Стихотворения и поэмы - Илья Чавчавадзе

О своих светлых общественных идеалах поэт говорит в стихах с взволнованной искренностью и подлинным поэтическим вдохновением:

С тех пор как я любви к тебе почувствовал волненье,О родина, исчез мой сон и радость миновала.Хочу я пульса твоего улавливать биенье,И с этим я кончаю день и жду его начала.

Упорно думаю о том, и крепнут мысли эти,Упорно чувства всё растут, мне сердце наполняя,Но я не жалуюсь и рад, что так живу на свете,Всё время в думах о тебе, страна моя родная…

И действительно, на протяжении всей своей жизни поэт чутко прислушивался к биению пульса родной страны. Чувством самоотверженной преданности родине вдохновлены его исповедальные лирические монологи:

О перо мое, друг мой, — для дела живого,Не для славы — мы служим, как прежде служили.Смело скажем народу святое мы слово,Чтобы недруги наши повержены были.

Мужеством и бесстрашием в борьбе за счастье народа проникнуты стихи поэта, с большой глубиной выражающие духовный облик их лирического героя — пламенного патриота родины:

Пусть я умру, в душе боязни нет,Лишь только б мой уединенный следЗаметил тот, кто выйдет вслед за мною,Чтоб над моей могильною плитою,Далекий житель солнечных долин,Склонился мой возлюбленный грузинИ голосом, исполненным участья,Мне пожелал спокойствия и счастья…

Поэзия Ильи Чавчавадзе никогда не уединялась в «башню из слоновой кости». Она всегда звучала для народа, будила сознание людей, воодушевляла их на благородные подвиги, возвышала нравственно, звала к грядущему.

С суровой правдивостью поэт рисовал картины беспросветной жизни своей порабощенной родины, порицал павших духом, утративших мужество и прославлял геройство и отвагу, благодаря которым народ отстоял на протяжении столетий свое национальное существование:

Прошли года. То миновало время.Тяжелой скорби и неволи бремяСломило силу гордого смятенья,Стал сын твой призраком, безгласной тенью.

Скажи, — где меч и воля наших дедов,Где их рука, где доблесть их, поведай?Где подвиги, порыв во имя славы,Борьба с поправшими и честь, и право?

Нередко поэт прибегает к приему контрастов, чтобы в наиболее ярких и действенных образах воспроизвести угнетенное состояние родины. На таком приеме построены два замечательных его стихотворения «Весна» и «Элегия», в которых поэт дает пленительные картины грузинской природы, с тем чтобы на их фоне и в противопоставлении им ярче показать картины суровой и мрачной жизни народа.

В стихотворении «Весна» («Лес расцветает нарядный…») конденсированно, двумя-тремя скупыми штрихами воссоздается картина весеннего пробуждения природы:

Лес расцветает нарядный,Ласточки в небе поют,Листья лозы винограднойСлезы весенние льют.

Горы всё краше да краше,Луг разноцветный пригож…

Создаваемое этим светлым весенним пейзажем радостное настроение неожиданно прерывается скорбным вопросом, обращенным к родине:

Милая родина наша,Ты-то когда расцветешь?

Аналогичным художественным приемом написана и «Элегия». Здесь поэт рисует величественную панораму спящей природы, лунной ночи. В мире воцарился покой и сон, лишь изредка нарушаемый стоном. И резким диссонансом этой очаровательной картине звучат слова лирического героя, отвергающие сон и бездействие и выражающие стремление народа к пробуждению:

Стою один… И тень от горных кряжейЛежит внизу, печальна и темна.О господи! Всё сон да сон… Когда же,Когда же мы воспрянем ото сна?

В этом стихотворении на язык лирики переложена мысль, которая была высказана поэтом ранее в «Записках проезжего»: полный тревог и страданий день лучше покойного и мирного сна ночи. «Элегия» относится к тем образцам реалистической лирики, в которых картины природы органически сливаются с переживаниями лирического героя.

