Дядя самых честных правил 8 - Александр Горбов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ни хотел Шереметев отвергнуть кандидатуру Вяземского, но так и не смог найти аргументы против назначения. Было видно, что он крайне разочарован таким поворотом дел.
Следующим пунктом, на котором мы споткнулись, стала личность руководителя строительства. С одной стороны, человек должен быть толковым администратором, с другой — иметь немалый вес, чтобы ему не чинили препоны чиновники на местах. Ни я, ни Демидов не готовы были взваливать на себя такую ношу. У меня и так забот хватит с производством оборудования для эфирной дороги, а ещё есть дела княжества, которые тоже требуют внимания. И Демидов выше крыши занят своими заводами. Выручила нас Екатерина, прислав телеграмму и чуть ли не приказом веля отдать «директорскую» должность Василию Ивановичу Суворову, отцу моего военного знакомца. Я такому повороту крайне обрадовался: Суворов, пока был генерал-губернатором Восточной Пруссии, гонял там казнокрадов тряпками и вдвое увеличил доходы казны. На него даже чиновники жаловались за излишнюю суровость. Такой человек нам и нужен!
Шереметев спорить с императрицей не решился, и лицо у него стало совсем кислым. Но чуть позже и у него нашёлся повод для радости: Екатерина, продавив назначение Суворова и утвердив Вяземского аудитором, пообещала щедрое финансирование из казны.
Основные маршруты эфирной дороги мы тоже согласовали, практически без споров. Первой станет дорога из Петербурга в Москву. А затем пойдёт через Владимир, Нижний Новгород, Казань и дальше на Дальний Восток. Ещё одна ветка свяжет Петербург с Кёнигсбергом. И последняя — из Москвы на юг, нацеливаясь на Азовское море.
— В столице планируют решить крымский вопрос, — пояснил Шереметев, — да и воевать с турками нам то и дело приходится. А наша эфирная дорога позволит быстро перемещать войска.
Это его «наша» меня слегка покоробила. Вот же ж примазался, хитрец какой! Моя дорога, моя задумка и разработка! Но я подавил внезапный приступ собственничества и махнул рукой — да и чёрт с ним. Главное, построить дорогу на Дальний Восток, чтобы поездка в моё княжество не занимала полгода. А мои чувства значения не имеют.
* * *
Визиты Марьи Алексевны закончились, мои переговоры с Демидовым и Шереметевым тоже подошли к концу, и мы уже собирались возвращаться в Злобино. Но в последний день перед отъездом на пороге муромского особняка княгини появился внезапный гость.
— Степан Иванович? — я был крайне удивлён, когда лакей привёл его в гостиную. — Вот уж не ожидал вас увидеть здесь. Что-то случилось?
Шешковский вздохнул, укоризненно глядя на меня.
— Вы ещё спрашиваете, Константин Платонович? Случился ваш конфликт с князем Мышкиным.
Судя по пыльным сапогам, измученному виду и мятому камзолу, он мчался в Муром без остановок и отдыха.
— Садитесь, Степан Иванович. Кофий будете?
Он тяжело опустился в кресло и кивнул:
— Не откажусь и от каких-нибудь закусок. Со вчерашнего вечера крошки во рту не было.
Я велел накрыть для него стол и отложил вопросы, пока гость не поест. Когда же он добрался до кофия, спросил:
— Скажите, Степан Иванович, а каким боком вы относитесь к моим трениям с Мышкиным? Или вы взялись охранять меня от любых неприятностей?
— Зная вас, я должен больше беспокоиться о здоровье князя. Вы, Константин Платонович, даже такого опытного колдуна до могилы довести можете.
— Тогда тем более не понимаю, причём здесь вы и Тайная экспедиция.
— Притом, Константин Платонович. Можно считать, что в ваших лицах столкнулись интересы двух государственных канцелярий: Тайной экспедиции и Злодейного приказа.
— Прямо-таки Злодейного? — я рассмеялся.
— Не вижу ничего смешного, — Шешковский раздражённо бросил на стол салфетку. — Может, вы о нём и не слышали, а он есть. Деятельность его не афишируется, но от этого он никуда не исчезает.
— Дайте угадаю: Злодейный приказ занимается управлением преступностью?
Шешковский кивнул.
— Именно, Константин Платонович. Побороть её мы не можем, значит, проще всего возглавить и свести вред к минимуму. С помощью приказа мы выявляем гнилые элементы чиновничьего аппарата, приглядываем за тёмными делами родов и держим в узде разбойный люд в городах.
— И как, получается?
— Зря сомневаетесь, — Шешковский усмехнулся, — вы просто не застали тот ужас, что творился полвека назад. А сейчас, по сравнению с тем, что было, у нас тишь да благодать. Кстати, дань, собираемая с преступников, и часть взяток возвращаются в казну. И суммы там совсем не детские.
— И кто же в Злодейном приказе Мышкин?
— Его глава, — сухо улыбнулся Шешковский, — действительный тайный советник, обер-прокурор князь Мышкин. Теперь вы понимаете, почему я срочно примчался сюда? Найти князю замену будет крайне не просто.
Между нами повисла пауза. Прерывая её, в комнату вошёл лакей и объявил:
— Константин Платонович, вам доставлено срочное послание от его сиятельства князя Мышкина!
Он с поклоном подал мне узкий конверт. Во взгляде Шешковского в этот момент явно читалось «ну я же говорил».
— Что там? — не выдержал он, когда я распечатал и прочитал записку.
— Князь назначает мне встречу сегодня вечером на месте для дуэлей возле Мурома.
— Я еду с вами, — не терпящим возражений тоном заявил Шешковский, — и даже не пробуйте мне возражать!
Глава 27
Беглец
Муромские дуэлянты наверняка считали себя поэтами и романтическими натурами. Иначе они бы не выбрали для поединков такое место: живописная берёзовая роща, широкий луг, жёлтый песок и безмятежная гладь Оки. Сейчас, когда деревья стояли покрытые золотом, здесь было особенно красиво.
Чутьём некроманта я ощущал разлитые эманации. Молодые повесы, становившиеся к барьеру с оружием в руках, любовались собственным возвышенным образом и готовились картинно умереть. Вот только эти романтические «стихи» разбивались о жестокую «прозу» смерти. Рваные раны от попадания «громобоя», кровь, боль и крики. Хрипящее дыхание, запах сожжённой плоти и становящиеся всё тише и тише голоса секундантов. Нет, никакой романтики в смерти не было, нет и не будет. Но разве это объяснишь самоуверенным дуракам, даже не подозревающим о ценности своей и чужой жизни?
Я усмехнулся, поймав себя на этих мыслях. Если вспомнить, сколько лет мне самому и мою жизнь в Париже с бесчисленными дуэлями, то я не имею право ругать дуэлянтов. Давно ли я начал скатываться в мрачное стариковское ворчание? Кажется, участие в Жатве добавило не только чёрного песка, но и
