Воспоминания - Иван Бларамберг

Атакующую колонну возглавил Боровский. Персы, в авангарде которых находился Хамаданский батальон со своим отважным молодым командиром Неби-ханом, ринулись из окопов на вал, но не в колонне, как было приказано, а по подразделениям, поэтому атака с самого начала носила несогласованный характер.

Вместо того чтобы подняться на гребень бреши и там закрепиться, часть сарбазов задержалась в крытой галерее и начала грабеж. К подножию бреши все же прорвался отряд численностью 500–600 человек, и знаменосец Хамаданского полка водрузил знамя на полуразрушенную башню Бурдж Абдулла-и Мизр.[83]

В это время был смертельно ранен пулей в живот Боровский, тяжело ранило полковника Моэб Али-хана, Неби-хана и командира полка Карадуга. Лишившись своих начальников, атакующая колонна простояла два часа в страшную жару у подножия бреши, не двигаясь ни вперед, ни назад, ожидая подкрепления и назначения других командиров. Афганцы между тем стали бросать через брешь камни, не показываясь из-за укрытий, или стреляли с соседних башен и стен в сарбазов.

Персидские стрелки (туфенджи), которые должны были из окопов снимать метким огнем афганцев с соседних стен и башен, вообще не получили патронов.

Командира резерва Мохаммед-хан-сердара, который был слишком высокого мнения о себе, чтобы находиться в подчинении у Боровского, нигде не могли найти, равно как и сам резерв, поэтому штурмовая колонна не могла получить подкрепления. Спустя два часа солдаты, изнуренные жарой и жаждой, вернулись в окопы. Афганцы их не преследовали, потому что артиллерия вновь открыла огонь по брешам. Из-за противоречивых распоряжений окончились неудачей ложные атаки персов и в других местах. Ничего не мог поделать даже русский батальон, против которого афганцы выставили своих лучших бойцов. Действуя изолированно, он отступил, потеряв 50 человек убитыми и ранеными. Так закончился этот бессмысленный штурм. А в это время шах и его первый министр спокойно отсиживались в своих домах в лагере, удаленном на 2 1/2 версты от места сражения. Граф Симонич, находившийся в полуразрушенной вилле недалеко от позиций осадной артиллерии, собственными глазами убедился в том, насколько правильны были мои выводы.

Так как персы не приняли никаких мер для устройства перевязочных пунктов, солдаты сами перевязывали своих раненых товарищей в окопах, выносили мертвых из крытых галерей и рва, обмывали их по всем правилам Корана под жалобное пение, чтобы затем похоронить. Врач русской миссии, доктор Йениш, единственный врач, находившийся на месте, наложил первые повязки вышеупомянутым командирам, а Боровского отнесли на носилках (тахтараван) в лагерь, где он умер на следующий день, вечером.

Число раненых и убитых персов, по словам адъютант-баши (обер-квартирмейстера), составляло 1500, среди них 328 убитых, а именно: генерал (сертиб), 7 полковников (серхенг), 3 майора (явар), 40 офицеров и 277 сарбазов. Многие сарбазы, однако, были легко ранены или контужены камнями. Афганцы якобы потеряли при этом штурме около 600 человек. Если бы персы в ту же ночь повторили штурм, они проникли бы в город, потому что и там господствовала невыразимая сумятица. Афганцы оставили валы и бреши без прикрытия.

Во время штурма в окопах и на позициях осадных батарей царил полнейший беспорядок. Здесь не было ни командиров, ни подчиненных, ни врачей, ни фельдшеров, не говоря уже о госпитале для раненых. Однако большое число убитых офицеров по отношению к убитым сарбазам свидетельствовало о том, что офицеры свой долг выполнили. Причиной неудавшегося штурма было лишь злополучное соперничество начальников, поскольку каждый хотел действовать независимо от другого, отчего терялась всякая согласованность. Главнокомандующего, как такового, в персидской армии вообще не было. Все приказы исходили от шаха или, скорее, от его министра, но оба они не показывались вблизи войск.

Понятно, что провал штурма настолько обескуражил персидскую армию, что афганцы смогли восстановить разрушенные части валов и стен, не встречая препятствий со стороны персов. Шах, правда, приказал окружить весь город валом с башнями, но никто и не подумал выполнить этот странный приказ.

Первого министра, казалось, не трогало это несчастье, и он продолжал хвастаться и болтать. Например, Омар-хану, афганцу, который посетил его через несколько дней после штурма, он сказал, показывая на караульного у дверей: «Видишь ты этих солдат? Это львы, это тигры! Мне стоит сказать лишь слово, и они покорят Афганистан, Кабул и выгонят англичан из Индостана». Омар-хан, улыбаясь, ответил, что он верит этому, но пусть Мирза Хаджи-Агасси попробует сначала захватить Герат! Этот ответ, естественно, задел самолюбие министра, и он возразил с досадой: «Герат! Герат! Для меня это так же легко сделать, как выпить стакан воды!» Подобным бахвальством он пытался пускать пыль в глаза, однако все здравомыслящие люди осуждали слабость шаха, доверившего этому полусумасшедшему судьбу Персидского государства.

После неудавшегося штурма армия простояла в бездействии еще два месяца у стен Герата. В это время из внутренних районов Персии прибыли подкрепления, примерно 2 тыс. человек, с малочисленной артиллерией и боеприпасами. Кроме отдельных попыток проникнуть в крытые галереи, которые делались вновь прибывшими войсками по приказу первого министра наугад и безрезультатно, с крупными потерями, персидская армия ничего не предпринимала. Напротив, начались дипломатические переговоры с правителем Герата Камран-Мирзой или, скорее, с его всесильным министром Яр Мухаммед-ханом. Последний каждый раз делал вид, что подчинится и покорится. Начался обмен письмами, посылались уполномоченные с той и другой стороны, и даже наш драгоман Гутт отправился однажды в город, получив инструкции заверить Яр Мухаммед-хана, что ему нечего опасаться за свою жизнь, если он сдаст Герат шаху и покорится ему. Во время этих переговоров между афганскими и персидскими солдатами установилось молчаливое согласие о перемирии. Афганским солдатам продавали масло, соль и даже туры и фашины, поскольку в городе не хватало топлива. Лишения, которым подверглись за десять месяцев осажденные, были действительно огромными. В городе свирепствовали эпидемии, особенно офтальмия (воспаление глаз). Из Герата было изгнано много жителей, но предварительно ид всех обобрали. Их даже пытали, чтобы получить деньги и ценности. Несчастные приходили в персидский лагерь голые и босые. Многие из них последовали затем за армией и осели в Хорасане.

Все дипломатические переговоры со стороны Яр Мухаммед-хана были лишь фикцией; единственная их цель состояла в том, чтобы водить за нос первого министра. Перед своим отъездом из персидского лагеря Макнил не напрасно советовал Яр Мухаммед-хану потерпеть и выждать несколько месяцев, пока Англия не найдет способа освободить его от персидской армии. И действительно, 20 июля в лагерь под Гератом прибыл полковник Стоддарт и вручил ноту, в которой английский министр при персидском дворе Макнил заявлял, что Великобритания рассматривает осаду Герата как враждебный акт, направленный против Индостана, и требует от шаха немедленно снять осаду; в противном случае английское правительство будет вынуждено вмешаться. В подтверждение этой несправедливой угрозы из Бомбея в Персидский залив была направлена флотилия из пяти кораблей, которая овладела персидским островом Харг, а затем оккупировала город Бендер-Бушир.