Стригунки - Владимир Великанов

Старшина-дежурный досадливо поморщился. Ему, видимо, не хотелось отрываться от книги и приступать к своим невеселым обязанностям. Но, узнав вошедшего, старшина смягчился.

— Здравствуй, Птаха. Опять что-нибудь с голубями?

— Задержан у кинотеатра. Спекулировал билетами, — доложил сержант. — Попытки к бегству не было.

— Птаха не побежит. Я его знаю. Так, значит, снова за билеты взялся? Деньги понадобились?

— Деньги всегда нужны. У меня отца нету. Сам зарабатываю…

— Разве это заработок? Это обман. Ты пользуешься тем, что картина интересная, народ на нее

валом валит… — начал было сержант, но Птаха отрезал:

— Нечего агитировать. Что дальше делать будете?

Хорошо знавший Птаху дежурный сказал:

— Сержант, возьми адрес и сходи за матерью.

— Домой ходить нечего. Мать сегодня в вечернюю пошла. Действуйте через школу. Да там сейчас тоже никого нет. Отпустили бы меня…

Старшина достал из письменного стола алфавит, нашел телефон школы и принялся звонить. Никто не отвечал.

Птаха осмелел:

— Пустым делом, старшина, занимаешься. Из школы меня, сам знаешь, не исключат. Всеобуч! А что я такого сделал? Бить никого не бил, даже не ругался… Кто их, людей, заставляет у меня билеты по десятке брать? Сами. Добровольно…

В школе, наконец, кто-то взял трубку.

Старшина сказал кому-то из школьных работников, что милицией за спекуляцию билетами у кино задержан ученик седьмого класса Михаил Птаха, что сейчас он находится в детской комнате отделения милиции.

Миша лихорадочно прикидывал: с кем мог говорить старшина? То, что у телефона не директор, Птаха понял сразу. «В милиции директора знают по имени и отчеству. Значит, это не директор. И потом, говорят, он в Китай в командировку уехал. Сейчас поздно. Может, это уборщица? Но она в такие дела никогда не вмешивается. А старшина разговаривает с кем-то долго. Кто это может быть?»

Старшина повесил трубку.

— Жди, сейчас придут, — сказал он Мише Птахе.

Дверь распахнулась, и вошел капитан — заместитель начальника милиции, Птахе он тоже был знаком.

— А я-то думал, что ты, Миша, исправился, — удивился капитан. — А ты снова здесь?

— Билеты около кино продавал. Вот и придрался сержант…

— Эх ты, парень! Завтра первое сентября. Праздник у вас. А ты здесь… Учиться-то будешь?

— Надоело. В ремесленное хочу пойти…

— А ты думаешь, ремесленникам разрешается спекулировать билетами? Разве думал твой отец, — продолжал капитан, — что сына будут в милицию приводить?..

— Вы, товарищ капитан, отца не трогайте, — голос Птахи стал глухим и требовательным. — А насчет ремесленного я твердо решил.

В кабинет начальника вошла Варвара Леонидовна — завуч школы. Этого Миша не ожидал. Птаха сидел у стены, и завуч его не сразу заметила.

— Где же Птаха? — тяжело дыша, спросила Варвара Леонидовна.

Она была уже не молодая, полная и, видимо, страдала сердечной слабостью. Варвара Леонидовна брезгливо осматривала комнату. Пребывание в милиции ее явно унижало.

— Хорош! Нечего сказать! — процедила она сквозь зубы.

Когда Миша Птаха и Варвара Леонидовна вышли на улицу, завуч сказала:

— Вот попробуй с таким зверенышем школу в образцовую вывести…

— Звереныши в зоопарке находятся, — независимо ответил ей Птаха. — Вы, Варвара Леонидовна, с учеником разговариваете. Можно сделать замечание. Но зверенышем обзывать…

— Ну как же еще тебя назвать? Сам подумай. Просто беда с тобой, и в кого ты только уродился, Птаха? Мать как будто тихая женщина. Отец, что ли, хулиганом был?

Миша побледнел, сжал кулаки и остановился.

— Мой… мой отец кавалером ордена Славы был! А вы… Вы — дура!

Выпалив это, Птаха несколько секунд в упор смотрел на завуча, потом повернулся и пошел прочь.

Растерянная Варвара Леонидовна стояла посреди тротуара. Она прекрасно понимала, что сама была виновата, сказала не подумав — вот и результат. И в то же время она знала, что эту выходку Птахи так оставить нельзя.

Глава девятая

— А ну, давай, давай! — наступал на ребят вихрастый паренек лет пятнадцати. — Сказал, Птахи нет, — значит, проваливайте!

