Стихотворения и поэмы - Илья Чавчавадзе

Впервые в грузинской литературе Илья Чавчавадзе показал в «Видении» трудового человека, беспощадно эксплуатировавшегося, понимающего весь ужас своего рабского положения и с негодованием отвергающего несправедливое устройство жизни:

Бедняк молчит, в слезах ломая руки,Пощады просит взор его очей.Куда уйти от голода и муки,Как прокормить беспомощных детей?Он думает: «Мой пот, моя забота,Моя неутомимая работа,И в дождь, и в слякоть беспросветный труд,Мои невзгоды, беды и страданья,Терпение, упорство, упованья, —Жена моя! — что нам они дадут?

О, горе мне! Тоска меня снедает,Как ни трудись — плоды пожнет другой.Раб трудится — хозяин поедает…Где справедливость в мире, боже мой?»

Поэт выступает гневным обличителем построенного на бесчеловечном угнетении и рабстве общественно-политического строя и со всей суровостью и правдивостью вскрывает язвы господствовавшего уклада жизни:

Раба за человека не считают.От матери младенца отнимаютИ продают неведомо кому…Со всей своею злобой сатанинскойГлумятся над любовью материнской,Наперекор природе и уму.

Нетрудно представить себе, какое обличительное звучание имели эти строки в 60-е годы прошлого века, когда правопорядок, противоречащий природе, уму и совести, безраздельно господствовал в стране.

Трудовой народ не должен надеяться на сочувствие господствующих классов, не их милосердие обновит и перестроит мир.

Подобно камню сердце богатея,Он сам, увы, своих пороков раб.Молить его — бесплодная затеяДля тех, кто в жизни немощен и слаб…

…Зачем ему творить добро народу,Коль сам живет он бедствием людей,Зачем чужую облегчать невзгоду,Коль счастлив он благодаря лишь ей?

Но не только дворянское сословие, не одни помещики-князья угнетали народ. Так же ненавистны были трудовому человеку и другие грабители и поработители: вельможи, купцы, служители церкви. Они соперничали друг с другом в глумлении над народом, в похищении плодов чужого труда, в насилии и обмане, в издевательстве над человеческим достоинством труженика:

Вот предо мной вельможа именитый.В каком довольстве пребывает онВ то время, как собрат его забытыйИ голодом, и страхом удручен!

Представители класса буржуазии уже оспаривали в те времена у дворянства право первенства и превосходства:

Вот и купец. Улыбки расточая,Торгует он, обманывая люд,Пусть брат его погибнет, голодая, —Он не моргнет и глазом, этот плут.

В этой паразитической своре блаженствовали и служители церкви, называвшие себя «духовными отцами» народа, призванными проповедовать добро и справедливость:

Вот и попы. Как говорит преданье,Спаситель мира, к подвигу готов,Народное им вверил воспитанье,Они ж омыли руки от трудов!

И все они вместе, захватившие власть над народом, лишены и чувства, и мысли, и чести, и совести, и человеческого облика:

Но в мыслях их, и чувствах, и делах,В улыбках безмятежных и слезахНи смысла нет, ни разума, ни веры,И все они — лжецы и лицемеры…

…Там за подачку жалкую князейИ стар и мал продать себя готовы,Сменили там на ржавые оковыЧесть и свободу родины своей.

Так смело и мужественно высказал Илья Чавчавадзе в лицо «хозяевам» жизни суровую правду о гнилости и обреченности их общества, пораженного социальными пороками и язвами. И вместе с тем поэт восславляет труд, предвещает ему освобождение и торжество:

Труд на земле давно порабощен,Но век идет, — и тяжкие оковыТрещат и рвутся, и со всех сторонВстают рабы, к возмездию готовы.

Освобожденье честного труда —Вот в чем задача нынешнего века,Недаром бурь народных чередаВстает во имя братства человека.

Не устоит отживший, старый мирПеред могучим вихрем обновленья,Не выдержат грабитель и вампирЗа правду справедливого сраженья.

