Последний выстрел. Встречи в Буране - Алексей Горбачев

На пути часто попадались села У ворот кучками стояли женщины и с жалостью смотрели на проходивших парней, одетых еще во все гражданское. Не стесняясь, они вытирали слезы, должно быть, вспоминая своих сыновей, которые уходили вот так же или уйдут завтра туда, откуда не все возвращаются. Грустно смотрели на новобранцев девчата. Они сейчас не улыбались, не пересмеивались, не строили глазки, они были не по-девичьи серьезны: ведь на войну уходили их женихи. Не бежали впереди колонны вездесущие ребятишки. Они сразу как бы повзрослели и стояли в стороне, все понимая. Снимали картузы мудрые старики. Они сурово смотрели на молодых бойцов, оценивающе приглядываясь к каждому...

Так повторилось в другом селе, в третьем. И села, и люди до того были похожи, что Дмитрию порой казалось, будто их студенческая колонна идет по кругу, через определенное время возвращаясь к уже знакомому месту.

Под вечер лейтенант остановил новобранцев на опушке леса.

— Пришли, — не по-командирски просто сказал он и впервые улыбнулся. — Ну что, ребята, устали?

— Не устали, Товарищ лейтенант. Можем еще идти, если прикажете, — заискивающим голосом ответил за всех Кузьма Бублик.

«Врет ведь, врет, у самого язык на плече, а собирается еще идти», — усмехнулся про себя Дмитрий.

По логике вещей казалось, что добровольцы заслужили отдых, и Дмитрий уже облюбовал кустик, под которым уснет как убитый. Но отдохнуть не дали. Неожиданно появился полковник. Выслушав доклад лейтенанта, он сказал:

— Обмундируйте!

С этих-то пор и началась для Дмитрия новая армейская жизнь. Правда, он был несколько разочарован тем, что вместо фронта попал в военно-учебный лагерь, но зато здесь на следующий день он встретил Костю Черныша. Приятели обнялись, радостно потискали друг друга, как будто век не видались.

— Тебя не узнать! — восклицал Костя, оглядывая друга, одетого в новенькую красноармейскую форму. — Ты настоящий бравый боец! Постой, постой, а где же твоя знаменитая шевелюра?

— Вместе с твоей осталась у парикмахера! — смеялся Дмитрий.

В шесть утра — подъем. Хочешь не хочешь, а просыпайся, торопливо натягивай шаровары, наматывай обмотки и — бегом на зарядку, умываться... Все бегом, бегом... Дмитрий так уставал за долгий жаркий день, что к отбою чувствовал себя совершенно разбитым. Часто, даже очень часто вдобавок к дневным занятиям объявлялись ночные тревоги. Дмитрий проклинал все на свете, и эти ночные тревоги считал бессмыслицей, напрасной тратой бойцовских сил.

Не давал ему покоя и лейтенант Шагаров — командир их роты. Однажды на занятиях Дмитрий переплывал с винтовкой речку. Хоть бы винтовка была как винтовка, а то учебная... На том берегу его поджидал с часами в руках лейтенант.

— Долго плывете, Гусаров, — упрекнул командир. — Дайте-ка вашу винтовку. — Осмотрев оружие, лейтенант сердито сказал: — Как же вы будете стрелять, если винтовка залита водой? Придется отдельно заняться с вами преодолением водной преграды.

Дмитрию отдельно пришлось заниматься не только плаваньем. Оказалось, что и бегает он плохо, и ползает по-пластунски тоже плохо, и гранаты бросает скверно, и хуже всех окапывается.

Как-то вечером к нему в палатку заглянул Костя.

— Как дела, пехота? — весело спросил приятель, служивший в саперном подразделении.

— Чепухой занимаемся. Люди воюют, кровь проливают, а мы в солдатики играем, как маленькие, — хмуро ответил Дмитрий.

— В солдатики, говоришь? А ты как же думал — сразу винтовку в зубы и вперед на врага? Нет, Митя, воевать надо уметь, надо хоть чему-то научиться, иначе погибнешь ни за что...

Костя, как всегда, может, и прав, но все-таки учиться трудно, особенно у такого учителя, как лейтенант Шагаров... Черт знает, кому пришло в голову распределять добровольцев по ротам алфавитным порядком? Из-за этого проклятого алфавита он, Дмитрий, один из биологов оказался в роте. Ведь если бы распределяли по-другому, возможно был бы у него и другой командир. А нынешний не давал ему спуску.

— Повторить, Гусаров. Пока не сделаете, как надо, с плаца не уйдете, — говорил он.

В следующий раз, когда лейтенант Шагаров отчитывал Дмитрия за то, что он оставил в палатке противогаз и саперную лопату, чтобы полегче было бежать «на штурм» высотки, к ним подошел чистенький, опрятный Кузьма Бублик с какой-то запиской. Неизвестными путями Кузьма пролез-таки в штаб. Жил он в палатке вместе с сержантами, на занятия не ходил, речку с винтовкой не переплывал, по-пластунски не ползал. Бублик передал командиру записку, окинул Дмитрия пренебрежительным взором.

