Улыбка женщины - Николя Барро

— Но у вас такие печальные глаза… — не сдавался он. — Вы как будто вот-вот собираетесь прыгнуть.

— Что за вздор! — возмутилась я и поспешно добавила: — Просто у меня слегка закружилась голова. — Я инстинктивно приложила ладонь к животу.

— О! Простите! Извините меня, мадемуазель… мадам… — неловко развел он руками, — я и представить себе не мог… Вы беременны… В таком случае, вам тем более следует беречься, если позволите дать совет. Может, проводить вас домой?

Я покачала головой и чуть не рассмеялась. Нет, я не была беременна.

Он склонил голову набок и галантно улыбнулся:

— Вы уверены, мадам? Защита французской полиции была бы вам сейчас кстати. Не хватало только выкидыша! — Он озабоченно посмотрел на мой плоский живот. — Когда он родится?

— Послушайте, месье, — твердо сказала я. — Я не беременна и в обозримом будущем не планирую ничего подобного. У меня слегка закружилась голова. Вот и все.

«И неудивительно, — подумала я, — я же с утра ничего, кроме кофе, в рот не брала».

— О, мадам… я хотел сказать, мадемуазель… — Сильно смутившись, полицейский отступил от меня на шаг. — Тысяча извинений. Я не хотел быть бестактным.

— Это хорошо, — вздохнула я, ожидая, когда же он наконец исчезнет.

Однако мужчина в темно-синей форме и не думал уходить. Он принадлежал к тому типу парижских полицейских, который был мне знаком по участку на острове Сите: высокие, стройные, привлекательные мужчины, всегда готовые к флирту. Этот, похоже, решил взять на себя роль моего ангела-хранителя.

— Ну, в таком случае…

Я прислонилась спиной к перилам и улыбнулась, намекая, что пора прощаться.

Проходивший мимо пожилой мужчина в плаще посмотрел на нас с любопытством.

Полицейский приложил два пальца к фуражке:

— Ну, если я больше ничем не могу вам помочь…

— Нет, правда, нет.

— Тогда берегите себя.

— Постараюсь.

Я сжала губы и несколько раз кивнула. Это был единственный мужчина, обративший на меня внимание за последние двадцать четыре часа.

Я махнула ему рукой, отвернулась и облокотилась на перила. Мое внимание привлек Нотр-Дам, поднимающийся из темноты острова Сите подобно средневековому космическому кораблю.

Позади меня послышалось покашливание, и мышцы спины напряглись, прежде чем я снова повернулась.

— Да?

— И что теперь? — в свою очередь спросил он, улыбаясь, как Джордж Клуни на рекламе кофе «Неспрессо». — Мадемуазель или мадам…

О боже! Мне хотелось погоревать в одиночестве, а со мной флиртовал полицейский!

— Мадемуазель. Что еще? — ответила я, решив спасаться бегством.

Колокола собора уже звонили. Я быстро зашагала по мосту и вышла на остров Сен-Луи.

Именно этот кусочек земли, на который можно попасть только по этому мосту и который расположен совсем рядом с гораздо большим островом Сите, многие считают сердцем Парижа. И это старое сердце бьется очень медленно. Я редко бывала здесь и каждый раз поражалась царящей в этих кварталах тишине.

Свернув на главную на этом острове улицу Сен-Луи, вдоль которой мирно выстроились в ряд маленькие магазинчики и кафе, я краем глаза заметила, что высокая, стройная фигура в форме следует за мной на почтительном расстоянии. Ангел-хранитель не сдавался. Что, собственно, он себе вообразил? Что я решила повторить попытку на другом мосту?

Я ускорила шаг, почти побежала и рванула дверь ближайшего магазина, в котором еще горел свет. Это оказалась небольшая книжная лавка. Когда я, споткнувшись, переступила ее порог, мне и в голову не могло прийти, что этот шаг изменит мою жизнь.

Сначала мне показалось, что в магазине никого нет. В действительности помещение было настолько завалено книгами и заставлено разной мебелью, что я не сразу заметила хозяина, склонившегося в другом конце салона над старомодным кассовым столиком, на котором также высились шаткие пирамиды книг.

Он углубился в чтение тома с яркими иллюстрациями, страницы которого перелистывал с величайшей осторожностью. Сам вид этого мужчины с волнистыми серебристыми волосами и в очках с оправой в форме полумесяца навевал такой покой, что я не решалась его тревожить.

