Кровавые берега - Роман Глушков

Уколов ради меня палец, он не совершил что-то из ряда вон выходящее. Однако северяне, узнав об этом, пришли в еще большее восхищение и долго передавали записку из рук в руки, словно святыню, даже не читая ее. Я их прекрасно понимал. Для них и так казалось невероятным, что в одной тюрьме с ними сидит сам дон Риего-и-Ордас. А тут северянам вдобавок повезло дотронуться до капли крови, пролитой легендарным героем в честь какого-то там шкипера Проныры.

Строчки сеньора Балтазара были гораздо убористее моих, а лист, на который он их уместил – шире, чем раскатанная хлебная полоска. Поэтому и сведений на нем содержалось больше:

«Вл. обвинила меня в гибель Кав. Вл. уверена, что таб. не могли отпустить меня из плена живым. Раз отпустили, значит, я переметнулся к таб. А раз вернулся на Юг с вами, значит, мы с таб. замышляем убить Вл. и взять власть над озерами. Дабы убедить Вл. в обратном, я рассказал ей о вас всю правду. Не помогло. Вл. перестала мне доверять и обещала казнить меня еще позавчера. Догадываюсь, почему не казнила. Из-за Дарио. Прочее – на днях».

Через три часа после того, как я это прочел, мы, согласно расписанию тренировок, отправились на крышу. Проходя мимо камеры команданте, я вновь замедлил шаг и, когда тот на меня посмотрел, едва заметно ему кивнул. Дон ответил мне одними глазами: моргнул, придержав веки закрытыми чуть дольше обычного. Все было ясно без слов. Я дал понять, что прочел записку. Кабальеро подтвердил, что намерен ответить на остальные мои вопросы и, возможно, сделает это, как обещал. То есть либо нынешним вечером, либо завтрашним.

Сегодня не вышло. И завтра – тоже. Второй привет от сеньора Риего-и-Ордаса влетел к нам в казарму лишь спустя три дня. На сей раз послание отыскали без суеты, поскольку заинтригованные соратники бодрствовали у окошек вместе со мной. И каждому из них не терпелось лично изловить брошенный команданте хлебный шарик. Суровые воины вели себя сейчас будто дети, но я-то знал, что для них это вовсе не досужая забава. Насмехаясь над своими врагами и презирая их на словах, на самом деле северяне уважали тех противников, которые, подобно им, тоже придерживались принципов воинской чести. И дон Риего-и-Ордас по праву числился среди самых уважаемых врагов северян под номером один. Отчего и вызывал у них повышенное любопытство – редкую реакцию для людей, которых вообще мало что удивляло в этом мире.

«Почему Вл. отсрочила мою смерть и зачем ей Дарио, – сообщал команданте в своем очередном послании. На сей раз он исписал листок покрупнее – видимо, поднаторел в роли конспиратора и малость осмелел. – Вл. сейчас нет в столице, а без Вл. моя казнь не состоится. Вл. и ее армия уехали на восток за «черной грязью». Вместе с Дарио. Он нужен Вл., потому что много знает о «ч. г.». И знает, где вы ее прячете. Вл. планирует свою атаку на Всед. Не на Полярный Ст., а на Новое Жерло. Когда Всед. достроят Н. Ж., озера обмелеют еще больше, и Вл. придется переносить станции южнее, еще ближе ко льдам. Там плохо – слишком холодно. Вл. давно ищет способ уничтожить Н. Ж. Вы подсказали ей, как это сделать…»

В начертанных кровью скупых строках сеньора Балтазара таились ответы почти на все терзающие меня вопросы, а также масса пищи для размышлений. Не было резона подвергать сомнению слова команданте. Зачем ему, стоя одной ногой в могиле, мне лгать? Когда разгневанные королевы бросают в темницу своих опальных приближенных, у них практически нет шансов оттуда выйти. Потому что их теплое место тут же занимают другие любимчики, которые из кожи вон вылезут, чтобы госпожа побыстрее забыла своего прежнего героя. Так что если дона Риего-и-Ордаса вскорости не повесят, то непременно отравят или задушат подушкой ночью в постели. И догадки его также имели под собой почву. Он, как никто другой, знал Владычицу Льдов и, даже находясь за решеткой, мог с высокой вероятностью предсказать ее действия.

Новое Жерло… Я сроду о нем не слышал, зато имел представление, что такое Старое. Когда я был ребенком и отец только-только начал брать меня в рейсы, с Юга шли зловещие слухи о том, что на границе антарктических льдов в земле разверзлась дыра. Огромная и круглая – такая, будто Вседержители вдавили в землю Столп, а затем выдернули его. Причем его верхний слой иностали толщиной в несколько сот метров так и остался прилипшим к стенам ямы, став ее облицовкой.

