Прелюдия: Империя - Юрий Ижевчанин

— Мы, двое судей, должны прийти к согласному мнению, в каких проступках ты виновен и насколько виновен, и какие меры необходимы для очищения твоей души. Служители двух религий следят, дабы мы не увлекались положениями своей религии и будут защищать тебя, если мы по недомыслию и слабости своей сочтем богомерзостью отступления от положений нашей религии либо религии Единого Бога. Они же следят, чтобы ни на одном допросе мы ни единым словом не подсказывали тебе желаемый ответ, а добивались от тебя правды и одной лишь правды, какова бы она не была. Ты обязан правдиво отвечать на наши вопросы. Если ты будешь путаться в показаниях или ссылаться на забывчивость, мы имеем право применить законные меры для освежения твоей памяти. Если ты будешь пойман на явной лжи, то это будет приписано влиянию Отца Лжи и отяготит твое положение. Мы просим тебя подписать документ, что ты доверяешь Имперскому Суду идти на все необходимые меры для выяснения истины и объективного расследования.

Тор знал, что, подписывая, он дает разрешение на пытки, и что, не подписывая, он лишь отяготит свое положение. Он подписал бумагу на Древнем языке, надеясь, что обещанные ему снисхождения будут относиться и к допросам.

— Мы должны объявить тебе еще кое-что. Поскольку в твою пользу подано еще одно отношение и оно принято Судом, ты рассматриваешься не только как обвиняемый, но и как истец. По этой причине ты иногда будешь допрашиваться в одном качестве, а иногда в другом. В целях выяснения истины тебе не будет сообщаться, в каком качестве ты допрашиваешься. И еще одно уточнение. Третьего дня тебе было обещано снисхождение. Но, поскольку ты явился на самом деле не как обвиняемый, а как истец, клятва о снисхождении признана ничтожной. И мы должны будем предупредить тебя, что, если ты будешь осужден как богомерзость, ты будешь осужден дважды, еще и как клеветник.

Вот тут Тор вздрогнул. Но на первом допросе никаких пыток не было. Вопросы задавались исключительно нейтральные, типа: "Что у тебя находилось в твоей мастерской в Колинстринне в углу за главным горном?", "Сколько рабов и рабынь ты купил за прошлый год? Назови их имена и какой работой они у тебя занимались." "Кто из твоих соседей неприязненно относился к тебе и мог бы тебя оклеветать из вражды?" "Что ты делал такого-то числа такого-то месяца ночью?" Ни одного конкретного лица, ни одного конкретного эпизода не упоминалось. Впрочем, точно так же было и на всех остальных допросах.

Тор заметил, что если он не мог ответить на какой-то вопрос, потому что не помнил, его увещевали вспомнить получше, и через несколько дней вопрос повторялся, может быть, в другой форме. Когда он впервые ответил третий раз "Не помню" на один из вопросов, его тем же елейным голосом предупредили, что ему могут помочь вспомнить, и отвели вниз, в пыточную, где палач продемонстрировал ему самые ужасные орудия пыток и объяснил, как они действуют. Когда он снова на один из вопросов ответил "Не помню" в третий раз, начались пытки. Перед пытками ему давали приятное на вкус питье. Потом Эсса ему объяснила, что это — настой, ослабляющий волю и снижающий воображение и способность лгать. Более того, она пояснила ему, что Тору давали слабый настой, чтобы необратимо не повредить его волю, поскольку он был одновременно и обвиняемым, и истцом. Да и пытки, как он потом сообразил, применялись исключительно не калечащие, хотя и крайне мучительные. Тор однажды решился переспросить, когда ему в очередной раз задали вопрос, на который он уже отвечал, как же он раньше отвечал на это? Под строгими глазами двух священников судьи объявили, что он имеет право на такое разъяснение, и секретарь зачитал ему четыре совершенно разных ответа, которые он давал по этому поводу. Как ни странно, это прояснило память мастера, и он дал пятый, на сей раз абсолютно полный и точный ответ. Священники одобрительно сказали:

— Хорошо, когда человек наконец-то доходит до истины. Вот и приходится нам помогать ему, хоть и методы для этого порою такие, что мы их применяем с прискорбием.

Четыре месяца длились допросы. Тора то переводили в самые ужасные и темные камеры, надевая на него невообразимое рубище, то возвращали в хорошую камеру и давали приличную одежду, то возвращали ему свою и разрешали заказывать вещи служителям за свои деньги. Ничего из вещей не пропадало, кошелек с деньгами был всегда цел. Так что слухи об абсолютной честности и неподкупности Имперского Суда подтверждались. Впрочем, Тор понимал, что со служителями, заподозренными в нечестности, делали просто ужасные вещи. Тор скоро научился различать, когда его допрашивают как обвиняемого, а когда — как истца. Дело в том, что состав суда был разным. А вот вопросы были почти неразличимы.

Запомнился один из допросов на последнем месяце расследования, когда Тор вдруг понял, как близко к пропасти он стоит.

— Вспомни, сын мой, как проходили роды у твоей жены? — спросил судья.

— Я же не мог быть в ее комнате, когда она рожала. Там были доктор барона и его придворная повитуха.

И тут неожиданно последовал конкретный вопрос:

— Ты их пригласил или они пришли по собственной воле?

— Ни то, ни другое. Их прислал барон в знак уважения ко мне.

— А ты сам кого хотел пригласить?

— Лучшей повитухой в деревне считается Аринасса Туканар, вдова баронского смерда. Я бы позвал ее. Хотя на вид она как ведьма.

Судьи переглянулись между собой.

— А теперь вспомни, что случилось около твоей мастерской перед родами?

— Аринасса пришла без зова. Я знал, что баронские люди уже едут, и отказать барону было бы оскорблением. Я поблагодарил ее и сказал, что она не нужна. Она была очень недовольна. Тогда я дал ей во имя Победителей плату повитухи и попросил молиться, чтобы моя жена благополучно разрешилась от бремени. Аринасса бросила деньги на землю, сказала, что она не нищая, не берет милостыню. — Тор чуть-чуть помолчал. — И вдруг она выругалась как последняя шлюха.

Судьи почему-то опять переглянулись между собой.

— А не помнишь ли, как она выругалась?

Тор покраснел.

— Могу ли я повторить такое перед Высоким Судом?

— Должен, сын мой.

И Тор повторил ругательство, которое его поразило. На вид это был виртуозный, сложно сплетенный мат с упоминанием самых неприличных мест и действий мужчины. Судьи отшатнулись и стали, каждый по своим канонам, молиться и делать знаки изгнания зла. Тор перепугался.

— А теперь скажи, сын мой, повторял ли ты в гневе это ругательство когда-либо?

— Признаюсь, в мыслях я его порою повторял. Но когда мне хотелось его произнести, что-то меня останавливало.