Я стояла, словно окруженная коконом тепла и желтого света ламп, сердце мое понемногу успокаивалось. Наконец я рискнула оглянуться. Возле стеклянной витрины, на которой красовались выцветшие золоченые буквы: «Книжный магазин „Козерог“ Паскаля Фермье», я увидела своего ангела-хранителя, основательно изучавшего выставленный товар, и невольно вздохнула. Продавец прервал чтение, с удивлением посмотрел на меня и поднял очки на лоб:

— О… добрый вечер, мадемуазель. Не слышал, как вы вошли.

Его голос звучал приветливо, а своим добрым лицом, умными глазами и мягкой улыбкой он походил на Марка Шагала, чья фотография висела на стене. За исключением того, что у этого человека не было в руке маленькой кисточки.

— Здравствуйте, месье, — ответила я, ощутив неловкость. — Извините, не хотела вас пугать.

— Ах, нет! — перебил он меня и поднял руки. — Просто мне казалось, что я уже закрыл магазин. — Он посмотрел на дверь, в замочной скважине которой торчала внушительная связка ключей, и покачал головой: — Я становлюсь забывчивым.

— Значит, магазин закрыт? — спросила я, делая шаг вперед и в глубине души надеясь, что навязчивый ангел-хранитель наконец ушел.

— Не беспокойтесь, мадемуазель. Выбирайте, сколько вам потребуется. Вы ищете что-то конкретное?

«Ищу человека, который меня любит, — мысленно ответила я ему. — Убежала от полицейского, который решил, что я собираюсь прыгнуть с моста в Сену, и теперь делаю вид, что мне нужна книга. Мне тридцать два года, и я уронила свой зонт в реку. Я хочу, чтобы со мной случилось наконец хоть что-нибудь хорошее».

И тут у меня в животе громко заурчало.

— Нет-нет, ничего конкретного, — быстро ответила я. — Что-нибудь… симпатичное.

Я покраснела. Ну вот, теперь он примет меня за дурочку с весьма ограниченным словарным запасом. Оставалось надеяться, что мои слова, по крайней мере, заглушили звуки в желудке.

— Хотите?

Месье Шагал сунул мне под нос серебряную вазочку с песочным печеньем, которым я после минутного колебания с благодарностью угостилась.

Сладкая выпечка тоже своего рода утешение. Мой желудок сразу же успокоился.

— Представьте себе, я сегодня еще ничего не ела, — объяснила я, жуя.

Я имею глупость принадлежать к числу людей, считающих своим долгом все объяснить.

— Бывает, — заметил месье Шагал, оставив без комментариев мое смущение. — Вон там, — указал он на стол, где лежали романы, — вы, возможно, найдете то, что вам нужно.

И как в воду глядел. Четверть часа спустя я покидала книжный магазин с оранжевым бумажным пакетом, на котором красовался маленький белый единорог.

— Хороший выбор, — похвалил месье Шагал, упаковывая книгу.

Она была написана каким-то молодым англичанином и называлась «Улыбка женщины».

— Вам понравится.

Я кивнула, потом, покраснев как помидор, наскребла нужную сумму денег. Мое удивление, что мне это удалось, месье Шагал, когда запирал за мной дверь магазина, принял, вероятно, за нарастающее читательское нетерпение.

Озирая пустую улицу, я облегченно вздохнула. Мой друг из полиции прекратил слежку. Как видно, согласно статистике, люди, собирающиеся прыгнуть с моста в Сену, крайне редко покупают книги.

Однако не это стало причиной моего удивления и даже волнения, заставившего меня ускорить шаг и сесть в такси с громко бьющимся сердцем. В книге в оранжевой упаковке, которую я, как бесценное сокровище, прижимала сейчас к груди, уже на первой странице мне бросилось в глаза предложение, пробудившее мое любопытство, озадачившее, ошарашившее меня: «История, которую я хочу рассказать, началась с улыбки, а закончилась в маленьком ресторане с многообещающим названием „Время вишен“, расположенном в Сен-Жермен-де-Пре, самом сердце Парижа».

Мне предстояла еще одна бессонная ночь. Но на этот раз не неверный любовник лишил меня покоя, а — кто бы мог ожидать такого от женщины, которую никак не назовешь любительницей чтения, — книга! Она захватила меня уже с первой страницы. Местами грустная, местами заставляющая смеяться вслух. Прекрасная и загадочная, потому что даже тому, кто читает много романов, нечасто попадает в руки такой, где действие происходит в его собственном ресторане, а героиня описана так, будто видишь саму себя в зеркале в тот день, когда ты счастлива и тебе все на свете удается.

Вернувшись домой, я повесила мокрую одежду на обогреватель, надела свежую, мягкую пижаму, заварила себе большой чайник чая, сделала несколько бутербродов и прослушала автоответчик.

Бернадетт трижды пыталась связаться со мной и извинялась за то, что «со слоновьей бестактностью растоптала мои чувства».