Поговорим о демографии - Лев Бобров

Мы уже знаем: потери поколения (мужского) в первом десятилетии после рождения — менее 7 процентов. А во втором? Казалось бы, они должны увеличиться. Действительно, речь идет о самой динамичной поре развития, но прежде всего физического, опережающего интеллектуальное и нравственное формирование личности. Не за горами совершеннолетие, а для многих — конец иждивенчества, начало трудовой деятельности.

Вчерашние пай-мальчики, щеголявшие в коротких штанишках за ручку с мамой-папой, под неослабным надзором воспитателей, становятся все более независимыми, бойкими, ищущими любой повод для самовыражения, готовыми на все вопреки мелочной опеке старших, порой даже на инфантильно-безрассудные проделки, которые сами считают «безумством храбрых». «Переломный возраст — самый опасный», — вздыхают родители и учителя, не скрывая своей тревоги за здоровье и жизнь «этих сорвиголов».

Хорошая вещь интуиция! Но если полагаться только на нее, можно попасть и впросак. Даже в вопросах жизни и смерти, где мы, взрослые, столь часто мним себя знатоками, которым якобы ни к чему какая-то там демографическая «цифирь».

Что же говорит таблица? Второй 10-летний этап завершают 92 244 человека, но уже не из 100 000, а из 93 425. Иными словами, почти 99 процентов. Убыль — один из сотни. Это в семь раз меньше, чем на первом этапе той же длительности. Но почему?

Понятно, что наши «марафонцы» не просто взрослеют — они становятся все крепче, опытней. Но тогда, значит, на третьем десятке, когда любой из них уже не мальчик, но муж, человек куда более зрелый умственно и физически, горизонты и подавно безоблачные?

Опять-таки не стоит искушать нашу житейскую многоопытность, если под руками строгие данные статистики.

На третьем этапе людские потери снова больше: 2–3 процента. (Из 92 244 20-летних мужчин свое 30-летие встречают лишь 89 845 человек, то есть 97–98 процентов.) Но и здесь потери гораздо ниже, чем на первом. В два с лишним раза. А на четвертом?

Интересно: здесь начинается своеобразный перевал, который еще древние греки характеризовали словом «акме» («вершина»). Советский писатель и ученый И. Ефремов говорил, что человек как личность сформировывается годам к 40, когда «устанавливается счастливое равновесие между эмоциями и разумом».

Увы, на этом этапе доля выбывающих с дистанции тоже возрастает — до 4 процентов. Но и здесь она по-прежнему заметно меньше, чем на первом. Лишь на пятом этапе она сравнивается с исходной: 6–7 процентов. На шестом приближается к 14, на седьмом — к 27, на восьмом — к 52 процентам…

Попробуем, однако, взять деления помельче — годы вместо десятилетий.

Где смертность достигает наименьшего значения? Оказывается, именно на заре «туманной юности» (то есть «переломного возраста») — примерно к 12–14 годам. Так было и раньше — в начале нынешнего столетия, в конце минувшего, хотя, конечно, показатель смертности для той же поры был во много раз большим (до революции он был таким, каким ныне стал лишь в 60 лет).

Подобные расчеты, а их ведут регулярно, привлекая самоновейший статистический материал, делаются не для отчетов, лишь констатирующих печальный факт: вот, мол, как все подучается, а что попишешь? Ничего не попишешь… Нет, итоги прошлого — уроки на будущее. Именно так вычисляется очень важная величина, которая уже упоминалась, — вероятность умереть своя для каждого возрастного интервала — десятилетнего ли, годичного или иного. В принципе даже для мгновения текущего или приближающегося. В последнем случае демографы говорят о «силе смертности».

Постойте-ка, неужто перед нами пресловутое «мементо мори», только в демографической интерпретации?

Вероятность умереть… Увы, это не математическая абстракция, а повседневная реальность, с которой должен считаться любой из нас, стар и млад. Точное представление о ней нужно всем нам, а не только органам здравоохранения в их текущем и перспективном планировании. И не только пунктам «Скорой помощи» в их посменной диспозиции. И мы знаем; они всегда начеку, в любой момент готовы прийти на выручку.

Только вот — чего греха таить? — мы обращаемся к ним зачастую тогда, когда беда уже стряслась. И сетуем на врачей, когда они не в состоянии что-либо сделать. Покончить с нашей беспечностью по отношению к собственному здоровью и жизни — значит предотвратить миллионы несчастий — с нами ли самими, с нашими родными, близкими, знакомыми или даже чужими людьми.

