Одно дыхание на двоих - Ника Никалео

Эти супруги были как белое и черное, инь и ян. Союз двух противоположностей.

– Добрый день, – с милой улыбкой зашла в класс раскрасневшаяся с мороза Виола.

– Здравствуй, моя дорогая! Ты опоздала, – сухо заметила профессорша вокала. – Это на тебя не похоже.

– Прошу прощения. Маршрутки еле едут: скользко, всюду пробки.

Виола разделась и начала распеваться. Однако мысли ее были совсем не в классе. Помогало уже достигнутое мастерство, доведенное до автоматизма.

– Виола, соберись! – велела преподавательница. – Ты отсутствуешь. Давай еще раз с коды.

– Да, конечно, – попробовала взять себя в руки Виола.

Она старательно выводила легато, аккуратно сворачивалась на пиано и раскрывалась на крещендо, но все усилия были тщетными. Голос не звучал даже на патетических рахманиновских романсах.

Через час репетиции на лице Медеи Феликсовны отразилось огромное разочарование.

– Зря потраченное время, – недовольно заметила она. – Что с тобой? Ты меня вообще не слышала.

Виола повесила голову.

– Какие-то проблемы дома? – уже мягче поинтересовалась преподавательница.

– Нет, все по-старому, нормально.

Медея опять сделала каменное лицо:

– Если ты будешь во время наших занятий думать невесть о чем, то к конкурсу не подготовишься. Кому нужна серая мышка?! Да и у меня нет времени на глупости. Иди! В следующий раз приходи, когда сможешь себя посвятить пению. Понятно, я надеюсь?!

– Простите, Медея Феликсовна. Обещаю исправиться. – Виола попробовала улыбнуться, выходя из класса. – До свидания!

Преподавательница неодобрительно покачала головой, театрально вскинув левую бровь. Она почувствовала тревожное состояние своей ученицы, но решила не въезжать танком в ее душу. Медея никогда не была хорошим психологом. Как преподаватель, она чувствовала своих студентов, но не могла дать им путевого жизненного совета. Виолу же она считала достаточно мудрой для ее лет женщиной, чтобы самой разобраться со своими проблемами.

– Виола, все проходит, – тепло сказала ей вместо прощания.

Та обернулась, улыбнувшись, и пропустила в класс первокурсницу.

Вечером после рабочего дня Медея Феликсовна ожидала в гости своих внуков и очень нервничала. Она любила их безгранично, но тот бедлам, который создавали двойняшки Максимилиан и Александра, мгновенно выводил ее из состояния равновесия. Спокойно она могла выдержать их присутствие не более получаса, а затем начинала злиться на трехлетних малышей.

Дети, попав в ее антикварное жилище, буквально разносили его на куски. Вазочки, статуэтки, салфеточки обязательно падали под ноги, прятались под столом и в щелях между мебелью. А ноты… ноты летали по квартире, словно лебеди. После их посещения Медея два-три дня ходила с повышенным давлением и головной болью.

Обеспокоенная подавленным состоянием своей лучшей ученицы, профессор не сразу поняла, что вечер уже клонился к ночи, а маленькие гости так и не пришли. Свернув ноты и прикрыв крышку своего «Петроффа», она взволнованно набрала номер телефона сына.

– Слушаю, Медея, – трубка ответила голосом невестки.

– Что случилось, Таечка?! – разнервничалась свекровь. – С малышами, с Александром все в порядке? Я же их ждала!

– Все хорошо! Странно, что Саша вам не перезвонил, – ответила Тая. – Они уже легли спать. Дело в том, что Санечке неожиданно дали приглашение в цирк и он сразу же пошел туда с детьми. Вероятно, просто не успел вас предупредить. А я закрутилась… Сами понимаете, когда их нет, пытаюсь переделать всю работу по дому.

– Всю работу не переделаешь, – заметила оскорбленная свекровь.

– Простите, Медея, пожалуйста. А как дела у вас? Как там ваши студенты? – Невестка попробовала переключить свекровь на ее заботы.

– О, спасибо, что интересуешься, – понемногу начала оттаивать Медея. – Готовимся к отчетному концерту. Теремко в марте поет сольный, Саджицкая ужасно подвела – ушла в декретный отпуск.

– А как там ваша любимица Виола?

– Ой, даже не спрашивай! Разочаровала меня сегодня совсем. Была как не от мира сего. Сама на себя не похожа: молчаливая, задумчивая, витала где-то в облаках, абсолютно не могла собраться, – пожаловалась Медея. – Проблемы в семье, что ли…

– А может, наоборот – любовь? – неожиданно предположила невестка.

– Да, может и… Что? Что ты сказала, я не расслышала? – переспросила свекровь удивленно.

