Уиронда. Другая темнота - Луиджи Музолино
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем солнце наполовину спряталось за горизонт, превратившись в золотой купол, и на остров легли длинные тени. Тогда уцелевшие молча поплелись обратно к крылу самолета, которое они, проклиная тяжесть и жару, еще днем вытащили на берег. Решение приняли единодушно, даже не обсуждая, – обменявшись испуганными взглядами и поспешными кивками. Оставшуюся часть острова и холм они осмотрят завтра. Никому не хотелось провести ночь в центре этого клочка земли, у подножия возвышенности или среди чахлых трехлистных кустиков, тут и там торчащих из земли, словно иголки. По всей видимости, это единственная растительность на острове, да и вообще единственное живое, что здесь есть. Таких кустов – темно-зеленых, чуть ли не угольно-черных, усеянных бледно-розовыми плодами, они никогда раньше не видели.
В тропическом небе, освещенном огненными отблесками заката, с закрученными штопором облаками, одна за другой открывали глаза звезды.
Многие из них, подумал Умберто, уже давно умерли, превратившись в скопления газа и мусора.
А мы? Мы уже умерли?
Никому не хотелось спать на мягкой земле, поэтому они легли на обломок самолета, плечом к плечу. Женщины в центре, мужчины по бокам. И уставились на тонкую полоску света, стиснутую между небом и океаном.
Умберто пытался смотреть на пляшущие отблески заходящего солнца и ни о чем не думать. Да, такого заката он не видел никогда в жизни. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы нас начали искать.
Мы же итальянские туристы, максимум за пару дней…
– Как думаете, почему ее убили? – Валентина, постаревшая за несколько часов на двадцать лет, обвела их взглядом.
– А видели, как они набросились на другого рыбака, до которого дотронулась Самоа? Почему? – воскликнула Дэни.
– Какое-то местное суеверие. Понятия не имею.
– Трудно сказать. Но, как только мы вернемся в Мале, в посольстве обо всем этом узнают, уж я позабочусь…
– Эннио, – одернул его Умберто, – давай думать о том, что происходит сейчас, а не о том, что будет. Сейчас мы на этом чертовом острове… Нужно установить норму еды и воды, мы ведь не знаем, сколько нам предстоит здесь просидеть, – Умберто принялся рыться в рюкзаке.
И достал оттуда намокшую книжку с загнутыми на многих страницах уголками. Оказалось, это карманный итальянско-мальдивский словарь Самоа. Кое-где чернила растеклись, но большинство слов все еще можно было прочитать.
– Что нам кричали рыбаки? – взволнованно спросил Умберто, вставая. – Самоа сказала, что они говорят о маленьком острове и повторяют слово «жить», помните? Ураа…
– Ураа… – подтвердил Эннио, хрустя пальцами. – Ресси ураа нубаи дириури. Или что-то похожее. Они сто раз повторили!
В лучах заходящего солнца Умберто принялся листать словарь. Нашел «ураа» – действительно значит «маленький остров». Быстро просмотрел остальные страницы и нашел перевод других слов.
Ресси: призраки в мальдивском фольклоре.
Нубаи: невезение.
Дириури: жить.
Умберто поднял голову и увидел жуткую тень от холма, расплывшуюся по земле, как нефтяное пятно. Шмыгнул носом, стараясь скрыть волнение.
Остальные молча смотрели на него в ожидании.
– Ну что?
– Ничего. Я ничего не нашел, – ответил Умберто, убирая словарь в рюкзак. Снова уселся на обломок, а колени хрустнули, как сухие ветки. – Эх, сигаретку бы сейчас…
На Острове Ничего стало очень влажно и темно. Поднявшийся с океана туман вскоре закутал выживших в теплый липкий молочный кокон, приглушающий звуки.
– Давайте поедим и попробуем заснуть, – предложил Эннио, и только тогда Умберто понял, как устал за день.
У него обгорели плечи и спина. Сначала их жгло, потом он почувствовал озноб. Других солнце тоже не пощадило – красные лица были в пузырях. Туман светился мрачными размытыми красками.
