Московский хор - Людмила Петрушевская

Би (поёт)

Куда, куда, куда вы удалились… весны моей… Грубая. Есть вещи, которые нельзя наблюдать со стороны.

Фем

Заткнись.

Би

А кому мне сказать, мне некому! И неужели трудно не ругаться, просто послушать! Ты меня ненавидишь.

Пауза.

Да? Да? Когда ты была маленькая, ты была такая трещотка! Ты говорила без остановки! Мы пошли с тобой в детскую поликлинику, ты трещишь, я говорю: «Господи, когда же ты замолчишь!» А женщина постарше меня с двумя детьми сказала: «А потом вырастет, не допроситесь словечка!» Как в воду глядела! Если бы я не сделала тот аборт, у меня бы было вас двое детей… Если бы, подумай, вы двое полезли бы в пещеру и двое остались бы без туловищ, у меня был бы выбор! И каждая из вас умоляла бы меня: «Мамочка, спаси и сохрани!» А ты одна, и ты эгоистка, я тебе принадлежу по праву, ты всё воспринимаешь как должное! Я тебе всё обязана отдать! А ты ничего! У тебя, ты говорила, нет выбора, у меня тоже нет выбора, я люблю одну тебя, больше некого. Норкина я не люблю, так просто. И он ходил ко мне по привычке. О, как тяжело без любви! Как хочется любить!

Фем

Давай бросимся в окно.

Затыкает уши.

Би

Я, конечно, могла бы повесить по одной голове на каждое плечо… Если бы вас было двое… А если бы вас было трое? Как бы я выбрала? Трое младенцев, а спасти можно только двух? Ужас, ужас, нет, лучше пусть будешь только ты! Господи! И умереть раньше тебя!

Фем

Дура ты у меня. Интересно, в этом возрасте все дуры или есть которые поумней? И молчат?

Би

Не могу молчать. Что это ты мне рот затыкаешь?

Фем

Слишком близко говоришь.

Би

Семья всегда слишком близко. Рядом жрут, срут, икают, чешутся, пукают… Норкин так пукает! Кишки, метеоризм, говорит, поставили диагноз. Но человек перестает уважать того, кто рядом с ним, особенно когда в носу ковыряют или храпят. Норкин всё делал предварительно сам с собой. Я не вмешиваюсь. Это мужчины должны индивидуально. Только брейся, ради всего святого! А то у меня воспаление по шее, как от ежа. Сначала понюхает, потом полижет.

Фем

Свободы! Свободы! Тьфу! Тьфу!

Би (поёт)

О дайте, дайте мне свободы! Я свой позор сумею искупить! Но я Норкина не люблю. Посоветуй, как быть. Он придёт, может быть, ты полотенцем накроешься? Скажи, для меня это очень важно!

Фем

Не пой.

Би (поёт)

Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальных. Пара-ра-ра-ра мне оне… Когда я приезжала к своей маме, я с ней двух дней бы рядом не прожила. Давление меряет каждые полчаса, лекарства жуёт и хлебает, и главное — это сериалы. И рассказывает только про них. А всё, что я ей говорю, это вызывает такие комментарии! Все у ней спят друг с другом. Как бы и я с тобой живу. И отец спит с тобой. Я, дескать, уехала, а он пришёл и с тобой спит. Вот если бы мне предложили у неё на горбу пожить… Я бы лучше предпочла, знаешь… Она меня никогда не любила, только сестру. И взяла бы себе на шею её, а не меня. Но я тебя люблю больше моей жизни!

Фем

О боже!

Голос

Алло. Даю пробу. Больная лежала год в отдельной палате, так. Нет, больная голова лежала в палате год, больная голова диктовала по буквам, чтобы её вынесли в лес к одной матери. Стремление уйти, синдром Льва Толстого. Работает? Опять нет? После посещения матери давала эмоциональные срывы. Диктовала матом. Не слышно? Ну что ты будешь делать.

Би

Врёт как. Больная голова не лежала, а висела в подвале на таком обруче, буквально на ушах…

Голос

Хрр-брю-тарара… Слышно? Алло! Так как два головных мозга должны управлять конечностями и как… хрря-фря-пря. Чего хочет левая нога, того не будет выполнять правая… хррю-брр-тарара… Слышно? Трындырбыр. Донорская больная голова возражает против всего и командует от противного. Требует удалить материнскую голову.

Всё это время конечности Бифем двигаются в разных направлениях.

Часто вообще отказывается вставать с левой ноги, слышно? Трындындын брра тарара. Да что такое! Донорская голова утверждает, что не просила целиком оставлять материнский организм, а только туловище.

