Связующие нити (СИ) - Ксения Татьмянина

— Так кого вы потеряли?

— Ой, давно это было… а вот забыть не могу. Жизнь вся уже пролетела, столько ошибок совершал, со столькими людьми пути сходились и расходились, а вот ту единственную встречу помню, и забыть не могу. Где нужно, так склероз не срабатывает.

— А сколько вам, позвольте спросить? — подал голос Вельтон.

— Семьдесят два. А случилось это чуть меньше, чем полжизни тому… Тридцать пять лет назад. Я и год какой был хорошо помню, и куда я ехал и зачем. Всё помню. Только не помню, как меня в рейсовый междугородний автобус занесло, то ли машина служебная сломалась, то ли что… на конференцию мне нужно было, я уже тогда был лауреат… но не в этом суть. Попалась мне попутчица, молоденькая. Такая душевная, простая, без ужимок, без всяких там, — он закрутил винт в воздухе, — хорошенькая. Три часа мы с ней разговаривали, всю дорогу, и так мне легко было… а там был и с работой завал, высокая должность, вечное напряжение, и годов мне под сорок уже. Помню я, что был такой порыв, адрес её спросить или телефон, да всё замялось. Неловко я себя чувствовал. Холостой ведь был, и ухаживать умел, да понимал, что все мои приёмчики для такой красавицы не годятся. Тут от души нужно было, а я разучился. Вышла она чуть раньше конечной, не доезжая города, да я этого не знал, всё с мыслями собирался, всё думал, что момент удачным будет, и я не покажусь таким смешным. А она вдруг "ну, мне пора"… и такими глазами посмотрела, выжидала, наверное, что я всё же спрошу, как и где её найти можно. А я не спросил. И женат я был два раза, и грамотами вся стена увешана, и книг научных целую полку написал, и полмира объездил. Мемуарами можно библиотеку заставить, а сидит эта девушка занозой в сердце, и всё жалею, что не спросил… Деньги состояниями терял, от должностей, бывало, отказывался, докатился до того, что живу один в большой квартире, столько есть о чем сокрушаться, а всё мне тот случай покоя не даёт. Упустил я её. Навсегда упустил.

Трис вернулся с собакой. Лохматая дворняга размашисто виляла хвостом, а как увидела хозяина, так и стала рваться с поводка.

— Я отпущу её?

— Это товарищ Кашалот. Я его из приюта взял, куда бродячих псов отловленных свозят. Кашу в первый день две миски съел, вот я его и назвал Кашалотом.

Пес рванулся сначала к Филиппу, а потом, принюхиваясь, энергично пробежался по всему помещению и понюхал каждого. Я погладила собаку по косматому чубу:

— Если вы не устали, можно успеть сегодня и порисовать… кстати, Трис, я забыла тебе сказать, что к нам в квартиру воробей залетел!

— Вы только не удивляйтесь ничему. Вы сейчас будете вспоминать, а я буду сидеть с альбомом. Сосредоточьтесь сейчас на ваших воспоминаниях. Не нужно ничего придумывать, отвлекаться на другие воспоминания или мысли. Хоть в тумане, хоть без деталей, но именно тот день и ту встречу, договорились?

— А чего же, это легко.

Мы сидели в моей каморке на пуфиках, и я готовилась к привычному для себя сеансу реставрации. Раскладывала вокруг материалы, поправила плафон бра, чтобы света побольше падало на бумагу.

— Вы готовы?

— Готов.

— Если будет трудно, то можно закрыть глаза, так легче концентрироваться.

Цветные карандаши, линиями, без заштриховывания стали выводить округлый старенький автобус у посадочной площадки. Много асфальта, народ, столпившийся у ещё закрытых дверей. На следующем листе стала рисовать профиль напротив окна. Курносая девушка с тёмной чёлкой, косой, закрученной на затылке в аккуратный овальчик… моя рука всё быстрее меняла карандаши, выявляя всё ярче и отчётливей черты её лица. Остановиться я не могла, — и третий и четвёртый лист были её портретами, и на каждом рисунке я её узнавала. В первые мгновения я была поражена, и поэтому полностью не осознавала, как это ужасно! Холодным потом моя спина покрылась только тогда, когда все рисунки были закончены, и дед Филипп рассматривал их с огнём в глазах.

— А как звали её, вы помните?

— Да. Вероника.

Это была моя мама.

Если Нил узнает, что она согласна всё вернуть, а Трис вычертит мост, всё исчезнет. Я перестану существовать… Я не знаю, поймет ли она что изменить исход той встречи, значит, изменить всё вообще? Она, скорее всего, уже не познакомится с моим отцом, не выйдет за него замуж, не родит меня… господи, конечно, она откажется… мама всё поймёт правильно, она не сможет отказаться от всей своей жизни, не сможет отказаться ни от меня, ни от папы. Она же с ним тридцать лет вместе! Одна какая‑то встреча не может быть столь роковой, не может!

Я не хочу умирать!

Глава 34.Судьба

Говорить о таком никому не хотелось. Тристан, глядя на рисунки, свою тёщу не узнал, но если Нил вернется с согласием, я не дам себя убить. Буду молить Триса на коленях порвать чертёж, или сама его выкраду и уничтожу… даже Здание взорву! Найду способ!

Мои уроки в этот день пошли насмарку, я возвращалась с работы на автомате, не в состоянии думать ни о чём, кроме того, что после сегодняшней работы у Летописца этот Филипп уйдёт, и будет ждать результата, а Нил уже завтра самым первым будет знать ответ, и мне придется ждать его, как приговора всё это время.

Дома на доске объявлений снова висела записка от Триса "Воробышка покормил. Буду только завтра". Конечно, в агентстве в эту ночь у него был выходной. Телефон всё ещё не работал, и я с трудом сдерживала себя, чтобы не побежать, не позвонить маме с автомата, или не поехать к родителям домой и напрямую поговорить. Но так поступать было нельзя. По закону времени в Здании, Сыщик мог найти человека в диапазоне недели, и могло случиться так, что он как бы уже поговорил с ней, и она уже сказала свой ответ ещё дней пять назад… быть может, даже перед самым празднованием годовщины.

Я убеждала себя и уговаривала, что не может случиться плохого, что мама, как Виола, не сожалеет о том, что случайный попутчик когда‑то не спросил её телефона. Мама счастлива, её не беспокоит никакая натянутая связующая ниточка. Она никогда не променяет нас с папой на этого деда Филиппа, даже если ей казалось тогда, что этот мужчина — её судьба. Мама не перепишет всё заново.

Воробышек пристроился высоко, на полочке с редкими специями и не шумел. Причирикивал время от времени, из‑за чего я вспоминала птичек Гелены, и снова начинала злиться.

Всё у меня пошло под откос. Всё разладилось. Даже жизнь повисла на волоске. А если и Тристан?

Я готовила себе ужин из варёной курицы и фасоли, иногда посматривала на птицу, оглядывала всю нашу кухню… и представила себе историю моей мамы наоборот, наоборот для Триса. Что если бы он не догнал автобус, а я бы не вышла из него? Что, если бы он прожил бы вот эти самые пять лет без меня и в нынешнее время встретил… да ту же Монику. Как мама спустя пять лет встретила папу. И стали бы они жить, и появились бы у них дети, и был бы он счастлив с семьей, через тридцать лет отмечал бы годовщину, а я, старушенция лет шестидесяти приплелась бы ночью в чужой "Сожжённый мост" и заявила, что хочу найти человека, много лет назад одолжившего мне зонтик. И является к Тристану Сыщик, говорит всё как есть, спрашивает — согласен "догнать автобус"? И он отказывается.