Образовалась дыра тоже не в случайном месте. После того как в нее исполинскими водопадами хлынули талые воды, все пограничные озера высохли, и Владычице пришлось переносить свои станции южнее, в более холодный, но, к счастью, еще пригодный для жизни пояс.

Южане проморгали строительство Жерла – тогда еще единственного – по банальной причине. Прежде их разведывательные экспедиции не заглядывали в те края, являющиеся сплошными запутанными лабиринтами из тысяч озер и соединяющих их проток. Но как только причина резкого пересыхания главной сокровищницы Атлантики была найдена, ее хозяйка стала зорко следить не только за северными, но и за южными своими границами.

Впрочем, через пару лет все утихомирилось. Уровень талых вод вновь стал относительно стабильным. Севернее Фолклендского разлома это отразилось лишь на ценах – стоимость воды, естественно, повысилась, – но не на перебоях ее поставок. Скорость таяния льдов тоже вроде бы не ускорилась, так что и тут волноваться было нечего. О Жерле стали привычно говорить наряду с другими чудесами света, которых никто не видел, но которые якобы разбросаны во многих недоступных уголках мира.

И вот дон Риего-и-Ордас внезапно сообщает мне о том, что где-то Вседержители ведут строительство Нового Жерла. А значит, не за горами день, когда антарктические воды снова отступят и заставят южан переселяться вслед за ними. На сей раз – не просто в прохладные, а уже в откровенно недружелюбные для человека места. Если, конечно, королеву Юга не осенит пророческая идея, как этого можно избежать…

Дабы не сеять среди подданных тревогу и отчаяние, Владычица наверняка засекретила до поры до времени информацию о Новом Жерле. Но команданте о нем положено знать по статусу. Как человек слова, дон не станет выдавать этот секрет каждому встречному и поперечному, даже когда хранить его больше не имело смысла. Однако я для команданте теперь не абы кто, а человек, перед которым он не сдержал клятву. И эта мысль мучит кабальеро, явно не желающего идти на эшафот с тяжким камнем на сердце. Вот почему он старается хоть немного искупить свою вину, посвящая меня в тайны, которые, возможно, помогут мне в дальнейшем. А не помогут, так хотя бы позволят узнать, какая судьба уготована моим товарищам и экипажу танкера «Геолог Ларин».

«Я полностью изолирован, – говорилось в заключительной части письма сеньора Балтазара. – Связей с внешним миром нет. Что стало с compañeros, не знаю. Ничем вам помочь не могу. Вы мне – тоже. Забудьте обо мне. Найдете способ бежать – бегите, не тратьте время и силы на то, чтобы меня вытащить. Встретите на свободе кабальеро, придумаете, что сказать им от моего имени. Я в вас верю, шкипер, и буду молиться за вас до самой своей смерти. Покорно извините, что все так вышло. Ваш друг д. Б. Р-и-О…»

М-да, хорошего мало. Столько стараний, а практической пользы ни на грош. Человек, который однажды приговорил меня к смерти, сегодня величает меня другом и обещает молиться за мой успех, но что проку от его молитв? В предстоящей нам с северянами вскорости битве в Кровавом кратере мы будем уповать не на молитвы, а на собственное мастерство, стойкость и силу духа. Лишь они помогут нам пережить этот судьбоносный день. Вот только есть ли смысл возвращаться с арены обратно в тюрьму, ведь пройти через сорок битв, чтобы обрести свободу законным путем, мне и близко не светит…

Глава 12

…Молчавшие доселе трибуны снова взревели, да так оглушительно, как, наверное, они сегодня еще не неистовствовали. Не отстали от них и северяне, почти полминуты простоявшие, затаив дыхание, пока сброшенный на арену контейнер не открылся. И когда это случилось, мы узрели наконец-то нашего противника во всей его красе и мощи.

Змей-колосс! Воистину, никто в Кровавом кратере, кроме меня, не был сейчас разочарован: ни зрители, ни Тунгахоп со своим сквадом. Выход на арену настоящего дракона, пусть и бескрылого, поневоле превращал эту битву в легендарную. И лишь я – человек, который погряз в легендах настолько, что меня давно от них тошнило, – едва не завыл от смертельной тоски. А если бы и завыл, что толку? Все равно в таком ураганном гвалте мой голос потонул бы бесследно.

Я не раз сталкивался со змеями-колоссами в хамаде. Эти подслеповатые, но чуткие на слух твари набрасывались на бронекат, принимая громыханье его колес за топот стада рогачей или антилоп. Однако высокие борта, вращающиеся колеса и палубные орудия являлись хорошей защитой от этой внезапной угрозы. Змей был опасен только тогда, когда нам приходилось стоять на месте, но и в этом случае мы запирались в бронированном трюме, куда гиганту было не прорваться. Он мог лишь вползти на палубу и своротить, извиваясь, какой-нибудь механизм, после чего, поняв, что ловить тут нечего, уползал обратно несолоно хлебавши.