На краю Самхейна - Мария Фомальгаут

Я хотел спросить у дядюшки, было ли проверено это поверье – но не стал спрашивать.

– И вот ещё, – дядюшка достал из сундука свиток и развернул на столе пожелтевшую от времени карту, – здесь, если я не ошибаюсь, показаны тропинки на том берегу ручья…

…меня передернуло:

– Эти вещи побывали… по ту сторону Самхейна?

Дядюшка пожал плечами:

– Одна старая легенда сказала мне, что это так.

На следующее утро мы уже седлали коней – моего вороного Брауни и серую Хэлкет, которую выделили для Джекет. Тетушка Луна напекла нам с собой кренделей и юношеских мечтаний, и еще долго махала нам платочком вслед.

Лес по ту сторону Самхейна оказался вовсе не таким страшным, как я себе представлял – в пожухлой листве, подернутой первым снегом и в черных голых деревьях была какая-то мрачная красота, а когда над лесом поднялась полная луна, Джекет даже захлопала в ладоши от радости, и пожалела, что с ней нет фона, который с марта – она оставила его в повозке, когда та сломалась.

К стыду своему признаюсь, изредка мне хотелось, чтобы мы ничего не нашли – тогда бы Джекет осталась у нас, ей бы не пришлось возвращаться домой, она бы осталась с нами…

Изредка вдалеке виднелись одинокие дома – мне казалось, что в них никто не жил, по крайней мере, казалось. Мы даже видели мельницу на холме, почерневшую от времени – и в окнах мельницы плясали недобрые огоньки.

Когда окончательно стемнело, мы…

…запись оборвана.

…записи найдены на границе с Самхейном. На последней странице обнаружены бурые пятна, экспертиза установила – кровь. На первой странице…

…я увидел эти записи впервые, когда мне было шестнадцать лет, и отец позвал меня помочь ему навести порядок в городском архиве. Тот день выдался необычайно морозным – ветер пронизывал до костей, бросая в лицо горсти ледяного дождя и мелкого снега, не помогали даже горящие на площади костры и зажженные фонари, которые жалобно поскрипывали на ветру. Скептики поговаривали, что скоро Белтейн – последний оплот человечества – падет под напором холода и тьмы, и вечная зима войдет в город. В архиве было немногим теплее, – тусклый огонь очага не мог согреть большой зал, и я втайне мечтал о том моменте, когда мы разложим рукописи по полочкам и перейдем в отцовский кабинет, где жар камина ласково окутывает комнату, а бокал глинтвейна создает особый уют.

Так было ровно до того момента, когда я случайно открыл записи покойного Сателлита – в архиве он значился, как покойный.

Я ничего не сказал отцу о своей находке, потому что мне пришла в голову шальная мысль – найти Сателлита и Джекет, если они еще живы, ну и конечно, разыскать Настоящее: я верил, что оно существует, даром, что почти все кроме разве что дряхлых стариков считали его выдумкой…

Потерянные недели

Стена.

Дети играют, бросают мяч в стену.

Кто-не-ве-рит-вы-хо-ди…

Секретарь откашливается.

Входит.

Осторожно входит, знает, начальник канцелярии и не в духе может быть, а то и чернильницей запустит, а то и чем потяжелее…

Начальник молчит.

Секретарь снова откашливается.

А начальник все равно молчит.

– Э-э-э… а почему у нас…

Это секретарь. Имя у него простое – знак воды и знак дерева.

Переводите как хотите.

Хотите – водное дерево.

Хотите – деревянная вода.

– Э-т-т-о ш-ш-ш-то т-т-такое? А приветствовать начальника уже и не надо, ш-ш-што ли?

Это начальник канцелярии.

Имя у него посложнее, – знак солнца, знак радуги и два знака человека, это означает – разговор.

Переводите как хотите.

Хотите – разговор солнца с радугой.

Хотите еще как.

Секретарь кланяется.

– Приветствую тебя, солнцеликий.

– Вот так-то получше будет… ну так что у тебя там, что опять потерял?

– Две недели потерял.

– Ну, так на полках поищи, под цинов… чего-чего потерял?

– Две… две недели.

– Это еще как?

– А вот… – секретарь разворачивает свиток, – вот империя наша… великая Цин… основана седьмого января две тысячи лет назад…

– …и без тебя знаю.

– …пала семнадцатого июля сего года.

Начальник фыркает:

– Падет, болван, не пала, а падет! О-о-ох, голову тебе мало отрубить за такие речи…

– …а вот дальше в свитке… на смену ей придет…

…пришла военная империя Дзын первого августа сего года, которая просуществовала три тысячи лет…

– Верно говоришь, – генерал доволен, знает свою работу офицер.

