Осенняя женщина (Рассказы и повесть) - Александр Яковлев

- А вот мы их всех сейчас - в шею! - рявкнул он и расхохотался, увидев, как сжался Клаус и вздрогнул Пфеффель.

- Кто это? - негромко спросил Федор у Клауса.

Духовидец, трясясь всем телом, прошептал:

- Это мясник, Ганс. Силища у него - ой-ой-ой!

Федор, мягко отцепив от котомки слепца, продолжая движение телом, резко выбросил вперед правую руку. Огромный кулак глухо щелкнул о лоб мясника. Тот закатил глаза, обмяк всем телом, постоял, качаясь, и осел на землю. Все замерли.

- Вот я и говорю, - как ни в чем не бывало, продолжил Федор, разобраться бы сначала надо, а то не ровен час и до беды недолго. Показывай, Клаус.

Ошарашенные бюргеры расступились перед путниками, а затем, неловко толкаясь, двинулись следом. Вся процессия, ведомая Клаусом, проследовала к постоялому двору. На крыльце трактира изумленно застыла фрау Матильда с тряпкой в руке.

Клаус прошел в дальний конец небольшого сада.

- Вот она, - прошептал он, не оглядываясь и указывая пальцем на куст смородины.

- Где? - деловито осведомился Федор, снимая котомку.

- Прямо здесь, перед кустом, - отозвался Клаус.

Горожане толпились в воротах, постепенно выталкивая друг друга в сад. Вперед пробился герр Зауэр. За ним - голова. Народ прибывал.

Федор протянул руку к указанному месту.

- Здесь?

- Да. Вы ее касаетесь. А вот рука проходит насквозь, - побелевшими губами пробормотал Клаус.

- Хм, - недоверчиво покачал головой Федор. - Хозяин, - обернулся он, лопата есть?

- Да что вы все слушаете эту чушь? - возмутился Зауэр. - Еще и сад мне хотите перерыть? Не дам!

- Так-таки и не дашь? А сдается мне, мил человек, что труп ты тут зарыл, да и хочешь утаить истину от людей. Вот как дело-то обстоит, - веско проговорил Федор.

Народ на мгновение притих, но тут же загомонил негромко, поглядывая на потерявшего дар речи хозяина двора.

- Я? - наконец вымолвил он. - Я? Зарыл и прячу? - Он пару раз широко раскрыл рот, глотая воздух и не находя слов. - Я? Да меня...

Развернувшись, он бросился в другой конец сада, к сараю, погремел там и вышел с двумя лопатами.

- Ну? - спросил он, подходя, втыкая лопаты в землю и поплевывая на ладони. - Где копать? Я прячу...

Копали долго, сменяя друг друга, хозяин, Федор и очухавшийся, злой мясник. Последний, остервенело вгоняя штык в землю, наконец, наткнулся на что-то твердое, сухо треснувшее под острием. Мясник стоял в яме по пояс. Услышав звук, он замер.

- Осторожно, - сказал Федор, протягивая ему руку. - Вылезай.

Мясник ухватился за протянутую руку, и его выдернули наверх с легкостью, еще раз поразившей этого далеко не слабого мужика.

Федор спустился в яму и, аккуратно действуя лопатой, вскоре счистил верхний слой земли и извести с обнажившихся костей. Плоть и одеяние, если таковое и было, давно истлели.

- Не переживай, - сказал Федор, появляясь над краем могилы и обращаясь к побледневшему хозяину. - Этим костям лет сто, если не больше. Зовите-ка вашего пастора. Надобно похоронить останки как полагается.

Фрау Матильда, ухватив мужа за рукав куртки, взвыла в голос. Клаус отвернулся от всех, прижавшись лицом к ограде сада. Его тошнило.

9

Из депеши папского нунция Генриха фон Гонди:

