Прелюдия: Империя - Юрий Ижевчанин

— Признаюсь, в мыслях я его порою повторял. Но когда мне хотелось его произнести, что-то меня останавливало.

— Всевышний хранит тебя, сын мой, — облегченно произнес священник-единобожник. — То, что сказала старуха, не просто ругательство, это — формула нового и страшного сатанинского проклятия. Используй ты его во гневе, и Сатана овладеет твоей душой, а обруганный тобою сгоряча человек подвергнется тяжким испытаниям. Расскажи, что было дальше.

— Старуха ругнулась и ушла. А я не стал брать деньги обратно, подозвал моего младшего подмастерья Иня Синнигора и велел ему взять их и пойти на них выпить. Инь после этого запил. Моя жена еле-еле его выходила. Она говорила, что какая-то полушлюха-полукрестьянка поиздевалась над ним, и у него на душе страшная рана.

— Твоя жена была почти права, сын мой, — заметил старший судья.

На пятом месяце кормежка стала лучше, Тору разрешили заказывать дополнительно еду и благовония, и мыть его стали каждый день. Явно дело близилось к публичному процессу и к решению. Но перед этим Тору пришлось пройти еще пять весьма странных экспертиз, хотя он быстро вычислил, с чем они связаны.

Сначала у Тора забрали всю одежду, в камеру явились два кряжистых амбала явно преступного вида и стали требовать от него, чтобы он отдался. Они были настолько сильны, что одолели в драке Тора, но насиловать не стали, а постучали в дверь и сказали, что они готовы дать ответ, что этот тип педиком точно не является. Когда он оправился от этой экспертизы, у него опять отняли одежду, но на сей раз уставили камеру яствами и вином, и втолкнули в камеру голого типа, на вид явно педика. Всю ночь Тор отбивался от домогательств этой твари, а через несколько дней история повторилась (ведь один свидетель — не свидетель). А затем, когда та же процедура постановки угощения и отъема одежды вновь повторилась, в комнату вошла гетера, а за нею четверо судей и предупредили, что на сей раз они знают, что Тор отнюдь не целомудрен, так что пренебрегать ласками полноправной гетеры — позор для него как для мужчины и ложь перед лицом трибунала. На вид гетера сразу не очень понравилась Тору: лицо было явно развратное и порочное. Но, когда она сбросила одежды, обнажилось великолепное тело. А затем тонкие ароматы и весьма толстые ухаживания со стороны гетеры привели его в постель. Наутро, когда пришли забирать свидетельницу, она, не слезая с Тора и не прикрываясь, закричала: "Я еще не кончила! Добавьте еды и выпивки и убирайтесь!" До самого вечера она овладевала Тором (пожалуй, именно так, а не наоборот). И лишь к вечеру, когда Тор окончательно выдохся, она позвала служителей.

— Ну, я чуть было не опозорилась, — сказала она восьмерке судей и пялящимся на ее наготу служителям, расправляя пеплос и не торопясь его надеть. — Впервые за мою карьеру я чуть не запросила пощады первой в схватке любви один на один.

— На вопросы по поводу твоего свидетельства будешь отвечать позже, — сказал секретарь.

— Еще чего! На главный вопрос я могу ответить сразу: нормальный очень сильный мужик, и все байки про него, что он садист какой-то — ложь наглая. А любовником своим я очень была бы не прочь его иметь.

Гетера ушла, прошел дурман, осталась сильная боль, и Тор теперь понимал состояние рабыни Имир и дамы Алоиссы Адинкур, которых он так безжалостно брал. А через несколько дней пришла вторая свидетельница, помоложе, потоньше сложением и с благородным лицом. Она пыталась с ним говорить, но Тор отвечал односложно, и все опять свелось к страсти. Но на сей раз к утру гетера признала себя побежденной.

Процесс Тора был не публичным и коротким. За три часа было вынесено решение, что он грешен, но обычными человеческими грехами, а обвинения против него — клевета и пособие Дьяволу. Тора задержали еще на несколько дней в тюрьме, правда, разрешив ему покупать все, что необходимо. А затем была назначена публичная казнь.

В день казни за Тором зашли официалы, попросили его собрать все вещи и одеться в лучшее платье, и повели к выходу из тюрьмы. Вещи забрали служители и куда-то унесли. А Мастера поставили в шеренгу осужденных и повели на лобное место в торжественной процессии. Тор был в своей одежде. Другие, которых всех он знал хотя бы в лицо по Колинстринне, были одеты особым образом. На мужчинах была тяжелая одежда, расписанная пляшущими чертями и языками пламени. Женщины шли нагими, с обритыми волосами, на голове у них были позорные колпаки с чертями. В толпе осужденных был и барон Тринь Таррисань, но на нем было рубище нищего, а не платье с чертями. Алоисса Адинкур шла в общем ряду женщин, глядя на Тора полными слез глазами. На женщинах были видны следы пыток, а на мужчинах можно было вычислить последствия еще более жестоких и калечащих пыток, из-за которых некоторых из них везли на тачках. Женщин же явно стремились не уродовать, чтобы казнь выглядела эффектно. Жестоко изукрашена следами пыток была лишь ведьмообразная уродливая старуха Аринасса, которая и славилась-то в Колинстринне как мастерица сглаза, приворота и злого языка. Она же единственная из женщин была не совсем нагой: на ней красовался цветной пояс шлюхи. Но это не выбивалось из общего стиля.

Неспешно, целый час двигалась процессия к лобному месту. Там Тора усадили на роскошный стул, барона — на грязную скамеечку, остальные остались стоять. На площади собралась масса зевак, а балконы окружающих ее зданий были заполнены знатью, среди которой виднелся штандарт Императора. Началось зачтение приговора. Первым был зачтен приговор по делу Тора.

"Рассмотрев дело по обвинению Великого Мастера Тора Кристрорса, ранее из Колинстринны, а ныне из Карлинора, в многочисленных богомерзостях и ужасных ритуалах, а также в мерзкой магии, Имперский Суд признал обвинения полностью клеветническими и вызванными тем, что сей Мастер впадал порою в гордыню, похоть и гнев, недостаточно сильно боролся со своими грехами. Нужно было бы назначить ему покаяние, но своими правдивыми показаниями и перенесенными им испытаниями он уже в значительной степени искупил свои грехи, и поэтому он объявляется полностью очищенным."

Тор, как ему было сказано заранее, упал на колени перед патриархом Империи, поцеловал его туфлю и сказал:

— Мои испытания еще не искупили грехи мои. Я буду молиться и каяться, чтобы очиститься полностью.

— Встань, сын мой! — громко сказал Патриарх. — Благословляю тебя! Иди и больше не греши! Выполняй свой долг как Мастера, как сына нашей веры, как мужчины и воина! И работай во славу Империи!

Под аплодисменты, радостный плач и восторженный рев толпы Тор хотел было удалиться, но его удержали и сказали, что присутствие на казни — часть искупления грехов. Он вновь сел на свой стул.