Дочь обмана - Виктория Холт

— Вы… любите кого-нибудь? — спросил он.

Я все еще колебалась. Я не могла заставить себя заговорить о Родерике. Жерар сразу понял причину моего молчания.

— Простите, — сказал он, — я слишком любопытен. Забудьте о моем вопросе.

Он вернулся к работе над холстом, но немного спустя сказал:

— Сегодня ничего не получается. Не могу работать. Давайте погуляем по Латинскому кварталу, я еще не все вам здесь показал.

Я поняла. Мое настроение изменилось. Наверное, Родерик опять возник в моих мыслях, и моя безмятежность исчезла. Когда мы вышли на улицу и я погрузилась в атмосферу квартала, настроение немного улучшилось. В воздухе пахло свежевыпеченным хлебом, а из окон одного из домов слышались звуки концертино.

Жерар показал мне дом, в котором умер Расин, а затем мы пошли на площадь Фюрстенбур, где была мастерская Делакруа.

— Он умер совсем недавно, — сказал Жерар, — а его мастерская уже стала местом поклонения. Как вы думаете, наступит такой день, когда будут приходить в мою студию и говорить: «Здесь жил и работал Жерар дю Каррон?»

— Я уверена, что она станет святилищем, если вы сами очень захотите этого.

— Значит, вы верите, что у человека достаточно сил, чтобы управлять судьбой?

— Приходится бороться с обстоятельствами. Кто из нас знает, что принесет грядущий день? Но я действительно верю, что у каждого человека есть силы, чтобы преодолеть превратности судьбы.

Мы подошли к кафе, где под ярко раскрашенными тентами были расставлены столики.

— Хотите перекусить? — спросил он. — Вижу, что нет. Тогда давайте просто посидим здесь. Мне нравится наблюдать за прохожими, это успокаивает.

Мы сели за столик, заказали кофе и стали наблюдать за прохожими.

— Вы хотели бы написать кого-нибудь из этих людей?

— Большинство. Хотя у некоторых на лице чересчур ясно написано, что они собой представляют. Я ищу лица с печатью таинственности.

Мы купили немного паштета и вернулись в мастерскую. Жерар достал бутылку белого вина и, усевшись на кушетке, мы выпили по бокалу, закусывая вино паштетом.

— По-моему, — сказал Жерар, — у вас начинает появляться вкус к богемной жизни.

— Может быть, я рождена для такой жизни.

— Возможно, и так. Поэтому она вам и нравится. Мою мать, например, шокирует мой образ жизни. Она не может понять, почему я не возвращаюсь в Серый дом.

Немного помолчав, он заметил:

— Теперь вы чуть-чуть повеселели.

— Это вы меня развеселили.

— Значит, наша небольшая увеселительная прогулка была как раз тем, что надо.

— Да. И я думаю, мне не стоит скрывать от вас правду.

И я рассказала ему все, в том числе и о Родерике.

Слушая печальную историю моей жизни, Жерар смотрел на меня с изумлением. Когда я смолкла, он придвинулся ближе и обнял меня.

— Моя бедная Ноэль, как вы страдали! — сказал он.

— Мне не хотелось ни с кем говорить об этом, — призналась я.

— Но вы правильно сделали, что рассказали мне. Я вас понимаю. Вы ведь знаете, я потерял жену.

Неожиданно он встал и подошел к окну. Затем обернулся ко мне и сказал:

— Освещение все еще хорошее. Я мог бы еще немного поработать.

И вот наступил день, когда портрет был закончен. Было грустно думать, что и этот период в моей жизни подошел к концу. Не будет больше сеансов, задушевных бесед, предлогов для того, чтобы приходить в мастерскую каждый день. Несомненно, это было замечательное время.

Я внимательно разглядывала портрет, а Жерар с некоторым волнением наблюдал за мной.

Я понимала, что портрет хорош. Конечно, я не такая красавица, как Марианна, но в портрете было что-то, приковывающее взгляд. Это было лицо молодой женщины, достаточно невинное, но в глазах чувствовалась некая затаенная печаль.

Я сказала:

— Очень верно подмечено.

— Вам нравится?

— Я думаю, он выдает кое-какие тайны.

— Которые вы предпочли бы скрыть?

— Возможно.

— Но это — вы, — сказала он. — Каждый раз, когда я смотрю на него, я чувствую ваше присутствие.

— Что ж, наверно, портрет и должен быть таким.

Вошел Ларс Петерсен.

— Сгораю от нетерпения, — сказал он. — Где шедевр?

Он подошел к мольберту и встал перед ним, широко расставив ноги. Каждый раз, входя в комнату, он, казалось, заполнял ее всю.

— Хороший портрет, — объявил он. — Это большая удача, Жерар.

— Ты так считаешь?

— Давай посмотрим. В портрете есть глубина. Кроме того, это портрет красивой девушки. А ничто так не ласкает глаз, как женская красота.

— Здесь дело не в красоте, — сказала я. — Портрет интересный.

— Дорогая мадемуазель Тремастон, смею утверждать, что художник знает лучше. Это — портрет красивой девушки. Продолжим. Где шампанское? Мы должны выпить за успех нашего гения. Прошу извинить, я сейчас вернусь.

И он исчез через дверь, ведущую на крышу.

— Ему нравится портрет, — сказал Жерар. — Я сразу это понял.

Ларс Петерсен вернулся с бутылкой шампанского.

— Бокалы! — скомандовал он.

Я принесла бокалы. Ларс открыл бутылку и разлил шампанское.

— Это здорово! Здорово! — воскликнул он. — Жерар, за успех! Ноэль положит начало твоей карьере, так же как Марианна — моей. Может быть, не такой блестящей, но все же.

Он расхохотался. Я не знала, что упоминание Марианны повлияет на Жерара, но он просто пил вино и глаза его блестели. Ларс убедил его, что портрет удался.

Анжель и Робер согласились с этим вердиктом и завели разговор о выставке. У Жерара уже собралось достаточно картин, которые он считал достойными показа на выставке, и начались дискуссии о том, как ее организовать.

Мы оставались в Париже, и я продолжала часто заходить в мастерскую. Я помогала Жерару выбирать картины для выставки.

Мадам Гарнье еще больше выросла в собственных глазах, поскольку ее портрет тоже был отобран для выставки. Мы выбрали также несколько сельских пейзажей, а также виды Парижа, однако наиболее сильной стороной творчества Жерара были портреты, и они преобладали.

Анжель и Робер тоже участвовали в общей суматохе подготовки к выставке. Анжель сообщила, что Мари-Кристин все время спрашивает, когда я вернусь.

— Мы все, конечно, приедем на выставку, — сказала Анжель, и я поняла, что скоро нам придется покинуть Париж. Но ведь будут и другие поездки? Остается с нетерпением ждать их.

Открытие выставки назначили на сентябрь, и я вдруг поняла, что прошло уже почти шесть месяцев с тех пор, как я приехала во Францию.

Я возвратилась с Анжель в Серый дом, где меня встретила упреками Мари-Кристин.