Последний часовой - Ольга Елисеева

– Я знаю, – с грустью произнесла она. – Никого не трогают призывы слабых о помощи. Надо стать интересным для великих держав, тогда вас услышат.

Герцог ждал.

– Мои соотечественники несколько раз обращались к вашему правительству, предлагая поднять восстание в тылу у русских, когда те начнут военные действия против Порты. Но не встречали понимания. Может быть, теперь? Ведь война так близко…

Веллингтон пожевал губами.

– Горящая Польша не позволит им захватить Балканы с той легкостью, на которую они рассчитывают, – попыталась пояснить Софи.

Герцог остановил ее жестом: он и сам понимал.

– А какова ваша выгода? – В его голосе звучало недоверие.

Графиня ожидала вопроса.

– Когда наши поработители будут заняты дракой с другим противником, успех более возможен. Свобода перестает быть призраком, обретает плоть и кровь.

Кровь, это точно.

– Я не уверен, что сейчас в Лондоне будут заинтересованы вашими предложениями, мадам. Кабинет склонен к союзу.

Софи лукаво улыбнулась.

– Но когда у вас возникнут сложности, а они возникнут, ибо новый царь упрям, а русские не умеют останавливаться, вспомните о нас.

Глава 11

Горечь надежды

Выйдя от императора, Александр Христофорович отправился на Невский. Чудесная погода. Легкий хрустящий снежок – последнее прости ушедшей зимы, догнавшее столицу в середине апреля. Сквозь хлебное крошево метели лился жидкий свет фонарей. Их чугунные тела выступали из белого морока ребрами длинного, разлегшегося чудовища, в желудке которого люди и устроили свой праздничный проспект с сотнями подсвеченных витрин и вывесок. В любом другом углу Петербурга из-за метели и тьмы сейчас можно было удавиться с тоски. Но Невский, иллюминированный не хуже Елисейских Полей, развеивал обычное городское сиротство.

Бенкендорф знал, куда едет, и велел остановить сани – ему теперь полагались казенные – у английского ювелирного магазина. Дорогое местечко. Не для всех. Впервые он побывал здесь накануне свадьбы. Купил за двадцать тысяч перстень с бразильским бриллиантом, ограненным высокой розой. Можно было за те же деньги взять целый гарнитур из камней попроще. Но такой подарок для актрис. А Лизавете Андревне полагалось, по его тогдашним понятиям, лучшее.

Что он думал теперь? В общих чертах то же. Восторг прошел, ощущение правильно сделанного выбора осталось.

Между тем следовало задуматься о своем нынешнем положении. Когда он еще станет сенатором и членом Государственного совета? Бенкендорф напоминал себе понурого осла, на котором возят дрова, обещая к празднику шитую золотом попону. Однако теперь он почти точно знал – будут и богатство, и должности, и царская милость. Повело удачей по усам. И как залог будущего счастья – хотел приглядеть подарок для жены. В тот день и час, когда рука поднимется его купить, на сердце станет легко и жизнь развернется под ногами ковром.

Возле стеклянных дверей с медным начищенным колокольчиком Александр Христофорович приказал остановить. Швейцары важнее генералов. Продавец в черной камлотовой жилетке, с синим атласным платком на шее, повязанным «примо темпо» и для верности закрепленным золотой булавкой со стразом. В рубашке с белыми, твердо накрахмаленными рукавами. Ах, если бы у Шурки была дюжина таких рубашек, он бы утопал в их пене и не думал о бедах отечества.

Однако природная наглость всегда брала в Бенкендорфе верх над природной же застенчивостью. Так сложилось в его жизни, что рос он на дворцовых паркетах и одной осанкой, воспитанием, умением держаться добирал все, чего не мог себе позволить в силу скромного состояния. А потому холеный хлыщ с нафабренными усами, заметив под шинелью с бобровым воротником шитый золотом генерал-адъютантский мундир, мигом расплылся в любезной улыбке и послал вертевшегося рядом аглицкого постреленка за хозяином.

– Что угодно его высокопревосходительству? Не извольте беспокоиться. О, не смотрите на витрины. Лучшие вещи мы держим не здесь.

Бенкендорф позволил проводить себя в уютную приемную, располагавшуюся сразу за общим залом. Стены, забранные до половины дубовыми панелями, а выше – вишневым шелком. Бархатные шторы на окнах. Низкие столики с гнутыми черными ножками. Кресла времен последних Людовиков. Мило, мило.

Явился хозяин. Мистер Вандемейер. Судя по фамилии, бывший голландец. Тип с лысой головой и хитрыми глазками. Пробовал заговорить с гостем по-французски. Но тот не зря долбил в пансионе язык туманного Альбиона, и его произношение если не было признано безупречным, то, по крайней мере, позволяло ясно понять, чего он хочет.

Перед генералом выстроились продавцы с футлярами разного размера, цвета и материала в руках. Александру Христофоровичу было показано все, что таилось в священном чреве магазина. Ну или почти все. Он допускал, что где-то в трюмах заведения, за семью печатями хранятся сокровища, предназначенные только для особых клиентов – лучших родов и самой августейшей фамилии. Его взял азарт.

Познакомившись с сапфировыми эгретами, брошами из античных камей (подделка, конечно!), гранатовыми перстнями, японскими коралловыми гребнями, гость сделал скучное лицо. Чередой прошли жемчужные ожерелья всех оттенков от молочного до старой слоновой кости.

– Вот, взгляните, эти камни грушевидной формы доставлены из Турции, а туда присланы персидским шахом, – с заметной аффектацией проговорил хозяин. – Жемчуг – нежное создание. Он не может терять блеск и должен часто соприкасаться с человеческой кожей. Когда его везут через жаркую сухую пустыню, камень изнывает от жажды. Поэтому нити наматывают на тело ребенка. Плотно, кольцо за кольцом. Случается, что после доставки перевозчик умирает. У меня на родине многие знатные дамы мечтают получить именно такой, вобравший в себя чужую жизнь камень.

Александр Христофорович вообразил добрейшую Лизавету Андревну в подобном украшении. Брр!

– Нет, знаете ли. Хотелось бы что-нибудь менее извращенное.

– Индийские алмазы, может быть? Или изумруды в серебре? Чудные. Самые крупные, какие я видел.

Перед Бенкендорфом был открыт черный бархатный футляр. В нем покоилось колье – тонкая проволока спирали, три почти квадратных камня, подвижно закрепленные в гнездах. Великолепная вещь! И, вероятно, очень дорогая. К такому украшению понадобится новое вечернее платье. А по-хорошему, новая жена. Впрочем, разбогатев, к достойной супруге можно завести роскошную любовницу и благоденствовать.

Александр Христофорович снова скользнул глазами по изумрудам, но не они на этот раз привлекли его внимание. Плоская коробка казалась слишком большой и тяжелой для такой изящной вещицы. Второе дно?