Имя у офицера простое – крик лесной птицы на рассвете и треск молнии.

– А почему же…

РАЗЫСКИВАЮТСЯ

Две недели.

Особые приметы – даты с 17 июля сего года до 1 августа сего года.

Нашедших просьба указать местонахождение…

– Ищите. Как можете, ищите.

Это генерал. Имя у него сложное – звук шума дождя на реке, крик лесной птицы в полночь и стук падающего дерева в пустом лесу.

– Да никак не можем.

Это офицер. (Крик лесной птицы и треск молнии)

– Что не можете, сегодня не можете, а завтра чтоб смогли, ясно вам?

Это генерал. (Шум дождя, птицы крик, стук дерева)

Офицер осторожно возражает, что живет-то их империя на свете всего-ничего, три тысячи лет, и всё, всего-то ничего до паровых котлов дожили, а дальше там новая империя – Дэнь, там-то технологии получше будут, только не дадут они их нам, не дадут…

Генерал хмурится.

Офицер ждет. С надеждой.

Генерал кивает:

– Используйте лифт!

– Используйте лифт!

Это начальник канцелярии.

(знак солнца, знак радуги, знак двух людей – разговор)

У секретаря (знак воды и знак дерева) ёкает сердце, ага, разрешили…

Лифт.

Лиф у империи Цин невелик, всего пят тысяч веков вверх. Вот у империи Дзын лифт побольше будет, десять тысяч лет.

Лифт…

Какой лифт?

Да обыкновенный, какой. Ну, вот ось времени течет – из прошлого течет в будущее, спереди завтра, сзади вчера.

Две тысячи лет – вперед, назад, куда хочешь, а дальше нельзя, дальше на этой земле другие империи жили или жить будут.

Хочешь больше времени?

Так флаг в руки, никто не держит, иди, воюй со страной, которая до твоей здесь была или после твоей здесь будет – может, выживет кто в этой войне…

А вот лифт.

Это когда берешь себе год не в прошлом и не в будущем, а вверху.

И над ним еще год.

И еще год.

И еще.

Много их. Годов.

Секретарь входит.

Кланяется.

Приветствую тебя, солнцеликий, и всё такое.

Откашливается:

– Я нашел две недели.

Начальник вскидывает голову:

– Где были?

…после волнений в империи Ци к власти ненадолго пришли идеалисты, которые мечтали построить рай на земле. Однако, через две недели власть идеалистов была свергнута и в стране была установлена военная диктатура династии Дзын, которая продлилась три тысячи лет…

– Так вы говорите… идеалисты…

Это генерал.

Имя у него сложное – звук шума дождя на реке, крик лесной птицы в полночь и тсук падающего дерева в пустом лесу.

– Две недели.

Это офицер.

Имя у офицера простое – крик лесной птицы на рассвете и треск молнии.

– Разведать.

Это начальник канцелярии.

(Знак солнца, знак радуги и два знака человека)

– Невозможно.

Это секретарь.

(У него имя попроще).

Начальник повторяет:

– Раз-ве-дать.

Секретарь откашливается:

– Стена.

– Что?

– Стена…

Стена.

Семнадцатое мая.

А дальше стена.

Дети играют, бросают в стену мяч, поют что-то, кто-не-ве-рит-вы-хо-ди…

…первым делом новая власть приняла решение восстанавливать города, пришедшие в упадок, а также накормить голодающих, коих было великое множество в то время…

…к началу следующей недели новые власти подняли еще один актуальный вопрос – каким языком пользоваться в новоявленной стране: языком знаков, как в империи Ци или языком звуков, как в империи Дэнь, а может, разработать собственную систему…

– Да кому это надо всё… города, голодающие, языки…

– Ты… ты чего? Ты министр или где?

– Да какой я министр, на две недели министр, а потом что? Военный переворот, и дело с концом!

– Ну, значит, не допустить военный переворот…

– …ты это уже который раз говоришь?

– Тридцать второй.

– Считаешь, что ли?

– Считаю. Тридцать два раза не получилось, значит, на тридцать третий раз получится. На сто тридцать третий, на…

– Тебе хорошо говорить, тебя сразу застрелят, а мне еще в тюрьме такое устроят, что мало не покажется!

– Ну, так иди отсюда, кто тебя держит-то? Может, это з-за тебя вообще до сих пор больше двух недель продержаться не можем!

– Разведать.

Офицер смотрит на стену, – она кажется обыкновенной, каменной, но офицер знает, что камнем здесь и не пахнет.