Одно дыхание на двоих - Ника Никалео

– Нет, я хочу, чтобы мы с тобой поразмышляли, посоветовались. Ты же за этим пришла? А я не совсем поняла весь трагизм ситуации. Что-то не так с тобой.

– Со мной?! Со мной что-то не так уже лет десять, – грустно и жалостливо прошептала подруга.

Прелюдия и фуга

Виола начала свой рассказ издалека. Катя ее не перебивала, слушая воспоминания о сценической и эмоциональной жизни своей подруги, о том, как возник у нее интерес к Виктору.

– Раньше я часто ездила в Трускавец на «халтурки». Замечательный, очень камерный городок!

– Да, совсем западный: вокруг чистота, все ухоженное, аккуратное, со старыми нарядными деревянными домиками и роскошными медицинскими комплексами рядом. Люблю этот город у подножия Карпат. Там такой хрустальный воздух! – не удержалась и вставила Катя.

– А я люблю такие вылазки. Это и дополнительный заработок, и в то же время возможность развеяться, попить целебной «Нафтуси». Вот только дороги. Известные «фронтовые» – это испытание на прочность нервов не только водителя, который на каждой яме ругается, как пьяный клошар, но и нашего бомонда. Ты же знаешь, как они реагируют на такой поток сознания. – Она округлила глаза. – Я всегда почти на всю мощность включаю МР3‑плеер, чтобы всего этого не слышать. Ныряю в свой мир. И около двух часов, вплоть до самого приезда, наслаждаюсь изысканной музыкой Моцарта. Или разбираю новую партитуру, чтобы не портить себе настроение ни от матерных слов, ни от грустного пейзажа за окном, – объяснила Виола и через мгновение, задумавшись, продолжила: – Мне так больно видеть наши села, которые разрушаются и вырождаются. Еду, смотрю и чуть не плачу от этой беды! Лишь кое-где выныривают, как белые грибы среди прошлогодних листьев, ухоженные усадьбы зажиточных селян. И от этого еще более поразительной становится бедность и нищета остального населения. А дорогой мы, как правило, натыкаемся на в стельку пьяные рожи, среди которых случаются и совсем молодые ребята. По вечерам народ, уставший от ежедневного тяжелого труда, стремится расслабиться. А что за развлечения в деревне?! Танцы в полуразвалившемся клубе по воскресеньям и обязательные драки после того. Вот и весь релакс по-ихнему. А в будни – вечерний моцион вдоль проезжей части. Девушки, одетые и разукрашенные, как дорожные проститутки, по две-три медленно фланируют от дома к дому, время от времени перепугано разбегаясь от хмельных окриков деградирующих ребят. Сердце разрывается!

Виоле действительно было досадно видеть эту грустную картину. Ведь она сама когда-то могла очутиться на месте этих бедняг, если бы Бог не наградил ее исключительным даром петь и чувством долга – идти за своим голосом. Не остановилась на церковном хоре и не бредила стать свадебной певицей. Никогда не видела себя в таком амплуа, поэтому, наверное, и не могло с ней такого произойти. Была счастлива, что не осталась в деревне с родителями. И в то же время болела ее душа за такое бесперспективное будущее живущих там людей. Раньше мечтала, что при первой же возможности обязательно позаботится о том, чтобы в школе Леска учредили художественный кружок. Там дети смогли бы учиться рисовать, лепить, петь или танцевать. Но село вымирало. Вся молодежь сбегала в город. И уже скоро в их селе вовсе не стало школы.

В воспоминаниях время проходит быстро.

– Добрый день. Ваши данные? – к водителю автобуса подошел охранник самого большого в городке отеля, – вспомнила первое приветствие в Трускавце Виола.

– Здравствуйте! Львовская опера – на банкет, – ответил шофер.

– Проезжайте и паркуйтесь в правом крыле. Только там есть место для автобуса, – сообщил парень, предварительно сверившись с записью в своем журнале.

На парковке перед высоким зданием гостиницы «Риксос-Прикарпатье» стояли исключительно престижные автомобили. Транспорт от оперного театра, в котором приехали мы – струнный оркестр, трио бандуристок и вокалисты, – едва уместился на стоянке.

Я вышла, прихватив с собой сценическую одежду на вешалке. Глубоко вдохнула свежий вечерний воздух. О, сколько же там кислорода! Было достаточно прохладно. А на мне совсем открытое платье! Хорошо, что в последний момент я все же взяла свое пуховое болеро.

