Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

Обиженные таким неслыханным в этой зоне мародерством со стороны неизвестных вооруженных людей, местные жители пожаловались партизанскому командованию. Эти трое гудковцев были тут же арестованы и отправлены в штаб бригады Мельникова, где их посадили под замок в один из деревенских амбаров. За мародерство они должны были предстать перед партизанским судом. На другой день арестованных гудковцев привезли в штаб к Гудкову, и представитель бригады Мельникова доложил ему о преступлении, которое они совершили. Сюда же, в деревню Красное, приехали и пострадавшие местные жители.

Комбриг Гудков, сильно рассердившись, приказал всем гудковцам собраться в Красное, где будет совершен суд над этими преступниками. Командиры отрядов построили в середине деревни своих партизан. Вокруг строя собрались и все местные жители деревни Красное, а также приехавшие пострадавшие. Старики, женщины и дети стояли перед строем в ожидании этого суда. Через некоторое время перед строем появились комбриг Гудков, комиссар Финогеев и представитель от бригады Мельникова. Все обратили внимание на то, что Гудков очень расстроен случившимся и был необычайно суров. К строю партизан под конвоем привели арестованных. Они стояли молча, опустив головы.

— Слушайте приговор! — услышали все громкий голос комиссара Финогеева.

Комиссар начал читать сначала тихо, а потом все громче и громче. Партизаны, стоящие в строю, и жители деревни напряженно слушали. Приговор был краткий, но суровый — расстрел!

Прочитав приговор, Финогеев аккуратно сложил листок с текстом и положил его в свою полевую сумку. На некоторое время наступила мертвая тишина. И вдруг произошло неожиданное. Из толпы жителей деревни вышел невысокий старичок с седой бородкой. Он быстрым шагом подошел к партизанам и встал между строем и командирами. Все с удивлением и надеждой глядели на этого старика.

— Люди добрые! — крикнул во весь свой голос этот старик, обводя своими глазами партизанский строй. — Что же это у вас тут делается? Разве мало крови льется теперь на нашей земле? Разве мало наших людей убивают проклятые фашисты? А кто же будет победу делать над врагом, если вы тут за каждую паршивую овечку будете стрелять своих братьев? Это не справедливо, это совсем не по-нашему!

Все, и партизаны, и жители деревни, смотрели с восхищением на этого старика. «Молодец, дед!» — выразительно говорили лица партизан. Слова старика признаны всеми, в том числе пострадавшими жителями соседней деревни, очень справедливыми. Теперь вышел из толпы один из пострадавших и громко крикнул:

— Холера их возьми, этих овечек! За что же должны погибнуть эти хлопцы! Мы просим отменить этот приговор!

Среди стоящих жителей деревни вначале поднялся приглушенный ропот, а затем раздались отдельные женские выкрики:

— Отменить приговор!

Комбриг Гудков, комиссар Финогеев и представитель бригады Мельникова вопросительно посмотрели друг на друга.

— Что будем делать? — вполголоса спросил Гудков.

— Если мы расстреляем хлопцев, жители нам этого не простят, — ответил финогеев.

Комиссар окинул взглядом жителей деревни и увидел, как многие женщины уголками своих платков вытирали слезы. Тогда, мгновенно решившись, он громко заявил:

— Приговор будет отменен, если местные жители подпишут акт!

— Подпишем! Подпишем! — закричали в толпе.

Комбриг, комиссар и представитель Мельникова пошли в ближайшую хату писать акт. Всей деревней туда же двинулись и жители.

В это время в деревню Красное пришли с Бука наши летчики во главе с проводником, нарочным от командира разведки Агапоненко.

— Что тут у вас происходит? — спросил разведчик у первого попавшегося на глаза партизана.

— Да чуть не расстреляли своих троих хлопцев.

— А где комбриг Гудков?

— Там где-то, в хате, акт пишут с комиссаром.

Повременив, пока не кончится вся эта процедура с подписью акта, нарочный от Агапоненко повел в одну из хат летчиков и попросил хозяйку дома чем-нибудь накормить их. Узнав от партизан, что прибыл нарочный от Агапоненко, комбриг тут же поспешил найти его. Зайдя в хату, где сидели за столом летчики и нарочный, комбриг сказал:

— Здорово, хлопцы! Как дошли до нас? Что нового на Буке?

— У нас там все хорошо. В гарнизонах спокойно, немцы пока не беспокоят нас. Вот мы, товарищ комбриг, пришли сюда вместе с летчиками, которые бежали из немецкого плена. Нужно их отправить за линию фронта, — доложил нарочный.

— Вы сегодня отдохните, — обратился комбриг к летчикам, — а завтра мы вас отвезем в штаб местной партизанской бригады. У них есть рация, они сделают запрос в Центральный штаб партизанского движения, и за вами вышлют самолет.

— Да, — вспомнил разведчик, — я еще вам, товарищ комбриг, должен сообщить о Кузенном. Он сейчас находится в Толочине. Убежал туда к немцам и находится у них в госпитале. Его там лечат как своего солдата. А на нас во Взносном, после побега Кузенного к немцам, было совершено нападение гитлеровских карателей. Во время этого боя был убит бургомистр Зель, — сообщил Гудкову нарочный.

— А у разведчиков все живы и здоровы? — тревожно спросил Гудков.

— У нас все хорошо, все живы и здоровы. Есть пополнение, трое летчиков решили остаться в нашей разведке.

Долго еще Гудков расспрашивал нарочного о жизни на Буке, а потом он поинтересовался:

— Как это летчики попали к вам в разведку?

Сами летчики все подробно рассказали о том, как они находились в плену у немцев, как им удалось бежать из плена, как они чуть было снова не попали в немецкий гарнизон в Волосове. Весь этот вечер прошел в расспросах и рассказах. Летчиков, в свою очередь, интересовало, каково сейчас положение на фронтах войны. На отправку их за линию фронта ушло три дня. Все это время Гудков находился в штабе Мельникова. В ночь прилета самолета Гудков сам дежурил на аэродроме вместе с местными партизанами, и его внимание и забота, проявленные к летчикам, были щедро отмечены. Летчики прилетевшего самолета лично отблагодарили комбрига Гудкова, подарив ему новенький автомат и коробку патронов к нему. Вернувшись в хорошем настроении с аэродрома, Гудков приказал партизанам подготовиться к возвращению на Бук.

Была середина февраля, когда большой обоз гудковцев выехал из Ушачской зоны к себе на Бук. Дорога шла теперь все время почти на юг, по известному партизанам пути. На третий день гудковцы уже подъезжали к своему Буку. Вечером бригада в полном составе вернулась к своим старым землянкам под Яновом. И снова в засыпанных снегом землянках в железных печках ярко запылал огонь, от которого повеяло теплом и стало уютно, как дома. Узнав о возвращении бригады, Агапоненко, забрав с собой троих «летчиков», как нас называли в разведке, повез в партизанский лагерь для знакомства с комбригом, да и со всеми партизанами. В зимнем лагере у гудковцев жизнь кипела ключом. Среди высоких елей горели костры, на которых готовилась еда. В стороне от землянок стояли лошади, жующие сено, и было слышно, как оно хрустело у них на зубах. Снег кругом был уже притоптан. Всюду к землянкам шли протоптанные в снегу дорожки. Часть партизан находилась у костров, где были слышны гомон и смех. Видимо, кто-то из партизан рассказывал какую-то смешную историю, а может быть, новый анекдот, привезенный из Ушачского района. Въехав на санях в лагерь и увидев партизан, Агапоненко крикнул им: