Глоток огня - Дмитрий Емец

– Хорошо! – пообещал он.

Макар радостно подался вперед.

– Дам, если ты повторишь то, что я тебе сейчас скажу. Слово в слово! Идет?

Макар нахмурился, ища подвох.

– Только если это не будет какая-нибудь тупость про меня… – сказал он.

– Нет, не тупость. И не про тебя, – успокоил его Даня. – Готов? Ну, поехали! Если повторяешь – даю нож, если нет – отстаешь от меня навсегда.

Макар нетерпеливо закивал.

Даня улыбнулся, втянул носом воздух и на одном дыхании, без единого усилия выговорил:

– Дифференциал квазискалярного мономорфизма раннего Возрождения от градиента дивергенции потенциала ротора сечения гуманистической составляющей поднятия расслоения векторного поля космогологий Абеля в полукольце диффеоморфизмов гипертекста является левой непрерывной К-группой моноида этического идеала циклической симплекс-группы конформного преобразования эстетического созерцания множества нонкомформистов в себя…

Макар слушал Даню разинув рот. Когда Даня замолчал, Макар зашевелил губами, задвигал руками, но так и не произнес ни единого звука.

– Еще раз повторить? – предложил Даня.

Макар, не отвечая, высоко подпрыгнул, кулаком несильно ткнул Даню в грудь и, повернувшись, побежал по снегу.

– Бойся меня, длинный! А нож я у тебя все равно уведу! – крикнул он издали.

Даня сердито шагнул и вдруг, исчезнув, появился прямо перед Макаром, хотя тот был уже метрах в двадцати. Макар от испуга подался назад и сел в снег. Призрак, который выплывает перед тобой из воздуха, – к такому зрелищу может привыкнуть не каждый. К тому же призрак, который обретает плоть не сразу, а в течение двух или трех секунд. Вначале появляется скелет, потом кровеносная система, мышцы, жировая ткань, и потом все обтягивает кожа. И все это происходит в уже готовых контурах призрака.

– Все-все, длинный! Мир! Я все усвоил! Только вернись туда, где ты был! – поспешно сказал Макар.

Даня мило улыбнулся, отступил немного назад и стал исчезать. Исчезал он в обратной последовательности. Вначале кожа, потом жировая ткань, мышцы, кровеносная система и наконец кости. Конечно, быстрее всего исчезала жировая ткань, которой у Дани почти не было.

После возвращения в ШНыр Даня ощущал себя оглушенным. Вначале он боялся, что ограда его не пропустит. Долго стоял у открытых ворот и набирался храбрости.

«Это будет торжественно… – убеждал он себя. – Я сейчас досчитаю до трех и шагну! А дальше я или перестану существовать, или…»

Однако никакой торжественности не получилось, потому что уже на счет «один» проснувшийся Витяра стал вылезать из рыдвана Кузепыча. Разумеется, полез через переднюю дверь, поскольку задней не существовало. Вылезая, Витяра сдернул рыдван с мешавшего ему ручника, и тот, качнувшись вперед, толкнул Даню чуть пониже таза.

Получив такой весомый пинок, Даня взмахнул руками, прыгнул, чтобы устоять на ногах, и внезапно обнаружил, что он уже в ШНыре. Пчелы, выбежавшие у него из рукавов, закрутились на месте, а потом, точно о чем-то вспомнив, разом взлетели и направились к улью, вокруг летка которого вертелась уже целая борода из пчел. Пригретый солнцем улей просыпался.

И вот уже несколько дней Даня не знал, чем себя занять. В нырки Кавалерия его пока не пускала. Суповна прогоняла его с кухни, куда он, не любя безделья, попытался приткнуться, чтобы чистить картошку. Поначалу Суповна отнеслась к нему благосклонно, но уже к концу первого часа Даня принялся наводить на кухне свои порядки. Сказал, что котлы стоят нерационально, вследствие чего затрачиваются лишние усилия, а картошку Суповна чистит устаревшим методом, что приводит к потере примерно пяти процентов ценного клубня.

– И ты меня научишь, внучек, чистить правильно? Пятьдесят лет неправильно чистила, а теперь правильно научусь? – всплеснув ручками, умилилась Суповна.

– Да научу, конечно! Не вопрос! – простодушно ответил Даня, не замечая ужасных знаков, которые подавали ему кухонная Надя и первоубитый Гоша.

Суповна, трогательно моргая, медленно приближалась к Дане. Тот, считая, что она пришла обучаться, начал выискивать в тазу подходящий клубень, но уже в следующий миг страшная сила оторвала его от земли. Метра два Даня пролетел по воздуху, пытаясь стать призрачным до того, как пробьет головой стекло. И это ему удалось. В стекле таинственным образом застряли только брюки. Причем застряли как-то загадочно, не разбив его, а точно вплавившись. Смотреть на эти брюки приходил весь ШНыр, а у каждого приходившего Суповна спрашивала:

– Что, внучек (внучка), и ты меня будешь учить картошку чистить?

И все торопливо отвечали, что нет-нет, ни в коем случае.

– А кастрюльки подвигать не хочешь? А то совсем бабка ополоумела!

Пришедшие дальновидно заверяли, что и кастрюльки переставлять не желают. После чего пугливо смотрели на брюки Дани, навек ставшие украшением стекла и даже отчасти шторкой, и торопливо смывались из кухни.

После упомянутых событий Даня оставил идею улучшения кухонной деятельности ШНыра и занялся реформированием библиотеки. Целыми днями он бродил между стеллажами, переставляя книги с полки на полку по одному ему ведомому принципу. Правда, нельзя сказать, что работа продвигалась быстро, потому что, прежде чем переставить книгу, Даня ее обязательно прочитывал.

Постепенно он научился выживать из библиотеки Вадюшу, который любил шататься по ней без особой цели, шумно вздыхать, чесать грудь, пыхтеть и производить всевозможные утробные звуки, сопровождавшие его интеллектуальную деятельность.

Выживал же его Даня следующим образом. Подходил и негромко произносил:

– Позвольте разрешить спонтанно возникшее недоумение!

Вадюша тревожно вздрагивал.

– Вчера вы посоветовали мне прочитать учебник картографии со страницы двадцать четыре до страницы сто сорок девять! – продолжал Даня. – Но на странице сто сорок девять два абзаца новой темы. Значит ли это, что и новую тему надо читать целиком?

– А самому подумать? – вяло возражал Вадюша.

– Думать самому мне никогда не лень. Поэтому я прочитал и новую тему, и ту, что после нее, потому что новая тема закончилась на странице сто шестьдесят семь, а там уже начиналась следующая тема. Однако в результате прочтения у меня возникло сорок два вопроса. Можно я вам их задам? – Тут в руках у Дани как по волшебству возникала книжечка.

Вадюша неосторожно соглашался, однако очень скоро Даня, у которого то и дело возникали попутные вопросы, настолько его припекал, что Вадюша сбегал из библиотеки и несся по коридору, похлопывая себя ладонями по канареечной курточке.

В общем, по всему уже видно было, что Даня заново обжился в ШНыре в компании двух своих пчел.

Расставшись с Кавалерией, Рина отнесла Гавру тазик с объедками и вернулась в ШНыр, чтобы переодеться и вымыть голову. Это было очень нужно, потому что Гавр ухитрился сбить ее в снег и облизать. Рина попыталась защититься от него тазом и выплеснула на себя часть еды.

Когда, хлюпая стекшим ей в ботинки супом, Рина вошла в комнату, там были только Лена и Лара. Лена драила шваброй полы, а Лара, любуясь собой в зеркало, красила помадой губы.

– Чего ты хочешь? Ну вообще по жизни! Детей? Фу! А я – романтики! – облизывая губы, говорила она Лене.

– Ну так будешь одинокой восьмидесятилетней бабкой, в жизни у которой была романтика! – с непрошибаемым спокойствием сказала Лена.

Лара хихикнула. В данный момент это было ей не особенно страшно. Пока Рина искала чистую одежду, в комнату вошла Алиса, прозрачная от ненависти к миру. Она никому ничего не говорила, смотрела прямо перед собой, но вокруг нее образовывалась страшная звенящая пустота.

– Вот! Явилась королева всех презрением обливать! – неосторожно ляпнула Лара.

Алиса вздрогнула и начала медленно к ней разворачиваться. Лена, встав рядом с Ларой, молча взвесила в руке мокрую тряпку, всем своим видом показывая, что они вместе: Лара, Лена и тряпка. Тряпка, с которой струйкой стекала грязная вода, была серьезным аргументом. Алиса остановилась, зачем-то схватила с кровати полотенце и выскочила из комнаты.

– Уф… пронесло… спасибо тебе… я чуть со страху грыжу себе на ноги не уронила… – сказала Лара.

– Может, она не за этим приходила? Не ругаться? – спросила Рина.

– А за чем приходила?

– За полотенцем.

– Да полотенце-то даже не ее. Это она просто так его схватила, потому что я угадала. А приходила она истерику устраивать… Она опять всех нас ненавидит и не может разобраться, кого больше! – сказала Лара.

– А какой смысл у истерики?

Этого Лара не знала, зато, как оказалось, знала Лена.

– Смысла у истерики никогда нет. Смысл истерики – воспроизводство состояний! – объяснила она.