На поверхности (ЛП) - Акероид Серена

Адам не останавливался, пока я не захныкала, тяжело дыша, а мое тело не начало плавиться и таять напротив него.

Только тогда он отстранился, прикусив напоследок мою нижнюю губу, легко поцеловав верхнюю, и прижался ко мне лбом.

— Я так чертовски сильно люблю тебя, — вымученно пробормотал он.

Я закрыла глаза, потому что это должно было помочь мне пережить это. Когда Адам отступил назад, я шагнула к нему и провела носом по его челюсти.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала я.

Этого должно было быть достаточно, даже если это было не так.

Адам вышел из нашего укрытия первым, дернувшись от меня, словно обжегся, и я поняла — мы оба были обожжены.

Мы никогда не будем прежними.

Вздрогнув, я прислонилась к стене, чувствуя себя так, будто нахожусь посреди торнадо, из которого не было выхода.

Закрыв глаза, я позволила своему дыханию восстановиться, и только когда была готова, снова владея собой, я тоже вышла.

Наша команда ждала в вестибюле. Тренер сердито посмотрел на меня, проворчав, что я опоздала — на гребаную минуту, — но я проигнорировала его и, опустив подбородок, села в автобус вместе со всеми.

Дорога домой, включая перелет, прошла без приключений, и мы вернулись вовремя, чтобы провести остаток дня наедине с собой.

Заметив Питера, ждущего меня в машине на стоянке, я улыбнулась. Пока не увидела Марию, ждущую Адама в другом автомобиле.

Прежде чем выйти из автобуса, Адам бросил на меня взгляд, и совокупность боли в его глазах, мучения и потребности создали токсичное топливо, причинившее мне боль.

Я смотрела на него, стараясь, чтобы то, что я чувствовала, не отразилось на моем лице, но желая наполнить этими чувствами свой взгляд.

Адам закрыл глаза, опустил голову и оставил меня позади.

Я намеренно вышла из автобуса последней, и к этому времени все уже практически разъехались.

Я умышленно не смотрела в сторону Адама, зная, что Мария будет держать его в своей осьминожьей хватке, чтобы позлить меня, но тренер меня выручил.

— Твое время было безупречным, — сказал он, приподняв бровь.

Я пожала плечами, не особо заботясь о своем результате в бассейне, что было для меня неслыханно.

— Ничто не вечно, — пробормотал он, протянув руку и схватив меня за плечо.

— Что вы имеете в виду? — напряглась я.

— Я имею в виду, что сейчас ты здесь, а в следующем году будешь в Стэнфорде. Времени осталось совсем немного.

— Вы не помогаете мне сейчас, — закусив нижнюю губу, пробормотала я.

— Не помогаю, — согласился он. — Просто позволь этому факту выложить себя в бассейне по полной.

Его откровенность ошеломила меня. Казалось, что тренер всегда забывает, что мы люди. Для него мы были спортсменами, нуждавшимися в жесткой подготовке. То, что он признал, что у нас есть недостатки и потребности, желания и мечты определенно удивило меня. Достаточно, чтобы мой ответ вышел грубым.

— А вы не думаете, что я уже выкладываюсь на всю?

— Не могу жаловаться, — вздохнул он. — Ты лучшее, что у нас есть. Лучшее, что когда-либо видел этот клуб, Тея. Я просто… Не позволяй своему сердцу мешать твоей голове. У тебя сейчас все хорошо. Ты живешь в гораздо лучшем месте, чем раньше. У тебя есть машина, готовая отвезти тебя в красивый дом, хорошая школа, лучшая стипендия, которую можно получить, и семья за спиной, которая даст тебе все необходимое, пока ты не уедешь в Стэнфорд.

— Есть ли в этом смысл? — прошептала я, глядя в землю.

— Да. Не облажайся. — Слегка тряхнув меня за плечо, он пробормотал: — Давай, езжай домой. Увидимся завтра в шесть.

Кивнув, я поплелась к Питеру. Он уже ждал возле машины, и я улыбнулась, когда он распахнул свои руки для объятий.

Я крепко обняла Питера, невероятно ценя его в этот момент.

К тому времени, когда мы приехали домой, я знала, что Питер понял, что я не в себе. Всю дорогу он пытался поговорить со мной, вытащить из скорлупы, но у него ничего не получалось.

