Журнал «День и ночь» 2011–03 (83) - Анатолий Аврутин

Человечество приговорило себя, когда изобрело оружие, против которого нет обороны. Начался апокалипсис. Апокалипсис — это когда ты не ведаешь, как подкрадывается смерть в виде радиации или ещё чего-то. Как, например, в Японии: газ пустили… Или в пробирке выведут что-то…

A. Р. …Давно ещё, когда я учился в университете, нас заставляли заучивать ваши слова об интеллигенции. Что интеллигентной была «моя мама»… Вы как-то изменили своё отношение к этому понятию?

В. П. Нет, не изменил. У нас сейчас чохом зачисляют в интеллигенцию всех, кто имеет образование. В Питере в своё время (во время репрессий) зачисляли в интеллигенцию всех, кто носит очки. Вас бы обязательно стрельнули. Вы имеете интеллигентный вид и в очках. А если в пенсне, то сразу… Менжинский, Урицкий, Дзержинский порешили бы сразу… У нас в интеллигенцию зачисляют самый незащищённый слой народа — учителей, врачей… По внешним признакам интеллигенции не бывает! Только внутренне организованный мир делает человека интеллигентным. За свою жизнь я встречал всего 10–15 интеллигентов. Встречал их в деревне, встречал безграмотных интеллигентов. Если человек окончил два университета, ещё не значит, что он интеллигент. Есть такие дикари, наглецы, тунеядцы с дипломами. Посмотришь — дурак дураком.

Интеллигентность, как и талант божий. Это чувство (состояние) врождённое, воспитанное и поддержанное родителями, какой-то школой, умными учителями. У нас все благодарят учителей. Но все, как правило, относят благодарности к 4–5 учителям, которые оставили след в душе ребёнка. Как, например, у меня, Игнатий Дмитриевич Рождественский — поэт, учитель. Или Василий Иванович Соколов. Но там за ними стоит толпа, она говорит, что мы тоже делаем полезное дело — воспитываем хороших людей.

…Пусть молятся тем учителям, которые делают хорошее дело, которые грамотные, не одичали, особенно в деревне. Там учителям действительно трудно. Они вынуждены дрова заготавливать, мужа где-то искать, который уехал на тракторе по полям и лесам и долго не возвращается. Здоров ли он там?

У нас фашисты настраивают против тех, кто «в очках», кто, по их мнению, интеллигент. У нас прослойка интеллигенции равна тонкой фольге, куда завёртывают продукты. Надо беречь её, «не дышать» на неё, чтобы не сдуть. Если сдуем, тогда всё. Тогда конец. Тогда будут стрелять, убивать, если у пенсионера — ветерана войны пенсия 15 тысяч, а в огороде на две грядки больше. Тогда будет уже беспредел.

Я в первый раз почувствовал в музее «Прадо» в Мадриде, что такое для человечества культура. Я, может, и до этого знал, но не предметно, смутно. Я ощущал, конечно, если бы не книги, не гении земли (живописцы, музыканты), то ползали бы мы на карачках и заползали бы обратно в пещеры. Тем более, что мы стремимся всё время в пещеры…

Посмотрите на телевизор, на этих бесов, которые прыгают. Это уже в устье пещеры находится.

Музей «Прадо» невелик. Наш «Эрмитаж» чем плох? Его надо делить на 4 части по направлениям. Я там был дважды и ничего не помню, что там видел. В «Прадо» я всё помню великолепно. И службы, и величайшее живописное искусство. Он хорошо скомпонован. Не задерживаясь на нижних этажах, я сразу попал наверх к Гойе, Веласкесу, Тициану… Там впервые я понял, что если бы не эти «товарищи», то всё, конец. Все остальные всё время сживали их со света. Рафаэль умер в 37 лет, наш Пушкин — в 37, Лермонтов — в 27… Человечество всегда пыталось сжить их со света. Некоторым удавалось прожить долго: Льву Толстому, Микеланджело… Если бы не они, этого «мусора», который называется «человечество», не было бы давно уже на земле. Оно со дня своего сотворения противоречит Богу, живёт не по Божьему велению. Оно всё время спорит с Богом. Оно может носить такой характер, как в американском фильме Роберта Земекиса «Форест Гамп». (Благородный слабоумный и безобидный человек с добрым сердцем фантастически превращается в знаменитого футболиста, героя войны, становится миллиардером. Оставаясь глупым и добрым. — Из аннотации). А может носить такие тяжёлые формы протеста, как у Льва Толстого. Всей силой старичок боролся с Богом, потом перекрестился и пошёл к нему. Понял, могучий был ум, не мог он против Бога так, напрямую.

Мы в России так нагрешили, нас Бог наказывает. За разрушение церквей, за непочтение родителей, за предательство детей, стариков. За бездушие, склонность к насилию и агрессивность. Мы не можем покаяться. А добродушие и нравственность где-то там глубоко сидят. Чтобы их обнаружить, надо оттуда крючком вытащить.

