Дом грозы - Ксюша Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Орден вовсю пользовался блокираторами и пачками засаживал в тюрьму товарищей Нимеи, она не раз видела это своими глазами. Фандер был там, когда сестры Ува, ее соседки по общежитию, оказались в камере за то, что искали на разрушенном рынке своих родителей. Приговор был таким абсурдным, что даже не было смысла выслушивать его до конца. Просто очередная бессмыслица.
Все это перемешалось в кашу, но Нимея помнит жгучую ненависть ко всем, кто поддерживал Орден и в знак принадлежности к нему ходил по улицам в черных глухих пальто с кучей амулетов на шеях. Сопротивление, напротив, выбирало яркие плащи, иногда его сторонники просто натягивали дождевики на теплые куртки, только бы выделиться и показать, что стоят на светлой стороне.
– Мне снится, как Брайт Масон сходит с ума и убивает моего брата, – тихо перебивает Фандер, но даже такого слабого голоса хватает, чтобы Нимея замолчала и прислушалась.
Она и сама не знает, почему так зла прямо сейчас. Она абсолютно точно не хочет знать, что человеческие переживания Хардину не чужды. Ей всегда казалось, что у него нет совести. Разве таким людям могут сниться кошмары? Они же отражение страхов и стыда – настоящих человеческих эмоций. Ей приятно думать, что Хардин – безразличное ей существо, пятно на ее жизни. Человек, данный ей на время, с которым она уже что-то пережила, но он непременно сотрется из памяти, потому что ничего не значит.
– Тогда она чуть не грохнула целую толпу, – продолжает Фандер. Он медленно то сжимает, то разжимает ее руки. Нимее это напоминает ритм его дыхания или биения сердца, который она может почувствовать на своей шкуре.
– Брайт никогда бы тако…
– Брось. – Он не отпускает Нимею, но хватка становится мягче, и она может в любой момент отстраниться, но продолжает сидеть с ним нос к носу. – Даже Энг тогда испугался. Она могла бы, действительно…
– Вы ее довели!
– Неважно. – Хардин мягко качает головой, словно терпеливо убеждает ребенка в простых истинах. – Ты снова наступаешь на собственный хвост, Нимея. Зло никогда не уничтожит зло, и нельзя оправдать агрессию доброго человека тем, что его спровоцировали. Я понял это. Теперь твой черед принять этот факт.
Нимея не понимает и злится, ей не нравится думать, что она глупее Хардина, что он что-то там познал, просветлился, в отличие от нее.
– Что? Вспоминаешь, как она швырнула тебя об землю? Испугался?
– Я сам к ней вышел. – Он спокоен, Нимея – на взводе. Они удивительным образом друг друга уравновешивают.
– Чтобы напасть!
– Нет. Чтобы она напала на меня.
– Какого черта ты несешь? Да ты…
– Да что? Что я мог сделать? Даже будучи сильным магом земли, я оставался слаб перед сиреной, тебе ли не знать. Ты бы смогла противостоять ей?
– Нет, но я…
– Ты фольетинка, вы считаетесь сильной и древней расой. Ты бы смогла противостоять сирене?
– Нет, я всего лишь волчица!
– А я всего лишь человек. Помнишь, однажды на Брайт напали девочки-траминерки. Сколько их было: трое, четверо? И, чтобы ее побороть, они заблокировали магию сирены браслетами и держали ее всем скопом? Хочешь сказать, я настолько самоуверенный, что решил ради забавы вступить в схватку с разъяренной сиреной один на один? Без браслетов и оружия? У меня тогда не было ни одного амулета, щита… Это глупо.
Нимее тоже теперь кажется, что ее предположения бессмысленны. Она вообще никогда не вспоминала тот случай, он стерся из памяти быстрее, чем она покинула академию, потому что после с ней происходили события и похуже. Единственное, что ее всегда смущало в этой истории, – Фандер. Ведь даже после того, как Брайт его размазала, он помог ей бежать, позволил украсть их семейную яхту, на которой Рейв и Брайт покинули Траминер. Это вызвало у всех вопросы, но как-то быстро забылось. Душа Фандера казалась Нимее абсолютно черной, и один добрый поступок ничего не менял в ее глазах. Этот луч света не превратил ночь в серый предрассветный час.
