Сталин Экономическая революция - Д. Верхотуров

А, во-вторых, Сталин значительно окреп в плане теоретическом. У него теперь уже были наметки новой, своеобразной политики, которую он вознамерился проводить и которая отличалась от того курса, который защищал Бухарин.

И, в-третьих, та политика, которую Сталин собрался проводить, уже имела свой прообраз в реальной хозяйственной деятельности, а не была только на бумаге, как у Бухарина.

Сталин делал все, чтобы стать политическим руководителем этого процесса, и всегда мог, в ответ на все возражения Бухарина, предъявить толстый том плана, уже проводимого в жизнь.

Здесь был чисто политический смысл. Зачем делить власть, пусть бы и номинально, с человеком, который своей властью не обладает? Зачем делиться властью с человеком, участие которого в удержании ее с каждым днем все уменьшается? Правильно, незачем. То есть в начале 1926 года Сталин уже имел все предпосылки для взятия единоличной власти над партией и государством. Нужно сказать, что он этими предпосылками воспользовался в полной мере.

Вот этот момент советские и российские историки тоже почему-то проглядели. Проглядел этот момент даже такой талантливый писатель, как Эдвард Радзинский, написавший, на мой взгляд, лучшую биографию Сталина в России.[25]

Хотя заметить этот поворот и должным образом его оценить — это дело элементарное. Достаточно только сложить все вместе: обстоятельства внутрипартийной борьбы, теоретическое творчество вождей, факты хозяйственной и государственной деятельности, чтобы убедиться в том, что все эти события и факты имеют между собой глубокую взаимосвязь.

Странно, в высшей степени странно, что историки совершенно не дают объяснения тому, как Сталин разошелся с Бухариным. Ни очевидцы Бажанов,[26] Валентинов и Троцкий, ни исследователи Волкогонов и Радзинский, биографы Сталина, ни Коэн, биограф Бухарина. У всех из них события истолковываются примерно схожим образом: Сталин задумал великий перелом в судьбе крестьянства, Бог весть, почему он этот перелом задумал и стал проводить антикрестьянскую политику. А вот Бухарин стал возражать, на том они не сошлись, и разногласия кончились разгромом Бухарина. Версия гладкая, логичная и неверная.

То, что борьба Сталина и Бухарина была совершенно непохожа на борьбу с Троцким и Зиновьевым, наших и зарубежных историков совершенно не смущает. Коэн выдвинул изящное объяснение этому факту: мол, разногласия нарастали постепенно и поначалу выражались «эзоповым языком»: мол, Бухарин понимал силу Сталина и потому поначалу решил критиковать его курс косвенно.

Странное объяснение Коэна входит в противоречие с примерами внутрипартийных нравов. Когда было нужно, за словом большевики в карман не лезли. Троцкого, например, критиковали очень остро и открыто. Сам Троцкий тоже не оставался в долгу. Выбили его с важных должностей чуть больше, чем за год. Прошел еще год, и Троцкий был выведен из Политбюро и ЦК партии, стал политическим изгоем.

Зиновьева и Каменева разгромили еще быстрее, всего за полгода. Еще через полгода разгромили блок Троцкого, Зиновьева и Каменева, и последних не только выбросили со всех высоких постов, но еще и из Политбюро и ЦК, а потом и вовсе выгнали из партии.

А вот с Бухариным борьба шла долго, больше трех лет. Только 6 февраля 1928 года произошло резкое столкновение. 11 июля 1928 года Бухарин встретился с Каменевым, разгром бухаринцев начался только с заседания московской парторганизации 18–19 октября 1928 года, а капитуляция бухаринцев состоялась только 29 ноября 1929 года.

Ответа на вопрос, почему борьба с Бухариным шла столь долго, невозможно найти, если рассматривать только историю политической борьбы и теоретических споров, как то делает Коэн и остальные исследователи. Вот борьба с Троцким и Зиновьевым действительно была без всяких оговорок борьбой политической, в которой были все средства хороши. Она прошла быстро и бурно. Но с Бухариным было не так.

Основой столкновения Сталина и Бухарина был совершенно конкретный, фактически осуществляемый курс в хозяйственном строительстве. Борьба первоначально шла вокруг этого хозяйственного курса, на первых порах руками сторонников той и другой стороны в хозяйственных органах.