Если бы не книги, не живопись, не музыка… Я придаю большое значение музыке. Любое творчество работает на подсознании. Рождение музыки — это наиболее включённое подсознание. Музыка ближе всех подключена к тем силам, которые находятся вне нас, далеко, очень далеко. Никто никогда не объяснит, как рождается замысел книги, особенно музыки. Будут врать, будут сочинять.

Бороться с интеллигенцией, против культуры — это бороться против себя. И остаться с этим «добром», которым набит этот дом (В. П. говорит об оружии — экспонатах музея. — Авт). Его показывать надо, рассказывать, чтобы боялись, что оно может расколоть землю. Чтобы это «добро» не в деле было. Если уберут остатки культуры, это «добро» сразу заработает. Там дяденьки стоят, ждут, чтобы нажать.

На прощание Виктор Петрович оставил короткую запись в Книге почётных посетителей: «Господи! Спаси рабов твоих от безумия». Внизу подрисовал контур своей «Царь-рыбы». Поставил подпись и дату: «В. Астафьев, 14 апреля 1995 года».

Мы познакомили Виктора Петровича с творческой семьёй Евгения и Валентины Барановых. В своей мастерской они показали мир самобытных глиняных игрушек-свистулек, большую композицию («Ярмарка»). Эти работы народной мастерицы, Валентины Петровны, были на многих выставках, в том числе и за рубежом. В качестве сувениров они разлетелись по всем континентам.

«Очень хорошо, — отозвался писатель. — После оружия хорошо смотреть».

«Здесь нет ни одного злого персонажа», — упредила Валентина Петровна, уже прослышав про философские взгляды гостя. «Зла и так много», — ответил Виктор Петрович.

Будучи как-то в мастерской В. Кудринского, я позвонил Виктору Петровичу. Приглашал его ещё раз навестить город Зеленогорск. Он усталым хриплым голосом поблагодарил меня и сказал, что сильно болен, конечно, приехать не сможет. Валерий мне показал домашние любительские фильмы, где в мужской компании с художниками раскрепощённый писатель, немного под хмельком, острил и веселился. Таким я его и запомнил.

Виктор Петрович Астафьев — личность неоднозначная. За внешней мужицкой простотой да ещё, казалось, грубоватой речью, скрывался грозный и сильный хищник. Он чуял на расстоянии специфический запах шакала от литературы, халтурщика-приспособленца, вруна, очковтирателя. И, не задумываясь, бросался на них. Когда наше государство было могучим Советским Союзом, а партия — единственной политической силой с самой «верной» идеологией, он не побоялся говорить правду, упреждая предстоящие невзгоды, крушение ложных основ, навлекая на себя гнев всесильной Системы. Он был и остаётся прав: на лжи счастья не построишь.

Он мог ошибаться. Его простецкие слова порой создавали ложное представление, будто он малограмотный провинциал, не набравшийся в столице ума-разума, культуры, облачившийся в тогу интеллигента, пытается учить просвещённых, мудрых, властных, удачливых вершителей жизни. Но насколько надо быть мудрым и прозорливым на самом деле, чтобы предвидеть, как будет разрушаться бетонный монолит былого могущества, если безграмотные и корыстные строители возвели фундамент на зыбком грунте, да ещё приворовали цемент, да ещё не сверили с Богом свои деяния.

Он мог сгоряча сказать то, что захотел бы потом исправить. Думаю, что захотел бы. Но слово не воробей. Вся беда в том, что таких смелых, самобытных, самодостаточных и к тому же грамотных, сочувствующих, сопереживающих, вместе с тем, талантливых людей совсем, совсем мало. Много других, но они хотят казаться. В широком кресле, на трибуне партийного съезда. Казаться, а не быть. Знакомо! Потому что под личиной интеллигентности, под партийными, самыми надёжными, знамёнами и самыми «верными» идеями, часто прячутся вруны и трусы, слабаки, бездарности и проходимцы. А такие одиночки-воины, настоящие мудрецы, давно стали реликтовым явлением в нашей жизни.

Не могу согласиться с мнением Виктора Петровича по отношению к коммунистам. В партии были сотни тысяч простых рабочих, крестьян, инженеров, учителей, врачей. Среди них было много молодёжи. Воспитанные в духе государственной идеологии, будучи патриотами своей страны, эти люди бескорыстно и порой беззаветно шли на самые трудные участки и на фронте, и в мирной жизни. Их так же порой обманывали и бросали. Как, например, строителей БАМа. Они так же подверглись репрессиям. Не их вина в том, что верховные идеологи создавали мифы и липовых героев. Много, даже очень, было безымянных настоящих героев с партийными и комсомольскими билетами. Не по-христиански означать всех одной чёрной краской. Это несправедливо.