Я посадил дерево - Никита Михайлович Раков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На холодном подъездном полу сидел “чувак” – именно так он изредка меня звал, жонглируя ещё несколькими “брат”, “друг”, “мужик”. В подъезд через круглое окно, которое мне невероятно нравилось, лился дневной свет, делая зелёный подъезд чуть белее. Блаженная улыбка на лице “чувака” указывала на его неспособность дотерпеть до дома с наркотиком в кармане. Злости у меня к нему не было, хоть его поведение и сквозило инфантилизмом и безответственностью. Я решил присесть рядом и покурить, я не так часто вижусь с людьми и ещё реже разговариваю. Не особо разговаривал и в этот раз. “Здесь всегда так светло было? Это окно…”, – он указал на круглую застеклённую подъездную дыру, “оно… такое смешное. Оно своей формой будто заявляет: "Смотрите, круг – самый смешной образ во вселенной"”. Забавный наркотический бред. Неожиданно он заинтересовался, о чём написанная мною книга – о ней ему, естественно, поведала Арника. Мы немного обсудили мой труд. “Странная у тебя трава. Что-то внутри меня будто меняется. Пока не пойму, что, но что-то… “, он не договорил. “Растения… Растения – это круто, друг, тут ты прав. У меня дома прям целый грёбанный сад, прикинь”, он опять замолчал на несколько секунд. “А эта.. Лион, Линн – ну дерево это, чё, реально существует?”. Мне пришлось объяснить ему, что Лиян – лишь придуманный мною миф для создания более интересной и более читабельной книги. Он заметно расстроился, уставился в одну точку и меланхолично сидел секунд тридцать. “Я умру?”, он серьёзными и слегка испуганными глазами посмотрел на меня. Я был в лёгком замешательстве и сообщил ему, что умереть придётся нам всем. “Да не, я не про это. Я умру от этой болезни, как думаешь?”. Я ответил, что не знаю, он снова замолчал. Внутри него бурлили какие-то неведомые мне и ему процессы, что-то волновало его, не давало ему спокойно жить, но не портило настроение.
“Крутой ты чувак. Умный такой, бля, я так не умею. Че-то пробирки какие-то, книги пишешь… Круто”, он забавно, будто с пьяной головой, искренне мне льстил. Я затушил сигарету и напомнил ему о пробирке с кровью и нашей договорённости. Он попрощался. Я взялся за ручку двери, немного притормозил и спросил его имя. “Друзья зовут меня Вилли. Так что и ты называй”. “Ладно, Вилли, до встречи. Кровь не забудь занести”, я открыл дверь и вернулся к себе домой.
Глава 4.
На улице было светло и бело. Слегка прохладно – зима только успела отступить, а весна ещё не расцвела во всю силу. Образовавшийся между временами года лим был белым, пустым, промозглым и неприятным для человека. Спрятавшись в горловину куртки, я шагал, бесприветственно к редким прохожим, в дырку городского метрополитена. Встав на ступень эскалатора, я достал телефон и принялся отвечать беспокойному заместителю Академии Альтернативной Истории. Уже еду.
Вокруг было пусто – и даже несмотря на то, что город наш мал, а ненужное метро построили в подарок – людей было всегда достаточно, чтобы меня раздражать: и на тротуарах, и под землёй. Но в этот раз ощущалось давление растущей эпидемии – в освободившемся городе висела тревожность, вяло текущая из открытых окон заболевших, спрятавшихся, умерших, кашляющих, трясущихся.
Состав подкатил быстро. Осторожно, двери закрываются, и я внутри, один. Жизнь в городе едва перевалила за обед, и вряд ли кто-то даже успел доесть свой белый хлеб к супу, но привычной суетливости не было и дышалось легко, даже в шахтах метро. Надеясь, что никто больше не зайдёт, я доехал до нужной мне станции.
Дом культуры с модным названием "Аргус-Холл" был недалеко. Внутри было множество зеркал по стенам, высокие потолки, а по бордовому ковролину можно было ходить в ботинках. Оттого он, наверное, и такой лысый. Уже в гардеробе привычная уличная тишина сменилась массовым шипением – интеллигенты пытались, никому не мешая, обсуждать текущую ситуацию. “Слыхал, карантин могут ввести. Из дома никого выпускать не будут, а еду будут приносить порционно, на каждого члена семьи”. “А я в это не верю. Из моего окружения не заболел никто, лишь один знакомый простудился, но то несерьёзно”. В стенах этого храма скепсиса уже сгоняли богов, заменяя новыми, рассказывали про незамеченные вторжения инопланетян, раскрывали отравление президента тридцатилетней давности. Лекции здесь иногда были насыщены маловероятными событиями и сомнительными трактовками, но мягкие кресла и сцену зачастую посещали профессора, заслуженные в своей области учёные и признанные историки – чтобы услышать или поделиться новым взглядом на малоизученные факты. Минимум два подтверждённых открытия были озвучены со сцены этого дома культуры.
“Вистенант, добрый день!”, в холле меня встретил невысокий старичок с козлиной бородкой. Он попросил меня выступить не четвёртым, а пятым, множество раз извинился и даже легонько поклонился в конце. Мне было не по себе: то ли я не считал, что достоин внимания, то ли считал, что внимание это должно исходить из других мест, не подобных этому.
Прозвучал третий звонок. В зале все расселись, приглушили голоса, свет погас. Сперва полностью, потом включились лампы над сценой. Нервно стуча по полу ногой, я съел корень (дерева для хорошего и мягкого успокоения) из вакуумного пакетика – лучше делать отвар, так эффект доходит мягче и действует дольше, но я сидел и перемалывал агрессивно горькие островатые волокна во рту.
На сцене за первым спикером, мужчиной в пиджаке и розовой рубашке, с прикрытой редкими волосами лысиной, без галстука, но с очень важным видом, выросло большое дерево. Оно напоминало мне Лиян. Спикер, сдвинувшись от центра сцены, продолжал рассказывать об эволюционной "ошибке" – именно так он называл наше самосознание и образное мышление. Корни постепенно выпячивались и переваливались к рядам кресел, вытесняя людей из вип-ложи. Те тихонько отходили, стараясь не спугнуть пухнущую кору и продолжали слушать человека на сцене. Мой выход близился, но листва, свисающая с толстых веток, и большие рыжие плоды на них занимали сцену всё больше. Тяжёлый пряный аромат заполнял балконы и, как собаки, люди в глянцевых костюмах принюхивались к запаху, пытаясь вспомнить, почему он им так близок и дорог. Кто-то спускался, чтобы посмотреть на зреющее дерево поближе. Второй рассказчик – опытный миколог – взялся делиться своей теорией о развитии мифов и верований наших предков на заре развития. Медленно корни стягивали стены, недорогая краска хрустела и опадала. Дверь – единственный выход отсюда – оказалась перекрыта и скрыта за деревянными червями растущих по ней корней. Пригибаясь от веток и плодов,