И сколь бы общими, отвлеченно-теоретическими ни казались вероятности умереть, они позволяют каждому сделать для себя конкретные практические выводы, надежно, с цифрами в руках, а не «по интуиции», судить о степени риска для жизни в любом возрасте.

Еще точнее оценить опасности позволяет анализ смертности с учетом ее причин, влияния на нее географических, производственных и прочих факторов. Но за всем этим лучше обратиться к специальной литературе по медицинской демографии. Думается, такой экскурс принесет больше плодов, чем примелькавшиеся плакатные истины типа «лучше потерять минуту на перекрестке, чем месяц в больнице», несколько приукрашивающие Действительность.

Благодушен тон у придорожных надписей в США, где транспортные катастрофы стали национальным бедствием: «Если ты одной рукой обнимаешь руль, а другой — девушку, то оба дела ты делаешь плохо» и т. п.

Понятно, что призывам к сознательной «самообороне без оружия» от «Смерти с острою косою» не может последовать, скажем, грудной ребенок. Но ясно и го, что за дитя малое, неразумное должны думать взрослые, прежде всего сами воспитатели, а не только врачи.

Много ли проку обращаться к медицине в явно аварийной ситуации? Как лучший способ продлить жизнь — это не укорачивать ее, так лучшее средство от всех болезней — не лечение, а предупреждение, заблаговременное и активное укрепление здоровья.

И здесь очень многое зависит от мам и пап, от бабушек и дедушек. От их знаний, от умения следовать новейшим рекомендациям науки. Даже если ее советы идут вразрез со слепым инстинктом родительской любви.

Это нелегко, но посильно всем. Главное же, это нужно и каждой семье, и всему обществу. Впрочем, особенно труден лишь самый первый шаг, период после рождения, который был и остался критическим во всех странах. Как мы уже убедились, риск смерти не остается неизменным — он быстро падает с каждым годом, по крайней мере до «переломного возраста».

Уберечь грудного ребенка от малейших опасностей, спасти его от всех нависших над ним угроз — это не просто отвести их в настоящем, это значит уменьшить их и на будущее: шансы выжить растут.

Это должен учитывать каждый из нас.

Это давно учитывает и наше государство.

И если охране младенчества у нас уделялось и уделяется особое внимание, то, как видите, не за счет других возрастов, а ради них. Каждый год, выигранный в самый ранний период детства, как бы стоит нескольких последующих. Сопротивляемость организма увеличивается. Разумеется, к этим внутренним защитным силам добавляются внешние — вся мощь современной медицины. Сумма обоих слагаемых дает растущую год от года обороноспособность.

Смерть отступает. Жизнь торжествует.

У нас появляются на свет ежегодно миллионы новых граждан (в 1971 году, например, родилось 4 372 000 детей). Будь их смертность такой, какой она была до революции, мы теряли бы из них свыше четверти, то есть не менее миллиона за какие-нибудь 12 месяцев — в 10 с лишним раз больше, чем недосчитываемся сейчас. Значит, только здесь сберегается ежегодно по меньшей мере целый миллион человек. И если средняя продолжительность жизни для них ныне 70 лет, а не вдвое меньше, как до революции, то во многом благодаря тому, что заметно сократилась смертность в других возрастах.

Сдвиги колоссальны. Но есть, есть еще неиспользованные резервы! Те, которые можно и должно подтянуть в борьбе против «Смерти с острою косою». Уже сегодня, сейчас. Речь, однако, идет не только и даже, пожалуй, не столько об улучшении медицинского обслуживания. Оно у нас на достаточно высоком уровне. И, разумеется, продолжает совершенствоваться. Многое, очень многое зависит именно от нас самих.

И неспроста для очередного Дня здоровья, который по традиции отмечается 7 апреля, в 1973 году Всемирная организация здравоохранения избрала такой девиз: «Здоровье начинается дома».

Наше государство, как никакое иное, обеспечивает своим гражданам все гарантии здоровья. Но мы не можем забывать требования закона, который гласит: советские люди должны бережно относиться к здоровью — и своему собственному, и других членов общества.

— Оказывается, и впрямь интересно и важно знать «шансы на выигрыш» в битве против «Смерти с острою косою». Только вот что бросается в глаза. Вероятность умереть не просто предстает перед нами точными цифрами, своими для каждого возраста. «С хвостом годов» она изменяется подозрительно правильно! Так, будто подчиняется некоему непреложному закону, который прямо-таки страшит своей неумолимостью. И в душу невольно закрадывается сомнение: а возможно ли мне, слабому одиночке, изменить тут что-то хоть на йоту?