось – на границе с Мальтией велась
война, на которую Заккерий отказывался меня брать. А я отказывалась обзаводиться
любовником – у меня были высокие запросы. Кроме ответной любви мне хотелось, чтобы
человек мне не лгал, а это было практически невозможно.
Тогда Заккерий заставил меня приручить фамильяра – как он это называл. Дело в том, что
животные, в отличие от людей, обычно не дают нам так просто забраться в свою голову –
они нас чувствуют. Другое дело прирученное животное, наполовину ставшее тобой. У
Заккерия был ворон – громадный чёрный ворон, отъевшийся мясом. Зак уверял, что
человеческим. Ворон действительно был наполовину Заком – я могла общаться с ним, а
слышал меня чародей. Удобно, когда Зак находился в отъезде – он предпочитал не
спускать с меня глаз, пусть и вороньих.
Я же выбрала себе животное покрупнее – волка. На самом деле, так вышло случайно: на
одной из охот принц Надим подстрелил громадную волчицу, его грум нашёл волчонка, и
Надим приказал ему подпалить малютке хвост да гнать камнями – чтобы бежал быстрее и
стрелять в него было интересней.
Я бросилась спасать волчонка, когда он завизжал – в итоге парочка стрел прошила мне
шальвары в опасной близости от сухожилий. Надиму повезло, что Зак был в отъезде и по
физиономии ему съездил Амир на правах старшего. Впрочем, судя по количеству роз
после этого, Зак тоже добавил. А спасённый волчонок, ещё совсем малютка, совершенно
спокойно перенёс мою магию и через год вырос в матёрого Волка, бегающего за мной, как
нянька. Через него действительно очень удобно было направлять заклинания – даже если я
была далеко. И Зак успокоился – впрочем, он всё ещё настаивал на том, что мне нужен
любовник. Я же боялась доверять кому-нибудь кроме него и Волка, и физического
контакта тоже боялась – я теряла над собой контроль, как раньше, что всегда заставляло
меня вспоминать не очень приятные вещи из прошлого.