Пропитавшиеся морской водой бутерброды есть было невозможно. Только Дэни все же взяла один и стала жевать, перепачкав весь подбородок. Когда ей сказали, что соленую воду пить не стоит, она и бровью не повела.
Каждому досталось по три глотка сока. Валентина в шутку сделала вид, что хочет выпить больше, чем договаривались, но Дэни озлобленно выхватила бутылку у нее из рук.
– Жирдяйка, – прошипела Валентина.
– Да пошла ты!
– Завтра вечером мы будем в безопасности, вот увидите, – с этими словами Эннио лег на спину и положил руки под голову – вылитый турист, который собирается провести ночь, наблюдая за звездами.
Но звезд больше не было – все окутал туман, от зноя закручивающийся завитками у них над головой.
Умберто вспоминал истории, которые читал в детстве, – о чудовищах, о жутких приключениях путешественников, потерпевших кораблекрушение и ставших каннибалами, – скучный фильм с Томом Хэнксом. Но вскоре, убаюканный приглушенными всхлипываниями Валентины, задремал.
Остальные тоже уснули, и во время чуткого, беспокойного сна у них подрагивали веки и мышцы.
И тогда из темноты выбрались сны острова, чтобы навестить чужаков.
* * *Самоа, с пробитым мальдивцами черепом, вставила два пальца в рану на плече и двигает ими вверх-вниз, между разорванными мышцами, вверх-вниз, легкими фрикциями двигает кости, будто мастурбирует в ране, заполненной морскими личинками; язык высунут, на лице маска агонии и желания, а в глубине мертвых глаз – межзвездная пустота и потухшие галактики.
Кости исполинских размеров на морском дне, усыпанном изуродованными кораллами, в которых спариваются и поедают друг друга рыбы и твари немыслимых размеров.
Словно в бреду вальсируют китообразные божества, пробудившиеся ото сна в могилах из раковин и костей, кружатся в танце черепахи-планеты, вернувшиеся к жизни, чтобы утолить голод и заполнить бездонную пустоту.
В вонючем панталассовом бульоне зияют катаракты тьмы, континенты со скрежетом сталкиваются друг с другом и взрываются лавой, серой и паром.
Половые органы размером с китов пульсируют и фонтанируют гирляндами сперматозоидов-планктона, моря, чтобы очиститься, всасывают вязкую жидкость, ультразвук чертит знаки вечных символов водорослями и космической пылью.
Половые железы-скалы покрыты пленкой слизи, инопланетные яйца спрятаны в расщелинах Времени.
Пиявки с кожей из космоса и материи.
Войны.
Эпохи.
Мгновения.
Гомункулы-микробы, швыряющие с утлых лодчонок тысячи костяных гарпунов в хребты, покрытые городками, улицами, башнями, замками, возведенными, чтобы бросить вызов небесному своду.
А потом падение.
А потом снова сон.
Новое пробуждение.
Новая любовь, новые цивилизации, новые конфликты. Новые поколения, новые смерти.
Циклы.
Болезни.
Исцеления.
Вопли микробов.
Ресси Ураа Нубаи Дириури!
Значимость пустоты.
Никчемность тщеславия.
Возвращение всего сущего, до самого последнего атома, к первобытной рвоте, исторгаемой вселенной.
Двадцать восемь, идиот! Бууум, придурок!
Фрррррр! Фррррр!
* * *Умберто очнулся, задыхаясь, не чувствуя своего тела, совершенно без сил. Вата тумана окутала его с головы до ног. Парализованный ужасом от кошмарных видений, прилипших к нейронам где-то на подкорке мозга, он не мог пошевелиться и только слышал вздох гигантского существа
Фррррр! Фрррр!
который отдавался внизу живота.
Он на самом деле это слышит? Или ему снится? Откуда этот звук?
Странное шипение, хрип неизлечимо больного, дыхание какого-то зверя, затаившегося в сырой норе… Умберто решил, что это просто ветер, шелестящий трехлистными кустами.
Вдруг он ощутил невероятно сильную эрекцию, упирающийся в штаны член, и вздрогнул, почувствовав, что на бедрах засохла корочка ночной поллюции.
Проснулись и остальные, и тоже лежали молча и неподвижно, как статуи,