Перед входом красная ковровая дорожка. Вокруг здания были прицеплены цветные воздушные шарики, которые при каждом дуновении ветра так и стремились оторваться, пытаясь вдохнуть взлелеянной в мечтах свободы. Всюду шастали охранники с рациями, в солнцезащитных очках. Не представляешь, Кать, как это глупо! В памяти сразу всплывают кадры из блокбастера «Люди в черном». Ты помнишь?! Там еще главные герои следят за смешными пришельцами. Здесь все проходило с не меньшей серьезностью. Только зеленых гуманоидов и не хватало!

– Проходите направо. – Один из часовых показал мне дорогу. – Там вас встретят.

Я пошла в указанном направлении. Шла и с неподдельным увлечением рассматривала достойный пятизвездочного класса отель: мраморный пол и колонны, бутики, спрятавшиеся в эркерах первого этажа, оригиналы картин современных художников на мольбертах вдоль коридора и… белый рояль. Понятно, я тут же оказалась у инструмента и попробовала открыть крышку. Но та не поддалась.

– Прошу прощения, молодой человек, можно ли им воспользоваться? – спросила я официанта, который проплывал с подносом мимо.

– Нет, к сожалению. Но вечером будет пианист, и вы сможете насладиться музыкой, – ответил тот с притворной профессиональной улыбкой. – Ключ только у него.

Парень едва заметно кивнул головой и направился в лобби-бар, где сидели за стойкой участники экономического форума. «Толстосумы», – внутренне улыбнувшись, вспомнила я остроумное словцо. Здесь оно звучало в унисон еще и с внешним видом брюшков их владельцев.

– «Толстопузы», вероятно, было бы смешнее, – сыронизировала Катя.

Всю музыкальную труппу разместили в небольшом номере для персонала, где не было даже такого необходимого для актера предмета, как зеркала. Мужчины вышли, и женщины быстренько начали приводить себя в порядок в этих почти полевых условиях. Но нам не привыкать!

– Если бы не те деньги, что мне пообещали, я бы здесь такой скандал устроила! – возмущалась одна из наших бандуристок.

– Действительно, такая роскошная гостиница, а нам дали какую-то задрипанную каморку! – поддержала ее другая, еле-еле втискивая пышную грудь в слишком узкую, вышитую бисером национальную сорочку. – А ты что же не переодеваешься? – обратилась она ко мне.

Я растерянно стояла посреди комнаты с вешалкой в руках, на которой висела моя пышная юбка с корсетом.

– Да мне здесь вообще развернуться негде, – пожаловалась я. – Лучше я, наверное, выйду и подожду, пока вы закончите. У меня ведь последний номер.

– Как хочешь.

Я зацепила одежду на стационарную вешалку, которую пришлось выдвинуть из угла почти на середину комнаты, чтобы свободно поместились объемные сценические наряды. И закрыла за собой дверь.

В коридорах и залах гостиницы царила возвышенная и в то же время суетливая атмосфера. Всюду сновали деловые люди с бейджами, по которым обслуживающий персонал в ресторане и кафе узнавал участников форума. Немало приехало и иностранцев, рядом с ними постоянно вертелись переводчицы. Были и журналисты. Один из них, новостной журналист, узнал меня и решил, воспользовавшись ситуацией, убить, что называется, сразу двух зайцев.

– Виола! Здравствуйте, вы меня помните?! – крикнул он вдогонку, когда я уже спускалась по лестнице в бювет.

– Ах, Александр! Ну, конечно. Я еще не жалуюсь на память.

– Можно небольшое интервью? Для новостей культуры.

Мы разместились рядом с роскошным «Стенвеем» ради красивых фотоснимков. И этим привлекли внимание всех собравшихся. Даже глава областной администрации, как раз проходивший мимо нас с делегацией, удивленно осмотрел девушку, которую снимала камера, – улыбнулась с подтекстом Виола. – А после интервью я обследовала почти всю гостиничную площадь, побывав и в ресторане, и в бассейне, и даже в тренажерном зале. Потом, поглядев на часы, решила, что уже пора переодеться, и вернулась в убогую каморку.

Постучав, я открыла дверь и от неожиданности окаменела. Помещение было заполнено оркестрантами. И прокурено так, что можно было вешать топор. Я даже не поняла сразу, куда девалась с вешалки моя одежда. Потому как и сама вешалка бесследно исчезла.

– Господа хорошие, где же мое платье?!

– Виола, а ты точно помнишь, что оставляла его именно здесь? – решил пошутить один слюнявый скрипач.

– С чего бы это мне сегодня уже во второй раз напоминали о моей памяти? Я не шучу. Это мое личное платье, а не реквизит. – Я уже начинала нервничать, мой голос дрожал.