– И тебе это снится? Твое единственное доброе дело? То, как ты подставился под удар и защитил своих? – Нимея говорит это с презрением, считая, что истинные были недостойны защиты, но Фандер пропускает ее слова мимо ушей.
– Да. Мне снится это довольно часто.
– Почему?
– Наверное, с того момента я стал совсем иначе смотреть на многое.
Он пожимает плечами, отпускает пальцы Нимеи и берется за ее предплечья, не встречая сопротивления. Проводит пальцами вверх до локтя, потом к плечам. Нимея следит за его движениями пристальным взглядом, пока Фандер, судя по его напряженному взгляду, ждет, что она его остановит. Вот сейчас. Или теперь. Может, здесь проходит граница ее терпения?
– Но ты все равно пошел в Орден! – восклицает Нока, быстро теряя контроль, который только что обрела. – Ты не пошел за братом в Сопротивление!
– Не пошел. Я и не оправдываюсь.
– Почему? Блин, почему?! – Нимея так хочет услышать эти оправдания.
Он же объяснил, зачем подставился под удар Брайт, пусть объяснит и это. Должна же быть причина у его поступков.
И было бы лучше, если бы она помогла Нимее определиться, кто перед ней. Тогда она наконец поймет: можно ли этого человека уважать, или не стоит? Можно ли позволять себе слабость и искать в нем утешение, или он опасен?
– Ты не верил в Сопротивление?
– Не верил. – Подлец.
– Считал, что они неправы?
– Считал. – Слепой придурок.
– Но почему?
– А что ты хочешь услышать от меня? У тебя своя правда, у меня своя. Ты знаешь сотни иных, которые считали Траминер домом… А я знаю сотни истинных, у которых другого дома нет. Моя мать живет сейчас не в лучшем мире, и я знаю, что вы тоже в нем жили и живете. Раньше таким, как мы, было хорошо, а таким, как вы, – плохо. Но сейчас плохо всем. Вы развалили страну, а теперь, как крысы, из нее бежите. Вы не хотите строить свой хваленый новый мир, верно? Вы просто подорвали прежний. И при всем своем благородстве вы все еще не сядете за один стол с такими, как я или Бэли Теран, так ведь? Однажды, когда ты повзрослеешь и ответишь мне на этот вопрос, я с тобой поговорю иначе.
Его слова бьют пощечинами, потому что Нимея не может с ними не согласиться, но внутри будто сидит червяк и точит, точит его правду своим глухим тупым «НЕТ».
Нока уверена, хоть и не знает почему, что правда может принадлежать лишь одной стороне. Иначе зачем эта борьба за Траминер вообще была нужна? Ей на самом деле больно думать, что правы не только иные. Сейчас первое и даже единственное, чего она хочет, – чтобы Фандер за-мол-чал.
– Вы подрывали наши дома! И ты в том числе! Бросали таких, как я, в тюрьмы, вешали на нас браслеты! – Нимея слабеет, сил спорить уже нет.
Вот они, спасительные аргументы. Да-да-да, даже если в его словах есть правда, то что он противопоставит этим страшным фактам?
– С чего ты взяла? Ты это видела?
– Я это знаю.
– Откуда?
– Ты и эти твои мародеры… делали ужасные вещи. – Она умоляет прекратить бессмысленный спор.
– Какие? Кто-то погиб?
– Четыре главы Сопротивления на том свете! Их семьи утром нашли в постелях изуродованные тела – это варварство! Эмен Гаджи, помнишь нашего декана? Знаешь, что он стоял во главе Сопротивления с самого начала? Сюрприз! Его больше нет, а он был одним из добрейших людей, которых я знала. А, были же и ваши,
