Улыбка женщины - Николя Барро

Бернадетт трижды пыталась связаться со мной и извинялась за то, что «со слоновьей бестактностью растоптала мои чувства».

Я улыбалась, слушая ее сообщение.

«Знаешь, Орели, если ты хочешь горевать из-за этого идиота, горюй на здоровье. Но, пожалуйста, не сердись на меня. Я тебе еще позвоню, ладно? Я так много о тебе думаю».

Но я давно уже не злилась. Я поставила поднос с чайником, бутербродами и чашкой на столик из ротанга рядом с шафраново-желтым диваном, задумалась на минутку, а потом послала подруге эсэмэску: «Дорогая Бернадетт! Плохо, если ты права. Ты не заглянешь ко мне в среду? Буду ждать, а сейчас я сплю. Пока, Орели».

Насчет сна была ложь. Остальное — чистая правда. Я взяла бумажный пакет из книжного магазина «Козерог» и аккуратно поставила его рядом с подносом. Уже тогда у меня было странное чувство, что его содержимое имеет ко мне особое отношение.

Обуздав свое любопытство, я принялась пить чай маленькими глотками, потом съела бутерброды и принесла из спальни шерстяное одеяло. Мне как будто хотелось всячески оттянуть решающий момент.

Наконец я развернула обертку и приступила к чтению.

Сказать, что следующие несколько часов пролетели в мгновение ока, — значит открыть только половину правды. В действительности я так увлеклась, что не могла вспомнить, сколько часов прошло: один, два или шесть. В ту ночь я потеряла чувство времени. Я вошла в роман, как герои фильма про Орфея — старой черно-белой ленты Жана Кокто, которую в детстве смотрела с папой. Только я прошла не через зеркало, предварительно потрогав его ладонью, а сквозь обложку.

Время сначала растянулось, потом снова сжалось и, наконец, исчезло.

Я была там с этим молодым англичанином, который оказался в Париже благодаря своему коллеге-франкофилу, получившему травму (сложный перелом) на горнолыжном курорте Вербье. Тот работал директором по маркетингу на автомобильном предприятии в Остине, и теперь англичанину предстояло заменить ставшего на несколько месяцев нетрудоспособным незадачливого спортсмена.

Проблема, однако, состояла в том, что его знание французского языка, равно как и самих французов, оставляло желать много лучшего. Англичанин наивно полагал, что любой парижанин — во всяком случае, сотрудник филиала его фирмы, производящей «мини-куперы», — в совершенстве владеет языком Империи и будет счастлив иметь с ним дело.

Его поразил не только авантюрный стиль поведения на дорогах парижских автолюбителей, выстраивающихся в шесть рядов на двухполосных трассах и сокращавших золотое правило вождения «внутреннее зеркало — наружное зеркало — и вперед» до «и вперед». Он был потрясен тем, что французы не считают нужным основательно удалять следы царапин и вмятин на своих машинах, а рекламный слоган «Мини-купер» «It's Like Falling in Love»[6] явно не для них, поскольку французы предпочитают любовь с женщинами.

Он пригласил на ужин симпатичную француженку и был слегка шокирован, когда она с криком «Как я голодна!» заказала несколько, причем довольно дорогих, блюд, однако, ткнув три раза вилкой в салат «Шевр», проглотив четыре кусочка говядины по-бургундски и пару ложек мороженого крем-брюле, грациозно побросала приборы в остатки кулинарной роскоши.

Французы понятия не имели о том, что такое очередь, и никогда не говорили о погоде. Почему? У них были более интересные темы для разговоров и никаких табу. Они хотели знать, почему, дожив до тридцати с лишним лет, он так и не обзавелся детьми: «Как? Нет ни одного? Zero?» А что он думает о политике американцев в Афганистане, о проблеме детского труда в Индии, о том, не слишком ли гексагональны работы Владимира Врошта из пенополистирола и конопли, выставленные в галерее «Ля Борг» (он не знал ни художника с такой фамилией, ни галереи с таким названием, ни значения слова «гексагональный»)? Наконец, их интересовало, доволен ли он своей сексуальной жизнью и нравится ли ему, когда женщины красят волосы на лобке.

Другими словами, наш герой был близок к обмороку.

Как истинный английский джентльмен, он был, в общем-то, немногословным. А тут вдруг оказался втянутым во множество самых разнообразных дискуссий. В офисе, в кафе, в лифте (пяти этажей вполне достаточно, чтобы обсудить проблему поджога автомобилей в пригородах Парижа!), в мужском туалете (глобализация — это хорошо или плохо?). И конечно, в такси, потому что парижский таксист, в отличие от лондонского коллеги, на все имеет собственное мнение и считает своим долгом донести его до пассажира, который, в свою очередь, не имеет права отмалчиваться.

