Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

— Кто вас послал за трупом Зеля? — спросил комбриг.

— Жена бургомистра Зеля.

— А вы знали, что вас ожидает, если поймают партизаны?

— Да, знал, — тихим голосом ответил он.

— Значит, знали! Тогда нам придется вас расстрелять.

После этого заявления комбрига мужик совсем растерялся и, видимо, потеряв всякую надежду на спасение, начал причитать:

— Что же мне делать? — в растерянности бормотал он. — У меня же малые дети! За что же я должен умирать? Я же ничего не сделал плохого для партизан. Я никого не убил. Я только хотел увезти убитого и похоронить его. Я хотел, чтобы моим детям было хоть немного лучше, они у меня голодают. Мне обещали дать корову…

Мужик этот совсем раскис и стал рыдать. Это были слезы отчаявшегося человека. Партизанам стало его жалко, и Гудков, молчавший некоторое время, вдруг объявил:

— Ну ладно, мы поверим тебе. Если у тебя действительно есть маленькие дети и ты это делаешь только ради них, то забирай своего Зеля и вези его в Белицы. А если ты врешь, то мы тебя не простим и найдем, где бы ты ни скрывался от нас. И больше не появляйся здесь, в нашей партизанской зоне. И передай всем, что если кто придет к нам шпионить, то домой живым не вернется.

Сначала этот мужик не мог понять, что его партизаны простили, а когда это до него дошло, то он так обрадовался, что начал твердить:

— Спасибо! Спасибо! Никогда не забуду ваше прощение. Никогда больше не пойду в вашу зону и остальным скажу, чтобы никаких заданий немцев не выполняли, — и, низко кланяясь Гудкову и другим партизанам, пятясь задом, вышел из этого дома.

— Ну, теперь его к нам ни один немец не заставит идти. Небось в штаны напустил с перепугу, — хмурясь, сказал Гудков.

Все больше и больше оружия доставали в последние дни февраля гудковцы, но и в бригаду прибывали новые бойцы, и оружия все еще не хватало. Как вдруг произошло неожиданное происшествие. С вечера за Обольцы поехала группа партизан из отряда Шныркевича с заданием найти оружие у местных жителей. Рано утром вернулись не все. Они привезли несколько винтовок и с полсотни патронов к ним. Утомленные за ночь партизаны еще сладко спали, когда поднялся командир отряда Шныркевич и тревожно спросил их:

— А что, Василь Короткевич еще не вернулся со своим напарником?

Шныркевич в тревоге прошелся по всем землянкам, внимательно вглядываясь в лица спящих партизан, стараясь найти среди них Василия и его напарника. Вчера вечером они вместе с другими поехали за Обольцы, но по дороге Шныркевич послал их с особым заданием в деревню Бабаедово. Они уже давно должны были вернуться в лагерь, но их все еще почему-то не было. Проснувшиеся партизаны начали высказывать разные догадки о причине их отсутствия. Один из пропавших, Василий Короткевич, прибывший в отряд из деревни Ревятичи, перед войной служил в Красной Армии командиром и, по мнению партизан, был надежный боец. Но вот другой, которого еще не все знали, как зовут, пришел в отряд только несколько дней тому назад. Этот новенький, появившийся в отряде, доложил Шныркевичу, что убежал из немецкого лагеря, несколько дней прятался в деревнях, а потом встретился с партизанами и добровольно вступил в отряд.

— А может быть, это совсем и не пленный, а подосланный к нам немецкий агент. У нас уже были такие случаи, — заметил кто-то.

— Все возможно, — подтвердил другой, — а теперь разведал, где наш лагерь находится, убил по дороге Василия, а сам вернулся к немцам и доложил им. Чего доброго, жди теперь непрошеных гостей ночью к нам в лес. Надо об этом доложить комбригу.

Комбриг Гудков, узнав от Шныркевича о случившемся, крепко выругался, зло сверкнув на него своими карими глазами, и приказал выставить дополнительные посты по всем направлениям из лагеря. Весь день и следующая ночь прошли в тревожном ожидании. Но партизаны еще надеялись и ждали возвращения Василия со своим напарником. Прошли еще сутки, а пропавшие так и не вернулись. Комбригу очень не хотелось покидать обжитые землянки зимнего лагеря, но делать было нечего, надо было сохранить людей и не подвергать их дополнительному риску. Гудков приказал покинуть лагерь. Но куда теперь ехать, он еще конкретно не знал. Поэтому решил пока с бригадой отъехать километров за 10–15 в другой лес и там временно переждать. Может быть, все обойдется. Вечером из зимнего лагеря большой партизанский обоз, проехав Взносное, двинулся по большаку через Бук в сторону Рыдомля.

Вместе со всеми разведчики тоже покинули свой «Терем» и примкнули своим небольшим обозом к обозу бригады. Была пасмурная погода, наступила оттепель. Я себя очень плохо чувствовал, видимо, заболел гриппом. Местные белорусы эту болезнь называют «костоломом». И правда, меня всего ломало так, как будто я перегрузил многие сотни килограммов груза и сильно устал. Я еле-еле тащил на себе ручной пулемет. Меня качало из стороны в сторону, как пьяного, поднялась температура. В довершение всего пошел мокрый снег с дождем, и я почувствовал, как холодные струйки дождя протекают мне за спину по разгоряченному телу.

Переехав по льду через речку Усвейка, наш обоз свернул вправо и, проехав на север еще несколько километров, остановился в глухом лесу. Комбриг приказал костров не разжигать, чтобы не обнаружить себя. Снег был раскисший от дождя, с веток сосен и елей срывались крупные капли дождя и таявшего снега. В лесу было холодно и очень неуютно. Прислонившись к стволу елки, я потихоньку задремал. Среди ночи часовые, выставленные во все стороны от временного лагеря, прибежали к месту расположения комбрига и подняли тревогу:

— Товарищ комбриг! Товарищ комбриг! Проснитесь, немцы идут! Нас окружают со всех сторон!

— Какие немцы? Где? — спросил заспанным голосом Гудков.

— Кругом идут. Нас окружают со всех сторон! Слышите их шаги?

И правда, кругом по лесу был слышен топот идущих людей. Лежавшие под деревьями партизаны, проснувшись, зашевелились и тревожно прислушались.

— Агапоненко! — крикнул Гудков. — Узнайте, что там происходит.

Разведчики, в том числе и я, побрели во все стороны леса, но никаких немцев нигде не обнаружили. И только крупные комья размокшего снега падали с ветвей елок и сосен, издавая при этом гулкие шлепки, похожие на топот многих людей.

— Товарищ комбриг! — доложил Агапоненко. — Нет в лесу немцев. Это снег, падая с деревьев, издает звук топающих по снегу людей.

Утром комбриг высмеял незадачливых часовых:

— Эх вы, горе-вояки! Как говорится, пуганая ворона куста боится. Если так пойдет и дальше, то нам всем ночью не придется спать, а будем под каждым кустом искать немцев.