— Ну, чего ты? Чего? Нам Мишка очень нужен, — говорил Коля, на всякий случай держа руки на уровне груди. — Небось думаешь, что нас из школы прислали? А вот и нет!

— Все равно проваливайте с нашего двора.

Друзья с достоинством отступили за ворота.

— Говорил тебе, не за чем сюда ходить, — сказал Вася, — очень нужны Птахе твои кирпичи. Был бы он дома, он бы еще сам нам по синяку подвесил. Ну чего ты, Колька, из-за меня мучаешься? По дворам ходишь. Никому этот кирпич теперь не нужен… И отцу тоже.

— Эх, Фатей! Такие разговорчики ты брось. Я за тебя теперь отвечаю. Понимаешь? Отвечаю. И кирпичи мы делать будем! Идем-ка к Женьке Мухину.

Мухина они застали во дворе около отцовского гаража. Это был не гараж, а целая мастерская. На полках в строгом порядке был разложен столярный и слесарный инструмент. Под одной из полок стояла аккуратная наковаленка для мелких поковок. В углу в полном блеске и порядке стоял токарный станочек.

Женя, сын Виктора Андреевича Мухина, был влюблен в отцовскую мастерскую, в стоящего в гараже «Москвича», влюблен в отца, который все может и все умеет делать своими руками. Прибежав из школы и приготовив уроки, Женя начинал обычно томиться в ожидании отца.

Женя любит работать с отцом и уже многому от него научился. Два года назад, когда он был еще пятиклассником, отец разрешил ему обточить на станке первую деталь.

Женя закрепил заготовку, включил рубильник и слегка коснулся резцом бешено вращающегося металла. Брызнула стружка. Он нажал резцом чуть сильнее. Сверкающая стружка закудрявилась и потекла… У Жени захватило дух. Кусок меди превращался в блестящее колесико с желобком посредине ободка. Такое колесико они с отцом задумали поставить в машинку для перемотки ниток. Словно вынутый из печки пирожок, Женя с восторгом перекидывал с ладони на ладонь выточенное горячее колесико. Это была первая полезная вещь, сделанная собственными руками!

С тех пор все станки приобрели для Жени особое значение.

Два года прошло, как Женя выточил первое медное колесико. Теперь он умел уже ставить заклепки и шлифовать покрывшиеся ржавчиной детали, вулканизировать покрышки и паять. Ему казалось, что он почти такой же мастер, как отец.

Нередко Женя приносил в класс то выточенную из разных металлов пирамидку, то собственного изготовления крючок для дверей, то паровой котел и турбинку, которая быстро приходила в движение, лишь только под котлом он ставил спиртовку. Некоторые ребята, зная, что Женин отец работает на заводе и постоянно что-то мастерит дома, не верили, что все это Женя сделал своими руками.

— Хватит завирать, Муха! — похлопывая по плечу Женю, говорил в таких случаях Мишка Птаха. — Небось отец сделал.

А Женя по складу своего миролюбивого характера не обижался. «Ну и пусть не верит! Ну и пусть называет меня Мухой. Ведь отца у него нет. А фамилия у него Птаха, и у меня могла бы быть фамилия не Мухин, а Муха».

Женя с нетерпением ждал начала учебного года. Он скучал по товарищам и уже несколько раз бегал в школу.

И вдруг пришли Коля и Вася и предложили такое интересное дело! Женя внимательно осмотрел кирпич и с некоторым недоверием спросил:

— А вы видели сами, как этот кирпич дает ток?

— Своими глазами видели! — обиделся Коля.

Оглянувшись на Васю, который стоял к ним спиной несколько поодаль, Коля прошептал:

— Васькиному отцу вчера операцию сделали. Последнюю ногу отрезали.

— Что?! Отрезали?! — глаза Жени округлились.

— Да тише ты! Я его нарочно с собой вожу, чтобы не ревел. Хочешь, сейчас кирпич попробуем? — громко предложил Коля Жене и как можно веселее крикнул Васе:

— Пойдем, Фатей!

Вася присоединился к товарищам.

— У вас электрическая плитка есть? — спросил Коля.

— Нет, — мотнул головой Женя.

— Можно и на керосинке, — подсказал Вася.

Женя Мухин оправился от страшного известия о несчастье товарища лишь тогда, когда внутри лампочки, соединенной с кирпичом, засветилась красная точка.

— Горит, ребята! И правда горит! От простого кирпича горит!

Когда восторги утихли, ребята направились в школу. По дороге, проходя мимо одноэтажного аккуратного домика, Коля предложил зайти к Инне Евстратовой.

— К Евстратихе? К этой воображале? — воскликнул Женя. — Слышите, наигрывает? Ну уж нет!

Коля дернул Женю за рукав.

— Да тише ты! Услышит! Знаешь, они, девчонки, какие!