Императрица и ветер - Мария Чурсина

- Тварь... - прошептала она.

- Вы прокололись с этой надписью, Надежда Викторовна, - доверительно сообщила ей Маша, чуть склоняясь в её сторону.

- Тварь, тварь, тварь, - забормотала она, закрывая лицо руками и начиная раскачиваться на одном месте. - Мой сын для тебя был просто развлечением, а он до сих пор мучается и страдает. Он не живёт, у него нет больше жизни. Ты хоть знаешь, что это такое для матери? Ты ничего не понимаешь, девчонка!

- Я разрушила вашему сыну жизнь, а за что вы убили тех девушек? - Маша сунула руки в карманы джинсов. - Или после меня ему ещё кто-то успел существование подпортить?

- Вы все такие, вы все одинаковые твари, - она судорожно вдохнула. - Вы все только врёте, постоянно врёте и хотите забрать его у меня. Ты хотела забрать его. Если бы я не открыла ему на тебя глаза, я бы потеряла своего мальчика. Мне нужно было гнать тебя раньше! Ты просто питалась его энергией. Ты хотела посмеяться над ним со своими подружками. Ты изменяла ему чуть ли не каждый день.

Маша покивала ей в ответ, глядя на носки своих кроссовок.

- Но ты же не хотела оставить его в покое, ты не оставляла его в покое даже когда ушла! - она сжала тонкие пальцы в кулаки и устремила безумный взгляд в противоположную стену. - Я думала, ему станет легче, если мы отомстим, и ему становилось легче...

- Зачем именно магичек? Вам претило убивать человеческих девушек? - поинтересовалась Маша.

- Я не знала, кто они...

На стене размеренно тикали часы, если бы не эти часы, время замерло бы для них обеих. Время свернулось уроборосом среди голых стен казённого помещения. В кольце времени нельзя было сбежать из продиктованных судьбой событий: ни простить, ни просить прощения, ни забыть то, что произошло.

- Ты никогда не поймёшь этого, - голос Надежды прозвучал вдруг спокойно и тихо. - Когда он родился, его отец ушёл от меня, потому что врачи просто развели руками. Они поставили на моём сыне крестик, сразу сказали, что на всю жизнь он останется инвалидом. А мать моего мужа сказала ему: уходи от них, иначе всю жизнь промучаешься с этим "выродком". Так и сказала. Ещё она заявила, что это не его ребёнок, что я изменяла ему. Я осталась одна, совсем одна в чужом городе. Нас очень долго не выписывали из роддома, потому что при родах ему сломали ручку, потом он простудился. Он сказал мне, когда вырос, что очень боится высоких потолков. В роддоме были высокие потолки... Я пыталась его вылечить. Я все деньги тратила только на это.

- Это я знаю, - оборвала её Маша. Она слишком хорошо помнила глаза Алекса, рассказывающего ей о своей боязни высоких потолков. - Откуда у вас нож?

Охотничий нож нашли в сумке Надежды, и Провизор уже подтвердил, что раны жертвам были нанесены именно этим оружием. В резьбе на костяной рукояти запеклась кровь Этты.

- Я купила его в сувенирном магазине, попросила знакомого заточить. А снотворное я достала через подругу, она работает в хирургии. Дело раскрыто, капитан? - она больше не жаловалась. Она смотрела на Машу, не отводя глаз, и ей чудился в этих глазах демонический огонь. - Суд поймёт материнское сердце. Меня оправдают.

- Я очень сильно сомневаюсь в этом, - покачала головой Маша.

Узел времени расслабился, и она обессилено опустила плечи. Прошлое неумолимым потоком неслось назад, в чёрную пропасть.

Маша любовалась светящимися кнопками в кабинке лифта. Это зрелище принесло ей необыкновенное успокоение. Она прикрыла глаза и прислонилась спиной к стене кабинки. Сейчас ничего не стоит нажать на кнопку с цифрой один и выйти из дома через громыхающую железную дверь.

Несущественно даже то, что старушка с пуделем и мужчина с барсеткой уже видели её позорное замешательство перед дверями дома. Мужчина жалостливо ткнул пальцем в цифровой замок и предложил открыть. Несущественно и то, что в наушниках звучал военный марш, что само собой предполагало решительные действия, а лифт никак не доползал до шестого этажа, вот уже подобрал двух парней на втором и даму с раскладушкой подмышкой на четвертом.

- Шестой, - объявил один из парней. - А что, лифт вверх едет? А я думал, вниз.

Маша выбралась на площадку с четырьмя дверями и выключила плеер. Он с кое-как скрученными наушниками отправился в сумку, а Маша решительно надавила на чёрный пупырышек звонка.

За дверью стояла мёртвая тишина, потом лязгнули замки, и дверь приоткрылась на цепочку. Маше не пришлось закрывать глаза и считать до десяти. Он ничуть не изменился. Не изменилась даже серая шерстяная кофта, которую он надевал постоянно. Совершенно молча он снял цепочку и открыл дверь шире, пропуская Машу внутрь квартиры.

Она остановилась посреди прихожей, в которой как и четыре года назад, стояли две рейки, прислонённые к одёжному шкафу. Чтобы добраться до собственного пальто, приходилось отодвигать эти рейки.

- Привет. Ты пришла всё-таки. Что скажешь? - оборвал молчание Алекс. Его взгляд бегал по комнате, ни на секунду не задерживаясь нигде.

- Послушаю, что скажешь ты, - Маша поймала своё отражение в трюмо. Откуда на её лице взялась такая ожесточённая улыбка? - Не зря же ты столько сил потратил, чтобы привлечь моё внимание.

- Я хотел спросить, что ты чувствуешь?

Почему ей так противны все его слова, которые раньше показались бы полными глубокого смысла?

- Мне очень жаль тебя, - честно ответила Маша.

- Спасибо... - проговорил Алекс с непонятной интонацией.

- Спасибо? - удивлённо подняла брови она. - Не за то благодаришь. Раньше я относилась к тебе, как к равному, а теперь жалею. Потому что ты не такой как все. Ты неполноценный. Не в физическом плане, нет. На твоих руках теперь кровь. Тебе с этим жить, а не мне.

- А у тебя как жизнь? - сухим безжизненным голосом спросил он.

- Славно, - Маша сложила руки на груди. - Мы с Раулем по-прежнему ходим на рок-концерты. С Ником мы часто ездим в пригород по делам. Да, тебе правильно рассказала мама, однажды мы встречались на улице Первого снега. Там останавливается автобус. Я иногда наблюдаю за тем, как рисует Мартимер. Правда, с тех пор мы ни разу не ходили к кардиологическому центру, зато часто бывали на набережной и в парке Двух миров. С Антонио мы тоже в хороших отношениях, и мы оба любим французскую оперу.

- Я хотел сказать, что ты не виновата, - Алекс повысил голос.

- Да что ты, - безразлично повела плечом Маша.

- Ты не виновата, что мы расстались. В моей жизни существовал только одна цель: быть вместе, жениться и прочая любовная чушь. Когда цель исчезла, исчез смысл в жизни, - он отвернулся от неё, на сколько это вообще было возможно в его положении.

- Меня всегда поражала твоя логика, - усмехнулась Маша. - Хотел жениться, поэтому бросил. Если я захочу посмеяться над тобой со своими подружками, они скорее меня на смех поднимут.