"В Лотарингии, в Нанси, объявилась бесноватая, девица по имени Елизавета фон Ранфейнг. Непосредственное наблюдение первоначально осуществлялось лотарингским лейб-медиком Пичардом. После совершения предварительных заклинаний в Рамиремонте, она была возвращена в Нанси. Еписком Тулский, Порцелет, назначил в заклинатели для нее доктора Богословия Виардина, в помощники которому определили одного иезуита и одного капуцина. При совершении заклинаний присутствовали почти все нансийские монахи. Присутствовали также епископ Тулский; викарий Страсбургский, Занси; прежний французский посол в Константинополе, Карл Лотарингский; епископ Вердюнский и два уполномоченных молодых доктора из Сорбоннского университета. Последние заклинали бесноватую на еврейском, греческом и латинском языках. И она, тогда как в нормальном состоянии едва с трудом могла читать по латыни, теперь совершенно свободно и верно отвечала на все их вопросы. Старлай, славящийся знанием еврейского языка, едва начинал шевелить губами, произнося еврейские слова, уже получал ответы. Гарньер, один из Сорбоннских докторов, также предлагал ей вопросы на еврейском языке, и он (демон) отвечал ему совершенно верно, только уже на французском языке, так как демон заявил, что согласен говорить только на местном языке. Когда Гарньер начал допытываться, отчего он не говорит по-еврейски, демон отвечал: разве для тебя недостаточно того, что я понимаю все, что ты говоришь? Когда потом Гарньер начал говорить по-гречески, и по невнимательности сделал ошибку в склонении одного слова, злой дух заметил: ты ошибся! Гарньер потребовал по-гречески, чтобы тот определеннее указал ошибку; демон отвечал: довольно и того, что я вообще заметил твою ошибку, и больше ничего от меня не требуй! Гарньер по-гречески приказывал ему замолчать; злой дух отвечал: ты хочешь, чтобы я молчал, но я не хочу молчать! Когда соборный схоластик, Мидот Тулский велел ему на греческом сесть, демон сказал: я не хочу сидеть. Мидот опять сказал по-гречески: садись на пол, повинуйся! Но тут же заметил, что злой дух хочет с силою повергнуть девицу на пол. Мидот опять по-гречески сказал, чтобы он садился тихо, и демон повиновался. Далее Мидот приказал: протяни правую руку, приказание было выполнено. После этого Мидот велел демону возбудить в колене бесноватой холод, и она действительно тотчас объявила, что чувствует в колене сильный холод. Когда потом, второй Сорбоннский доктор, Минс, поднес, держа в руке, крест к бесноватой, демон сказал по-гречески, тихо, однако так, что некоторые из присутствующих слышали: дай мне этот крест. Доктор потребовал, чтобы он громче повторил эти слова; - я повторю свои слова, - сказал демон, только наполовину по-гречески и добавил по-французски: - donnez moi; а потом добавил уже по-гречески: - этот крест. Альберт, капуцин, повелел ему на греческом языке, во имя семи радостей Марии, сделать на полу языком семь крестов. Демон сделал крест три раза языком, два раза - носом. Когда приказание было повторено, он его исполнил. Затем он исполнил и другое приказание - поцеловать ноги Тулскому епископу. Когда Альберт заметил в демоне желание опрокинуть сосуд со священной водой, он приказал ему тихо взять этот сосуд; демон повиновался. Потом Альберт приказал ему отнести кропильницу коменданту города. Так как Альберт говорил по-гречески, дух заметил, что этим языком не принято заклинать. Альберт отвечал: не ты нам для этого постановил законы; Церковь имеет право заклинать тебя, на каком ей угодно языке. Бесноватая схватила кропильницу и понесла ее сначала к Гвардиану Капуцинов, потом к Эриху, принцу Лотарингскому, к графам Брионскому Ремомвилю, Ля Бо и другим присутствовавшим. Когда Пичард, наполовину по-гречески и наполовину по-еврейски приказал ему освободить голову и глаза бесноватой, демон отвечал: мы, демоны, не виноваты в этой ее боли, ее голова наполнена дурными соками, что происходит от ее природного сложения.

Демон также отвечал на все, о чем его спрашивали по латыни, по-итальянски и немецки, при этом поправлял и ошибки, сделанные в языках вопрошавшими. Демон угадывал самые сокровенные мысли и слышал, когда присутствующие говорили между собой так тихо, что естественным образом их нельзя было слышать со стороны. Он сказал, между прочим, что знает содержание одной охранительной молитвы, какую один благочестивый священник читывал пред совершением Евхаристии. Демон давал ответы заклинателям не только на слова, но даже уже по одному движению их губ, или по одному тому, если они прикладывали к устам книги или руку. Один протестант, англичанин, сказал ему: в доказательство того, что ты действительно находишься в этой девушке, назови мне господина, который когда-то учил меня вышивать? демон отвечал: Вильгельм. Много других таинственных сокровенных вещей открывал демон. А также делал такие вещи, которых человек, как бы он ни был гибок и изворотлив, не может сделать естественным образом, как, например то, что демон без всякого участия рук и ног ползал по земле.

Итак, данная история произошла в присутствии большого общества просвещенных людей, двух князей из Лотарингского дома, двух епископов очень образованных мужей, далее, в присутствии и по распоряжению высокопочтенного господина епископа Тулского, Порцелета, человека весьма просвещенного и заслуженного, в присутствии двух Сорбоннских докторов, которые нарочито были вызваны за тем, чтобы дали свое мнение относительно естественности бесноватости; наконец - в присутствии даже последователей так называемой реформаторской веры, которые были заранее предубеждены против подобных вещей, как бесноватость.

Следует присовокупить сюда, что девица Ранфейнг девушка благородная и умная, не имеющая никаких причин, которые могли бы побудить ее притворяться бесноватою и принимать на себя положение, причиняющее ей столько неприятностей..."