Так на пороге 60-х годов прошлого века поэт приветствовал и восславлял подъем трудового народа, его мужественную борьбу за обновление мира, за торжество свободного труда. Выступая вдохновенным певцом этой борьбы, Илья Чавчавадзе вселял в народ веру в то, что,

Вернув земле утраченный покой,Свободный труд изгонит тунеядство.И уж не будут праздной болтовнейСлова: свобода, равенство и братство.

Поистине, почуял человек,Что он растет и борется по праву,Что породить обязан этот векТруда благословенную державу.

Грузинский литературовед П. Ингороква, глубокий исследователь жизни и творчества Ильи Чавчавадзе, совершенно правильно заметил, что, разрабатывая в начале 70-х годов новую редакцию «Видения», поэт находился под воодушевляющим влиянием мужественной борьбы парижских коммунаров, составляющей одну из самых величественных страниц в истории освободительной борьбы трудового человечества.[11]

Лирический герой поэмы — появившийся на вершине Казбека старец — символ народного духа, его мудрости, его воли и неукротимого свободолюбия. Он мечтает о торжестве дружбы народов, о том светлом будущем,

Когда ручьи племен сольются воедино,И, от последних бурь освобождая нас,Могучая душа, достойная грузина,С любовью осенит прославленный Кавказ!

Когда своим лучом священная свободаРасплавит цепи зла и превозможет тьму,И снова будет горд достойный сын народа,Что он принадлежит народу своему.

«Видение» — ярчайшее поэтическое произведение, восславляющее борьбу трудового народа за разрушение мира тьмы и насилия, за обновление жизни человечества, за ее переустройство на основах свободы и справедливости. Создав эту поэму, Илья Чавчавадзе выступил выразителем революционных устремлений своего времени, достойным соратником Чернышевского и Добролюбова, Шевченко и Некрасова.

В другой своей поэме, «Несколько картин, или Случай из жизни разбойника», Илья Чавчавадзе показал правдивую картину суровой социальной действительности, о которой с такой разоблачительной силой говорилось в «Видении».

Как бы увертюрой к поэме является исполненная горечи и печали песня аробщика, которая нарушает тишину спящей природы.

С огромным мастерством нарисована картина вечернего сумрака над Алазанской долиной. Врезающаяся в величавую тишину природы аробная песня звучит гласом угнетенного и стонущего под игом рабства народа:

Пел в ночи аробщик, и такоюПолон был ночной напев тоскою,Что, как подорожный перезвон,Он остался в сердце угнетенном,И звучит он заглушенным стоном,Но и скорбь рассеивает он…

Каждая строка поэмы дышит глубочайшей любовью к трудовому крестьянству. И насколько любовно и восторженно рисует в ней поэт трудолюбие, моральную чистоту и безупречный духовный облик крестьянина, настолько осуждающе и гневно изображает он паразитизм, жестокость и бездушие господ, полное притупление в них человеческих чувств. Основная идея поэмы выражена в словах ее главного героя Закро:

Нет, не должно участи народаНаходиться в княжеских руках!

Убедительным подтверждением этих слов служит рассказанная в поэме история жизни крестьянина Закро, жестоко отомстившего своему барину за его бездушное, бесчеловечное отношение к судьбе крестьянина.

Отец Закро, больной и старый, потерявший трудоспособность, обратился к князю с просьбой отпустить сына, служившего у барина пастухом, и разрешить ему помочь своей бедной семье, находившейся на краю гибели. В ответ на эту просьбу помещик обрушился на беспомощного старика с руганью и угрозой:

              Пес дрянной!Палкой я тебе напомню, кто ты!Ты еще поговори со мной —Погоди, мою узнаешь ярость.Я на возраст твой не посмотрю.

В ответных словах возмущенного старика как бы звучит голос всей крестьянской бедноты, полный гнева и возмущения:

Нищета мою терзает старость,Гибну я и правду говорю:Князь мой заживо меня хоронит……Сына мне призвать нельзя родного,А когда я слезы лью скорбя,Не даешь мне вымолвить и слова!Вот какая правда у тебя!..

Осмелившегося возразить барину старика насмерть засекли розгами. Потрясенный гибелью отца, Закро убил ненавистного князя и убежал в лес, чтобы присоединиться к прославленному «разбойнику» Како — врагу дворянства, защитнику угнетенных и обездоленных.