Мне просто нужно немного отдохнуть, решила я. К тому же мне пришлось набраться смелости, чтобы попросить Дженис достать для меня противозачаточную таблетку, которую принимают на следующее утро после незащищенного секса.

Покусывая губу, я представила, каково бы это было — следующее утро, а затем, быстро поискав в интернете, в какой максимальный промежуток времени мне нужно принять контрацептив, вздохнула, когда увидела, что у меня есть семьдесят два часа.

Не то чтобы я собиралась рисковать.

Не было ничего необычного в том, что когда я зашла в дом, никто меня не встречал. Никто не ждал с нетерпением, чтобы услышать о моих заплывах, что означало — дом пуст. Неудивительно — это были выходные, и Роберт с Анной были заняты общественной жизнью, поэтому я понимала, что мы будем обсуждать мои заплывы во время ужина.

Воспользовавшись тем, что в доме никого нет, я направилась прямиком на кухню.

В воздухе витал аромат хлеба и бульона, в котором ощущалось несметное количество трав, поэтому, позволив своему носу направлять меня, побрела к помещению, которое было чем угодно, но только не сердцем дома.

Стерильное, с нержавеющей сталью повсюду — от прилавков до электротехники — это было не то место, где, как мне казалось, Дженис чувствовала себя комфортно. Ей больше подходила кухня в деревенском стиле с гладкими дубовыми столешницами и печью, которая все время заставляла бы ее ругаться, потому что никогда бы не работала.

Эта кухня была для нее слишком современной, даже если блюда, которые она здесь готовила, прекрасно выглядели и были достойны ресторана.

Полагаю, это было похоже на то, как если бы Гордон Рамзи переехал в крошечный дешевый ресторанчик, подающий лапшу Рамэн.(Прим. перев.: Гордон Рамзи — британский шеф-повар, ресторатор, телеведущий и писатель, основал свою глобальную ресторанную группу GordonRamsayRestaurants, один из самых известных и влиятельных поваров Великобритании; Рамэн — блюдо с пшеничной лапшой, фактически представляет собой недорогое блюдо быстрого питания).

Я знала, что Питер и Дженис копят деньги на небольшой отель на побережье штата Мэн, и я точно знала, как он будет выглядеть. Словно игрушечный домик, изнутри он будет наполнен безделушками, кружевами, салфетками и всеми теми девчачьими вещами, которые Дженис обожала, а Анна, придерживающаяся минимализма, ненавидела.

Хотя Дженис и не вписывалась в этот кошмар из нержавеющей стали, ее еда была чертовски вкусной, и мой голодный желудок, заурчавший от аппетитных ароматов готовящейся еды, выдал мое присутствие.

Дженис подняла свой взгляд и тут же улыбнулась, увидев меня. Она не была красавицей, но ее улыбка делала ее такой. У Дженис были ярко-голубые глаза, волосы пшеничного цвета и круглые щеки, которые всегда были ярко-розовыми. Она всегда носила старомодный передник, даже если под ним были штаны для йоги, и она делала самые лучшие брауни, которые я когда-либо ела в своей жизни.(Прим. перев.: брауни— квадратные шоколадные пирожные с грецким орехом).

— Привет, маленькая чемпионка! — радостно воскликнула она, заключая меня в крепкие объятия.

Засмеявшись, я сжала ее в ответ так же крепко, как и Питера.

— Вчера у меня был напряженный день, — пробормотала я.

— Хочешь поговорить об этом? — спросила она, приподняв брови.

Прикусив губу, я кивнула, мне было трудно смотреть ей в глаза. У меня никогда не было женщины постарше, с которой я могла бы поговорить о таком личном. Я имею в виду, что, вероятно, могла бы поговорить с Эммой, но мне всегда казалось, что она слишком занята, и я не хотела обременять ее своими проблемами. Анна абсолютно не была в этом заинтересована, но Дженис? Я знала, что она мне поможет.

— Хочешь мороженое или свежеиспеченное печенье? — спросила она, все еще глядя на меня сверху вниз.

— А можно и то, и другое? — нерешительно спросила я, и Дженис подозрительно на меня прищурилась — она знала, что я не ем вредную пищу. Ну, я, конечно, хотела, но не могла. Мое тело было машиной, и, к сожалению, мне приходилось постоянно заправлять его правильной едой, иначе последствия в виде ухудшения результатов в воде не заставили бы себя долго ждать.