— Из Гусарова не выйдет путного бойца, — как бы между прочим сказал он лейтенанту. — Гусарова хотели исключить из института за хулиганство. Лентяй он, никакой у него дисциплины, анархист...

У Дмитрия так и зачесались руки, но он сдержался.

А через некоторое время Кузьму Бублика посадили на гауптвахту. В роте сразу же узнали причину бубликовского падения. Из учебного лагеря порой отправляли небольшие команды лучших бойцов в военные училища. Кузьма Бублик подсунул одному знакомому писарю свои часы и попросил, чтобы тот включил его в список команды, что направлялась в глубокий тыл в интендантское училище. Знакомый писарь, не будь дураком, наградил хама приличной пощечиной и доложил о нем начальству. Бублика выгнали из штаба, отсидел он семь суток на гауптвахте и снова был направлен в шагаровскую роту.

— Подонок ты, Бублик, хотел за часы купить тыловую прописку, — возмущенно сказал ему Дмитрий.

Кузьма Бублик злобно поджал тонкие, как мышиные хвостики, губы и промолчал.

4

Дмитрий лежал на разостланной шинели, немало дивясь тому, как все-таки очутился в этой незнакомой роще. Ему казалось, что стоит лишь поднять голову, и перед глазами откроется привычная картина военно-учебного лагеря, увидит он выстроенные в шеренгу белые палатки, прикрытые сверху зелеными маскировочными сетками, посыпанные песком дорожки, цветочные клумбы, обложенные зубьями кирпичей... А ведь если прикинуть, до того лагеря теперь уже километров двести, не меньше. Чудеса!

Вчера среди ночи вдруг послышалось: тревога, подъем! Дмитрий уже знал, что по тревоге нужно в полном боевом встать в строй, потом последует команда или бежать сломя голову занимать круговую оборону, или спешить на выручку соседа, или громить вражеский десант. Все это было только игрой, и Дмитрий решил на этот раз не вставать, притвориться больным — и точка. Кстати, вчера на занятиях он чувствовал себя плоховато, побаливала голова, чуть знобило.

— Вам что, Гусаров, требуется особое приглашение?! — раздался в палатке голос лейтенанта Шагарова, и прямо в глаза ударил яркий кружок электрического фонарика. — Измотали вы меня, Гусаров, — тихо с какой-то жалобой в голосе проговорил строгий лейтенант. — Прямо не знаю, Гусаров, что мне с вами делать...

Дмитрию стало стыдно, и он вскочил с постели. На этот раз тревога оказалась настоящей, не учебной. На плацу уже стояли десятки автомашин, чуть светя подфарниками, и кто-то командовал:

— Первая и вторая роты — по машинам!

И вот он уже в незнакомой роще. Где-то слышалось отдаленное громыхание, как будто по земле колотили огромными молотами. Дмитрий сразу даже не сообразил, что это грохочет фронт. Да, да, фронт, настоящий фронт... Он глянул на лежавшую рядом винтовку, на подсумок с патронами, на брезентовую сумку с гранатами. Черт побери, да ведь он, студент-доброволец, готов к бою. Он умеет стрелять, метать гранаты, колоть штыком, и напрасно лейтенант Шагаров каждый раз упрекал его: стрельба — плохо, метание гранаты — плохо, укол штыком — слабый... Хорошо, хорошо, он покажет себя в настоящем бою! В самом деле, что толку стрелять по фанерным щитам и колоть соломенные чучела? Вот когда перед ним будет настоящий враг... Дмитрий размечтался. Он видел себя героем — неустрашимым и неуязвимым. Он даже спасал от неизбежной гибели самого ротного командира лейтенанта Шагарова. Лейтенант в знак благодарности пожимал ему руку, а Дмитрий снисходительно улыбался в ответ: «Не стоит благодарности, товарищ лейтенант, я выполнял свой долг...»

В следующую минуту Дмитрий чуть было не закричал от радости: к нему подползал Костя Черныш. Приятель приложил палец к губам — тише, мол, и прилег рядом.

— Значит, опять вместе! — радовался Дмитрий. — Куда нас привезли?

— На пополнение стрелковой дивизии. Между прочим, героическая дивизия. Здорово дралась в боях, а сейчас на отдыхе... Вот, Митя, и начинается наша фронтовая жизнь. Слышишь? Близко передовая. Километров двадцать, не больше... Перед нами группа немецких армий «Центр», силенок у них многовато, — рассказывал Костя.

— У нас тоже много, — перебил Дмитрий, оглядывая отдыхающих товарищей. Разве они, молодые бойцы, малая сила? Кто и что может устоять перед ними, перед их желанием победить? Никто и ничто! В этом Дмитрий не сомневался. Раз уж их привезли на фронт, все теперь здесь пойдет по-другому...