Он должен говорить!

Хорошо, что у нашего героя хватило самообладания отнестись ко всему этому с английским чувством юмора. Впоследствии, по уши влюбившись в очаровательную, хотя и капризную девушку по имени Софи, британский подданный сталкивается со множеством недоразумений, происходящих из-за особенностей французского характера.

Все заканчивается сердечным соглашением, пусть и не в офисе «Мини-купер», а в ресторане со скатертями в красно-белую клетку под названием «Время вишен», что на улице Принцессы.

В моем ресторане, в этом нет никаких сомнений!

Я захлопнула книгу в шесть часов утра, снова поверив в любовь. Я прочитала триста двадцать страниц и совсем не устала. Этот роман стал для меня путешествием в параллельный мир, который тем не менее казался мне до странности знакомым.

Ведь если этот англичанин сумел так описать заведение, которое, в отличие, например, от «Куполь» или «Брассери Липп», можно найти далеко не в каждом путеводителе, то, вне всякого сомнения, он там побывал.

И если героиня романа так похожа на хозяйку ресторана — вплоть до темно-зеленого шелкового платья, что висит у нее в шкафу, и жемчужного ожерелья с большим овальным камнем, которое она получила в подарок на свое восемнадцатилетие, — то это можно объяснить либо чудовищно невероятным совпадением, либо тем, что он видел эту женщину!

Но вот то, что она в самый несчастливый день своей жизни выбрала в магазине именно эту книгу из сотен других, никак нельзя считать совпадением.

Это моя судьба говорила со мной. Но что она хотела мне сказать?

В задумчивости я посмотрела на обложку с фотографией симпатичного улыбающегося мужчины, который сидел в каком-то английском парке, небрежно откинувшись на спинку скамейки. Но сколько я ни рылась в своей памяти, выдвигая один за другим ее ящики, этого лица я там не находила. Имя автора — Роберт Миллер — также ни о чем мне не говорило.

Я не знала никакого Роберта Миллера, да и вообще не водила знакомств с англичанами, за исключением туристов, время от времени заглядывавших в мой ресторан, и одного парня из Уэльса, прибывшего в Париж по студенческому обмену, когда я была еще школьницей. Он походил на друга дельфина Флиппера:[7] с такими же огненно-рыжими волосами и усеянным веснушками лицом.

Я внимательно вчитывалась в биографию автора: «Роберт Миллер, до того как написал свой первый роман „Улыбка женщины“, работал инженером в крупной британской автомобильной фирме. Он любит старые машины, Париж и французскую кухню и живет вместе со своим йоркширским терьером Роки в коттедже неподалеку от Лондона».

— Кто ты, Роберт Миллер? — вполголоса спросила я и снова посмотрела на фотографию. — Кто ты и откуда меня знаешь?

И тут в моей голове появилась одна идея, которая нравилась мне все больше и больше. Я захотела познакомиться с этим автором, который в самые тяжелые часы моей жизни не только вселил в меня мужество, но и, похоже, оказался каким-то загадочным образом со мной связан. Я решила написать ему. Для начала поблагодарить, а потом пригласить его провести волшебный вечер в моем ресторане, чтобы выяснить все насчет этого романа.

Я села и, приставив указательный палец к груди писателя, который в этот момент, должно быть, выгуливал свою собачку где-нибудь в Котсуолдсе, произнесла вслух:

— Что ж, посмотрим, мистер Миллер.

Мистер Миллер улыбался как ни в чем не бывало. Странно, однако я ни секунды не сомневалась в том, что мне удастся разыскать своего, пока единственного, биографа. Могла ли я тогда знать, что именно этот писатель боится публичности как чумы?

2

— Писатель как чумы боится публичности? Что вы имеете в виду? — Месье Монсиньяк вскочил на ноги. Его огромный живот дрожал от волнения, а громоподобный голос заставил членов редакционного совета еще больше вжаться в кресла. — На сегодняшний день мы продали почти пятьдесят тысяч экземпляров его дурацкой книги! Этот Миллер вот-вот прыгнет в начало рейтинга. «Фигаро» собирается делать о нем большой материал. — Монсиньяк на мгновение успокоился, уставился куда-то в пустоту и пальцем начертал в воздухе огромные буквы газетного заголовка. — «Англичанин в Париже»: невиданный успех издательства «Опаль». — После чего так громко хлопнул рукой по столу, что мадам Пети, ведущая протокол заседания, уронила карандаш. — И вы всерьез меня уверяете, что он не в состоянии на денек оторвать от стула свою английскую задницу и переместить ее в Париж! Андре, скажите же мне, что это не так!