Никакой магии - Андрей Уланов

Я ждала продолжения – по моему опыту, рассказ о таком незаурядном человеке должен занять от четверти до получаса. Но лейтенант просто встал и принялся затаптывать костер.

– Нам пора лететь, – пояснил он в ответ на мой невысказанный вопрос. – К тому же, когда вы увидите нас в деле, многое объяснится без слов.

Вопреки названию, «Ночная моль» не была похожа на моль какой угодно разновидности. Скорее уж ее родичей стоило поискать среди химер – с туловищем рыбы, хищно распахнутой пастью, из которой вываливался дощатый язык трапа, и огромными фасетчатыми глазами. Рыбозверь со свистом втягивал воздух сквозь решетчатые жаберные щели по бокам и выдыхал горячим дымом через овальную трубу на спине. Из пасти, как и подобает хищнику, воняло – углем, смазкой, перегретым железом и какой-то противной электрохимией.

Мы с лейтенантом подошли к трапу последними в короткой цепочке.

– Лесенка справа от входа, мисс Грин, – голос лейтенанта странно дрожал. Вряд ли он настолько взволнован, скорее, проявилось побочное действие «совиных глаз», – и вверх. Полетим первым классом.

– А парадной лестницы нет? – пошутила я, карабкаясь вверх. Ряд грубых железных скоб с неприятно-острыми краями заканчивался люком, и его я постаралась проскочить как можно быстрее: массивная рубчатая и ничем не закрепленная в откинутом положении крышка слишком уж напоминала готовую захлопнуться мышеловку. Ой-ай-ой-о-ой… больно! Гнилые корни! Здесь же вообще развернуться нельзя, не приложившись сразу дюжиной мест о всякую торчащую машинерию. Кто только эту пыточную для эльфов строил… хотя вопрос глуп, а ответ очевиден.

На самом деле мы попали в рубку – за небольшим штурвалом застыл гном в матросской бескозырке и черном кожаном бушлате. Позади рулевого, на небольшом возвышении, угнездился в стальном креслице второй бородач, словно сошедший с полотна Маре: «Гном, отдыхающий после работы в шахте». Та же вальяжно-задумчивая поза, похожий бело-черный свитер грубой ручной вязки, такие же штаны и унты с оторочкой из собачьего меха. Единственное серьезное расхождение с картиной заключалось в том, что на подлокотнике справа вместо громадной кружки с элем лежала столь же несуразно большая фуражка.

Как эта пара коротышек собиралась управляться с обступавшими со всех сторон – да и с потолка – полчищами рычагов, маховиков, краников, циферблатов и прочих шкал со стрелками, оставалось для меня тайной тайн. Эльфу потребовалось бы полжизни лишь на то, чтобы запомнить назначение каждого из устройств, человеку бы не хватило и трех жизней – ну а гномы, наверное, обретают эти знания еще в утробе матери.

– Отряд на борту, капитан Гримиц, – поднявшийся следом за мной лейтенант захлопнул крышку люка и лязгнул защелками. – Можем лететь.

– Хорошо. – Выпрямившись, гном торжественно возложил, иначе не сказать, фуражку на голову и, наклонившись к пучку труб слева от кресла, скомандовал: – Трап убрать, створки закрыть! Решетки – на взлет!

Внизу прогрохотало, крайняя слева трубка плюнула в капитана совершенно неразборчивым даже для эльфийского уха шипением. Затем корабль покачнулся, земля за остеклением резко провалилась вниз, а впереди показались огни – вначале полевого лагеря, затем, судя по болезненно-ярким потокам электрического света и по суете и мельтешению в этих лучах, то самое сооружаемое у ворот укрепление, где требовалось «организовать особо бурную деятельность».

– Решетки на тридцать, курс север-север-запад, средний фперед, – приказал Гримиц и, оглянувшись на лейтенанта, уточнил: – Идем по прежней схеме?

– Да, – кивнул Хауст, – все то же, только вместо наблюдателей спускаем в гондоле стрелков.

– Яфно, – Гримиц, мрачный, как тучи над нами, постучал по циферблату перед собой. Стрелка неуверенно дрогнула – и, очнувшись от спячки, резво скакнула на добрую треть фосфорно мерцающей шкалы. Кажется, это был высотомер – и он совершенно нагло врал, показывая целых шесть сотен футов, когда огоньки под нами светили не дальше чем в четырехстах.

– Прикажите своим людям подготовиться.

– Они готовы! – уверенно сказал Хауст.

Гримиц нахмурился еще сильнее и перевел взгляд на другой индикатор.

– Машинное, что с батареями?

– Зрдхрбынсятпрц, – бодро тявкнула переговорная труба.

– Машине… – капитан пригладил бороду, – стоп! Топки перекрыть! Гондолу к спуску! Малый тихий фперед!

