Мои идеологические диверсии (во времена от Горбачева до Путина) - Александр Александрович Годлевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На первый взгляд, власти совершали глупые и лишенные здравого смысла бредовые действия только во вред себе. Но нет. Поведение властей имело очень глубокий смысл: вбить всем в головы страх – чтобы и собственные граждане, и иностранные правительства твердо усвоили, что от произвола советского государства не спасут ни законы, ни международные договоры, ни элементарный здравый смысл.
В советской тактике допросов есть такой прием. В ответ на разумные доводы допрашиваемого следователь «косит под дурака» – делает вид, будто этих доводов не понимает, в ответ несет откровенную чушь. Свято веривший в силу здравого смысла наивный допрашиваемый начинает теряться, осознает свое полное бессилие, приходит безотчетный страх перед произволом – туг ему и конец, он полностью в руках следователя.
В царской армии каждый унтер твердо знал, что ни в коем случае не следует отдавать заведомо невыполнимых приказов. Ибо таким приказом он подрывает не только свой собственный командирский авторитет, но и авторитет всей государственной власти, поставившей его командиром, и от имени которой он командует. Советской власти совсем не нужен авторитет, основанный на разумности и законности, – она базируется на прямо противоположных принципах. Поэтому в советской армии все наоборот. С первых часов службы боевая учеба в первую очередь направлена на четкое усвоение того, что любой приказ командира, даже самый бредовый, есть нормальное явление и должен выполняться без ропота и рассуждений. Могут приказать миллион раз отжаться или за полчаса вырыть саперной лопаткой окоп на железобетонной плите.
Обычно такие приказы воспринимаются как издевательство или проявление абсурда. Но все гораздо сложнее. Во времена КПСС среди множества пустопорожних лозунгов были и имевшие очень глубокий смысл. Один из них: «Армия – школа жизни». И это действительно так. В армию идут мальчишки с детской верой в справедливость, у многих еще не выветрилась романтика, навеянная примерами Овода и графа Монте-Кристо. А возвращаются полностью готовые к советской жизни мужчины, твердо уверенные, что в нашей системе тот прав, у кого больше прав.
Всякая государственная власть держится на страхе, но есть принципиальная разница. Если все государственно-правовые системы основаны на страхе перед правомерной ответственностью за неправомерное поведение, то советская власть совсем наоборот – с октября 17-го она существует за счет страха граждан перед неправомерной ответственностью за правомерные действия, например, за осуществление прав и свобод, гарантированных законом.
В сталинские времена был необходим целый архипелаг политлагерей, в брежневские хватало нескольких, в наше время для наличия страха перед произволом власти вообще можно обойтись без политзеков. Если граждан, требующих соблюдения действующих законов, теперь не объявляют сумасшедшими или государственными преступниками, то это вовсе не означает, что отношение властей к ним существенно изменилось. Можно публично ругать Президента, власть, но попробуйте, реализуя свои права, задеть интересы хотя бы небольшого чиновника! Карательные меры не заставят себя ждать.
Функцию обеспечения общества страхом сейчас с большим успехом выполняет МВД. Человека можно задержать прямо на улице, обвинив, например, что он якобы справлял нужду в неположенном месте, избить в отделении до полусмерти и дать 15 суток административного ареста для раздумий. Известны случаи, когда забивали до смерти, и тогда подонки в белых халатах констатировали смерть от сердечной недостаточности. Ну а если кто слишком умный, то ему можно засунуть в карман гранату или наркотики и сразу арестовать. Месяцев через несколько человека, возможно, придется выпустить, но за время в следственном изоляторе из него вполне можно сделать скота.
В былые времена против неугодных тщательно и кропотливо собирали компромат – сейчас такой чепухой уже не занимаются. Этой власти уже не нужен виртуоз-психиатр Лунц с его премудрыми тонкими методами, ей вполне хватает ментов с дубинками. Не зря в народе милицейскую дубинку называют «демократизатором».
Власти необходим страх, а какими способами он достигается, и кто этим занимается – ГБ или МВД, принципиального значения не имеет. Главное – полное отсутствие правовых гарантий от произвола, чтобы гражданин чувствовал себя абсолютно беззащитным перед беззакониями власти.
Делать вывод об изменении сущности режима на основании отсутствия политзаключенных неправомерно. Если при Сталине сажали за антисоветские анекдоты на кухне, а при Брежневе нет, то это вовсе не означает, будто советская власть кончилась в марте 53-го. Сейчас политзеков нет не потому, что режим стал хорошим, просто нынешней власти они не нужны, как Брежневу для поддержания страха был совсем не нужен сталинский ГУЛАГ. Когда кто-нибудь убивает сначала по два человека в день, а потом по одному, то прогресс несомненен, но от этого убийца не перестает быть убийцей.
Стремительный рост произвола невозможен без адекватного усиления страха перед ним. По сравнению с прежними временами страх многократно увеличился. Россия всегда была страной жалобщиков. Сейчас быть ею перестает – писать жалобы стало гораздо опасней, чем раньше. Известен случай, когда на маленькую деревушку, жаловавшуюся на главу администрации, бросили ОМОН. Попробуйте найти подобный пример в застойные времена.
Специалисты с научной дотошностью изучают результаты опросов общественного мнения. Делать им больше нечего. Какое значение может иметь мнение общества, задавленного страхом и вследствие этого неспособного к действию?
Где страх, там и его неразлучный спутник – ненависть к источнику страха. Умные люди еще в те времена говорили о накопившихся в обществе мегатоннах ненависти. Раз вырос страх, то пропорционально ему возросла и ненависть. Каким астрономическим числом ее сейчас измерить?
Общепризнано, будто нынешний рост ненависти обусловлен ухудшением материального благосостояния. Доля истины здесь есть, но не очень большая – основная составляющая ненависти является следствием возросшего страха перед расширением и ужесточением произвола. Многие объясняют неспособность общества действовать апатией. Нет, это не апатия, а прежний страх, только многократно помноженный. Когда по каким-либо причинам ненависть превысит страх, то произойдет всеобщий взрыв, и апатичным наше общество уже никто не назовет.
Произвол, страх и ненависть стали стремительно возрастать еще с начала перестроечных реформ. Причем по мере их хода объектом ненависти все больше становились демократы. Лицемерие всегда вызывает в людях отвращение и ненависть. А лицемерие демократов такое, что по сравнению с ним коммунистическое лицемерие былых времен выглядит невинной