Илья Чавчавадзе прибегал к многообразным поэтическим жанрам. В его поэтическом арсенале — острое оружие сатиры, которым он беспощадно разил хозяев тогдашней жизни и всех раболепствовавших перед ними.

Среди образцов его сатирической поэзии выделяются стихотворения «Как поступали, или История Грузии XIX века» и «Счастливая нация». Первое обличало грузинскую дворянскую знать, которая, угнетая бесправный народ, вела паразитический образ жизни. С еще большей суровостью обличал поэт бездеятельность, моральную и умственную деградацию дворянского сословия в другом сатирическом стихотворении — «Счастливая нация».

Однако Илья Чавчавадзе не ограничивался только острой и поистине сокрушительной сатирой. Действенная сила его патриотической лирики в том и заключалась, что в ней отчетливо звучал ободряющий голос, рождающий веру и боевой энтузиазм. Светлым оптимизмом дышит стихотворение «Славная родина, что ты сегодня грустна?..», в котором поэт воспевает неиссякаемые силы народа, боевой порыв молодежи, призванной возродить отчизну:

Старых не стало, зато молодые пришлиИ восстановят величье любимой земли.…Младшие выросли — крепкий, упорный народ.Им ты всечасно предмет и забот и работ.Им ты доверься, они не изменят тебе,Доблестью их просияешь в превратной судьбе.

Родина, клад мой бесценный, зачем ты грустна?

С таким воодушевляющим словом обращался поэт к родине. Его «Колыбельная» («Нана») — гимн самоотверженности и бесстрашия в борьбе за свободу.

Сердце разожги огнем,Ринься на врага, как гром!Не жалея юной жизни,Подари ее отчизне! —

поет мать лежащему в колыбели младенцу. Нетрудно понять, с какой силой отзывались в народном сердце слова поэта:

Сладкая родная грудь,Смертоносным ядом будьДля того, кто милой жизниНе отдаст своей отчизне,Чтоб вовек жила она!

Или же:

В том, дитя, величье есть:В жертву жизнь свою принесть —Стать бессмертным, умираяЗа судьбу родного края!

В ряде стихотворений Илья Чавчавадзе прибегал к аллегорической форме воплощения своего идеала. Образцом такой аллегорической лирики является «Базалетское озеро» — стихотворение, которым завершилось поэтическое творчество Ильи Чавчавадзе.

Украшением гражданской лирики поэта справедливо считаются поистине неувядаемые стихи, в которых поэт рисует тяжелую участь трудового человека в условиях крепостного строя.

В одном из лучших его стихотворений «Пахарь» крестьянин, сознающий весь ужас своего положения, обращается к быку:

Вол мой, Лаба, общею судьбоюМы к земле прикованы с тобою.Будем лямку преданно тянуть,Завершать безрадостно свой путь,Резать пашню без конца, без края,Глыбы дерна потом орошая.

По своему подневольному положению в крепостническом обществе крестьянин был приравнен к волу, его так же обрекали на изнурительный беспросветный труд, плодами которого безраздельно пользовались помещики. Крестьянин же, в котором пока еще не пробудилось чувство протеста и сознание возможности противодействия злу, как бы смирившись с судьбой, говорит своему Лабе:

Верь, мой Лаба: мне и жизнь сама —Тяжелее твоего ярма.Что ж грустить? Судьба твоя такая —Верный плуг тянуть не уставая.Старого товарища любя,Ты корми его, как он — тебя!

Пахарь хорошо знал, что ярмо вола ничем не отличалось и уж во всяком случае было никак не тяжелее того ярма, под которым стонало трудовое крестьянство, и поэтому он считал рабочего вола своим собратом по неволе.

Едва ли в каком-либо другом поэтическом произведении 60-х годов с такой остротой и потрясающей силой нарисовано рабское положение крестьян в условиях крепостничества. «Пахарь» дышал гневным протестом против отжившего, уродливого социального строя и звал народ на борьбу с ним.