Сталин и Бухарин были выразителями двух разных тенденций в хозяйственном развитии страны, при полном согласии в политических вопросах. Между сталинцами и бухаринцами в хозяйственных и плановых органах шла долгая, изнурительная и запутанная борьба за способ развития страны. Когда индустриализация только начиналась, между Сталиным и Бухариным были мир и понимание. Но как только Сталин повернул к гораздо более решительной и быстрой индустриализации и в промышленности, и в сельском хозяйстве, то тут Бухарин выступил против сталинского курса.

Итак, предметом борьбы после крушения Зиновьева стала уже не власть над партией как таковая, а определенная политика, понимание задач развития страны, конкретный хозяйственный план. И Сталин, и Бухарин в конечном счете были согласны в конечной цели политики партии — проведении индустриализации страны. Это было понятно. Расхождения состояли в методах и сроках, целях индустриализации.

Бухарин стал известен как сторонник укрепления сельского хозяйства методами новой экономической политики, то есть различными уступками сельскому единоличному хозяйству. Раньше это было главной темой его работ и выступлений. Однако весной 1926 года, на фоне развернувшейся грандиозной работы, его взгляды тоже начали корректироваться. Он повернулся, не сходя в основном со своих прежних позиций, в сторону промышленности и обратился к вопросу индустриализации страны. В мае 1926 года он выдвинул свой рецепт реконструкции промышленности страны:

«Мы считаем, что та формула, которая говорит — максимум вложений в тяжелую индустрию — является не совсем правильной или, вернее, неправильной. Если мы дожны иметь центр тяжести в развитии тяжелой промышленности, то мы должны это развитие тяжелой индустрии сочетать все-таки и с соответствующим развертыванием легкой индустрии, более быстро оборачиваемой, более быстро реализуемой, возвращающей скорее те суммы, которые были на нее затрачены» [46. С. 305].

Все-таки, что бы там о Бухарине ни говорили, рецепт индустриализации он предложил чисто теоретический, который мало чем отличался от рецепта Преображенского, несмотря на то, что первый стремился всеми силами отмежеваться от второго. С точки зрения теории он, может быть, и правильный, но неверный и неосуществимый с точки зрения практики.

К слову сказать, что все противники Сталина выдвигали, в общем, схожие предложения. Вот Бухарин, Рыков и Томский защищали приоритетный рост легкой промышленности. Базаров тоже защищал легкую промышленность и особенно настаивал на импорте тракторов и автомобилей. Сокольников требовал приоритетного роста сельского хозяйства. Того же самого требовали профессора Кондратьев и Литощенко в Госплане. Все их требования объединялись одним — сохранением сложившегося положения в экономике. Они исходили из того, что все пропорции советского хозяйства должны быть в неприкосновенности сохранены.

К лету 1926 года в самых основных чертах оформилась и сталинская программа индустриализации. Он представил четкий курс на развитие тяжелой промышленности и машиностроения. Причем машиностроение поднималось, согласно замыслу, на самый высокий мировой уровень. Собственно, развитие машиностроения до мирового уровня и выше — это и есть программа сталинской индустриализации.

В одной этой фразе заключен большой план. Мировой уровень конца 20-х годов — это автомобили, тракторы, самолеты-монопланы, дирижабли, танки. Все эти виды техники представляют собой сложную комбинацию различных узлов и агрегатов, каждый из которых требует своего производства. В одном только автомобиле[27] около 3 тысяч деталей. В тракторе — около тысячи. Каждую деталь нужно производить массовым, поточным способом, по своей технологии и на своем оборудовании. Выпуск одних только метизов и подшипников превращается в отдельную отрасль машиностроения. Сталь для каждой детали нужна с особыми свойствами. Для производства автомобиля и трактора используется с десяток видов самых разных сталей.

Развитие, например, только одного тракторостроения требует развития многих сопутствующих производств, начиная от выплавки высококачественной стали и кончая массовым изготовлением шайб и гаек.[28] И для развития автостроения требуется множество сопутствующих производств. И для развития самолетостроения тоже. На один самолетный сборочный цех начала 30-х годов работало около тысячи заводов-поставщиков.

Для изготовления серпов и кос, плугов и жаток ничего этого не требуется. Для сельхозинвентаря не требуется хромо-ванадиевой и никелевой стали, не требуются сотни заводов-смежников. Серп можно и в кузнице выковать из обычного углеродистого железа. Совсем не нужно заводов-смежников для текстильного производства. Ткацкие машины можно, в крайнем случае, и за границей купить.