Бифем манипулирует конечностями, танцует хаотически.

Тымбырдым парара тарари, токо-токо фунеда. Слышно? Панды я конфликт поколений.

Бифем затыкает уши, склонясь друг к дружке головами.

Де ап, чето-чето кунело, типичный психоз, чето-чето пренада, паплау, трын-дадор. Я понятно сказал? Или опять помехи?

Бифем танцует.

Внутренние органы управляются материнским спинным мозгом. Дочь просила себе правосторонние органы стирки, шитья, ходьбы и письма, но материнский организм возразил, что в таком возрасте не будет переучиваться на левшу, не имеет под собой основания, за что такие муки после героизма, что ложку пронесу мимо рта. Чето-чето кунело, трындадор. Понятно? Амбельмано крутинды зацеляпка. Хррю фью бубубубу. Налаил в трубу. Буруруру. Опять не слышно, да что же… Битюков! Мартинларю рюдарю авню рюмартир пляс. Пляс! Неси другой микрофон! Как нету?

Би

И вот настал такой день, что профессор Колин решил завершить эксперимент, и моей дочери не принесли утренний завтрак.

Фем (перебивает)

Один! Два! Два! Два!

Би

Я прихожу вечером, со мной лаборанты не поздоровались почти, у дочери моей глаза вытаращенные, рот сухой открыт, о господи! Лицо ужаса.

Фем

Кончай репетировать. Он тебе не даст это рассказать, микрофон возьмёт, скажет: «Сумеречное сознание, обычный бред преследования».

Голос (ритмично)

Бааква нгоно ип, межды ассеиж, позвольте вас познакомить с анамнезом, а ролоис ду хайлка, кааоко тен ордец дж карабайка, таи, азу лив зу баер, аткелан, дуду до хаер, жертва катастрофы в пещере, была доставлена в клинику. Диагноз арчпе чвидха днеша бусь, а лизауш щпамет ижусь. Ампутация головы и сохранение её год в лабораторных условиях. Впервые в мире аппарат искорг, искусственный организм. Абмуиак. Понятно говорю? Берла аркак, дж ов дж убкавка кавнак. Затем, когда сообщили матери головы, что вынуждены отключить искорг на профилактику, ы реглар игня кама, еш сутра ебка тсахня! Тс, тс, атхатар! Битюкова ко мне. Это не микрфон, а бахареч нщикре ахен, аслука аеда хрен знает что. Ал-ло! То мать головы предложила принять в качестве подвоя дополнительно голову дочери, чхар заут.

Би

А! Я тогда кинулась к Колину, он ещё не ушёл домой. Плачу на коленях. Он на меня не глядит. Потом ответил: «Всё, годовой эксперимент закончен, я должен платить зарплату сотрудникам. На этот эксперимент больше не выделяется средств». А я: «Ну что, она много внимания берёт? Много кислорода? Электричества много? Что, жалко утром три ложки манной каши дать?

Яростно.

Поч-чему её сегодня не кормили? Поч-чему, я вас спрашиваю, доктор Колин?» А он: «Да её никогда не кормили». Я: «Я сама кормила!» А он: «Ну какое это кормление, всё вываливается». А я: «А у вас не вываливается с другого конца? Тоже вываливается!

Угрожающе.

Так что не буд-дем! Доктор Колин! За что вы мою дочь убить хотите? Перед смертью у неё было бешенство матки, когда я с ней серьёзно начала разговаривать. Она хотела повеситься, но мыло под ванну ускакало. Я её спасла тогда! Она добрая девка, когда у неё есть мужик. Уже год нет мужика. Диагноз бьёт посуду. От горя у неё началась бронхиальная астма. Только здесь, у вас, астма прошла, доктор, бронхов нет, всё в ажуре, спасибо. Доктор! Я только что у ней была, она плакала. Откуда-то слёзы взялись». А доктор профессор Колин как закричит: «Откуда эти слёзы, зачем оне?» Буквально. «Кто подключил слёзные железы?» Так.

Голос

Перед нами пройдёт типичный разговор Бифем.

Би

Он кричит: «Слёз не должно быть!» А я говорю: «Были. У меня так заяц плакал. По мордочке так и катятся слёзы. Шляпа, сосед, принёс зайца продавать, шляпин брат поймал у линии электропередач как-то. Не знаю. У нас там рядом линия. Короче, плачет заяц, заливается. Я говорю: отрубишь ему голову. Я сама не могу. Шляпа говорит: да я хоть тебе отрублю за бутылку, мне не жалко. Заяц обрыдался весь, пока его не зарезали. И она тоже висит там, плачет. Спасите её, кричу, Колин гений!»