– Влюбилась, наверное, говорю. Это же для художника перманентное состояние души!

– Хм, а я об этом даже не подумала, Таечка. Ну, спокойной ночи! Поздно уже, – резко прекратила разговор Медея и, выключив телефон, пошаркала на кухню заваривать травяной чай.

Пара

Виола возвращалась домой по заснеженному городу и думала. У всех ли супружеских пар возникают похожие проблемы? Может, это только она испытывает такие ужасные упреки совести? Ведь если решить, что можно потакать всем своим желаниям, то жизнь становится гораздо проще. Мчишь без оглядки за своим чувством, ломая и испепеляя все прошлое, и не оглядываешься. А может, это только так кажется, что все просто, а в действительности сложно, потому что чувствуешь боль и потерю чего-то важного?

Как всегда, в наушниках МР3-плеера звучала музыка. Сегодня это было этно.

Маршрутка застряла в автомобильном заторе. Раздвоение личности в борьбе между совестью и желанием не давало Виоле возможности как обычно насладиться красотой укутанного в белоснежное одеяло города. На улице вечерело, и снежинки, будто стаи белых мотыльков, то тут то там выныривали в свете фонарей. Ими забавлялась метель, весело подгоняя прохожих и заглядывая каждому в лицо. Все куда-то спешили, ловя шарфы, которые развевала шутница-зима. Холод пронизывал до костей и поторапливал уставших львовян.

Виола в забытьи скребла ногтем по замерзшему стеклу. И тут в автобус вошли двое интеллигентных старичков. Виола сразу освободила свое место, пригласив седую женщину с живыми, улыбающимися глазами. Ее муж учтиво поблагодарил молодую панну, сдержанно склонив голову и сняв старенький черный берет. Эта пара выглядела так трогательно, что привлекла внимание Виолы. Очевидно, когда-то красивый и осанистый мужчина, а теперь уже дедушка, держал за руку жену, которая специально сняла перчатку лишь с правой руки. На ней поблескивал толстый перстенек – такие, вероятно, были модны в годы их молодости. Старички ехали молча, лишь изредка обмениваясь улыбчивыми взглядами. Но какими красноречивыми они были! Сколько важного и светлого таили в себе. Их окружал какой-то незаметный ореол тепла, уважения и любви. «В таком-то возрасте! Ведь им наверняка далеко за семьдесят!» – подумала Виола.

Из динамиков неслось многоголосое пение потомков древних ацтеков. Заслушалась на мгновение. В главную тему вступили духовые инструменты. И Виола попала в мир южноамериканских гор и пампасов. Ей почудилось, что она левитирует над заснеженными Андами. А там в ритуальном танце медитируют раскрашенные туземцы во главе с празднично одетым в красочный перьевой шлем жрецом.

– На один, будьте добры, панянка, передайте, – пожилой мужчина держал в руках две гривны.

– Да, конечно. – Виола улыбнулась ему в ответ и передала деньги водителю.

Она всегда мечтала именно о такой старости. Да и кто, в конце концов, стремится жить как кот с собакой, в постоянных упреках и спорах? А именно такой почему-то становится на склоне лет жизнь давно женатых людей. Дети вырастают и разлетаются в многомерный мир, оставляя отца и мать вдвоем. И тут оказывается, что эти двое уже совсем не те, кем они были в начале их общего пути. Выясняется, что это чужие, безразличные друг другу люди с разными интересами и увлечениями, если таковые еще остались. То, что их объединяло, исчезло, и начинается вражда, непримиримая война за свою индивидуальность из-за нежелания мириться с потребностями партнера. Женщины с возрастом становятся назойливее, требовательнее, более черствыми. Зато мужчины делаются снисходительнее и отстраненнее. Они словно меняются ролями. Но именно безразличие пугало Виолу сильнее всего.

И вдруг она поняла безнадежно банальную вещь: их брак с Андрианом себя исчерпал. Им даже не понадобилось для этого прожить вместе целую жизнь. Это произошло преждевременно. Виола подумала, что, наверное, это давало им обоим шанс на еще одну попытку. И именно это стало для нее прозрением. Это произошло так же незаметно, как ребенок вырастает из своей люльки, как медленно опустошается бокал вина, как заканчивается световой день и солнце спокойно садится за горизонт, чтобы утром опять появиться и, возможно, сиять еще ярче, чем вчера. Да, именно так – она перестала сиять своим внутренним огнем. Прекратила мечтать о большом будущем, в котором была уверена со своих первых шагов в вокале. Она сильно заземлилась, застряв на витке семейных забот, и растворила себя в пространстве и времени. Забылась, зашла за тучи повседневности.