Он говорил еще что-то, но я уже не слушала его. Жесточайший приступ воздушной болезни напрыгнул на меня, словно рысь из засады. В глазах потемнело, желудок скрутили морским узлом, и длилось это целую вечность – пока я вдруг не поняла, что корабль больше не качается.

– С вами все в порядке, мисс Грин? – лейтенант осторожно тронул меня за плечо.

– Да… – соврала я, – в полном.

Кажется, Хауст не поверил мне – но возможности цацкаться с полуживой обузой у него сейчас не было.

– Держитесь позади, – велел он, пролезая в люк.

На крыше пахло дождем, окалиной, мокрым железом и кровью. Первый труп лежал в нескольких ярдах от корабля, неловко раскинув руки – арбалетный болт вошел ему в спину, точно между лопаток, бедняга даже не успел понять, что умирает. Второй, чуть поодаль, прожил чуть подольше, хоть и заполучил сразу три болта – два в грудь и в горло. И тишина, нарушаемая только ветром и шорохом капель – «Ночная моль», отхаркавшись десантным отрядом, сразу же ушла вверх, в облака.

– Капрал Малреннон?

– Все чисто, сэр, – доложила лейтенанту сгустившаяся впереди тень, – на крыше больше никого.

– Принято, – кивнул Хауст. – Идем вниз. Все.

– Наверху никого не оставляем? – удивленно переспросил капрал. – Виноват, сэр, но…

– Я помню, что по плану тройка Орвила должна была остаться на крыше. Но… – лейтенант сделал паузу, – нас и так слишком уж мало.

– Именно так, сэр, – подтвердил капрал. – И, позволю заметить, если внизу засада, эти три ствола мало чем помогут. Если у вас есть сомнения, возможно, нам стоит остаться на крыше и подождать подкрепления?

– У нас четкий приказ, – вздохнув, лейтенант покосился влево-вниз, на костры у ворот. – Мы должно либо убедиться, что зарядов нет, либо найти и обезвредить их. А для этого надо спуститься.

Только ступив на лестницу, я осознала, насколько велико здание цеха. На бумагах Чемачека его изображал синий прямоугольник, расчерченный какими-то непонятными фигурами – а на крыше темнота скрадывала размеры и расстояние до земли, давая лишь смутное ощущение чего-то большого. Под крышей же меня встретило мрачно-торжественное царство тьмы и огня. Багровые сполохи от сталеплавильной печи то и дело разрывали темноту – но чернота между ними оттого казалась еще непроглядней.

Спускаясь, я с каждой ступенькой все больше чувствовала себя ребенком, нет, мелкой мошкой, случайно залетевшей в детскую комнату юного гнома. Его ручные пауки заплели стены и пространство под потолком сетью стальных балок, с которых обрывками прежних жертв болтались тросы и цепи. Внизу же хозяин комнаты выстроил целый поселок, с несуразными, кривовато-торчащими домами загадочных механизмов и самой настоящей железной дорогой на главной улице. Днем тут наверняка все кипело и гремело в бешеном рабочем ритме, но сейчас железные монстры застыли в тишине. Лишь от печи время от времени слышался очередной гулкий «вздох».

Впрочем, темнота играла на нашей стороне – я со своими эльфийскими глазами, зная, что и где высматривать, и то с трудом различала егерей, быстро и бесшумно перетекающих из одной тени в другую. Лейтенант Хауст и в самом деле имел повод гордит…

Солнце…

Это была первая мысль – нелогичная, невозможная, но ведь ничто, кроме солнца, не могло бы сотворить такой свет, убийственно-яркий даже сквозь вскинутую ладонь и зажмуренные веки. Он имел собственный запах – резкий, химический, кисловатый. Свет ослеплял, а навалившийся следом грохот оглушал, заставляя забыть про глаза, зажать ладонями уши, упасть и кататься по мокрому песку, подвывая от боли. А потоки света продолжали хлестать со всех сторон, весь мир стал одним безжалостным белым пятном, не переставая гремевшим…

…пока я не провалилась в спасительную темноту, где не было уже ничего.

…кроме запахов. Очень странный букет, сочетание несочетаемого: влажный песок, окалина, горелое дерево, пороховой дым, рыба, корица, жевательный табак, вакса – и незнакомый мне, но сильный и красивый «цитрусовый» аромат с нотами вербены и лимона.

– Интересная вещица, – произнес кто-то прямо над моей головой. По-аранийски произнес, но с каким-то странным акцентом. Чуть растянутые гласные, «щ» разбита на несколько звуков… полуэльф?! – Не доводилось прежде встречать, а, Хомяк?

– Не-а. – У этого акцент если и был, то полностью растворялся в табачном сипе. – А чо за деревяшка? Пистоль эльфий?