Перенос - Елена Грушковская

— Да, знаю. Мама стала выглядеть по-другому, но это по-прежнему она.

— Скажи, а больше никаких изменений после этой операции ты в маме не заметил?

— Ну… Она стала успевать делать больше всяких дел, занялась спортом, стала учить английский. Она стала более весёлая и энергичная.

— А более агрессивной она не стала?

— Агрессивной? Нет.

— По отношению к тебе она проявляла должную заботу?

— Да. Она заботилась обо мне и о Машке.

— Скажи, Ваня, ты когда-нибудь видел, чтобы мама применяла к твоей сестре силу, обижала её?

— Нет.

— Она не наносила ей побоев?

— Да никаких побоев она не наносила. Ни Машке, ни мне!

— А тот случай с Машей, после которого мама стала жить отдельно… Что на самом деле произошло? Ты видел это?

— Ну, в общем, мама хотела выбросить старые вещи. Машка это увидела и стала у неё отбирать этот чемодан с вещами. Она орала, как дикая.

— Кто орал?

— Машка. Мама пыталась её успокоить, а она всё орала и не отдавала чемодан. Понимаете, она думала, что это не мама, а какая-то чужая тётя хочет выбросить мамины вещи. Поэтому она орала и визжала. К ней вообще нельзя было подойти. Она даже кусалась и царапалась. Короче, была неадекватная. Потом я куда-то вышел, кажется, на кухню за водой, а когда вернулся, Машка лежала на полу, а мама её трясла и хлопала руками по щекам. Я тогда подумал, что она Машку ударила, но это я просто так подумал. Я не видел, чтобы она её била. Наверно, она правда просто хотела привести её в чувство. Мама никогда нам ничего плохого не делала.

— А почему она стала жить отдельно?

— Я не знаю, наверно, папа её попросил уехать. Он боялся за Машку.

— Она ушла спокойно, или они с папой ссорились?

— Я не видел, чтобы они ссорились.

— Мама уехала, и ты о ней больше ничего не слышал?

— Нет, она звонила домой. Она спрашивала, как мы, как у нас дела, всё время спрашивала о Машке.

— И как вы жили без мамы? Вам было без неё лучше или хуже?

— Хуже, конечно. Стало некому нас возить в школу, некому готовить еду. Папа сам плохо умеет готовить, поэтому приходилось всё время есть где-нибудь не дома. В кафе. Иногда готовила бабушка, но она бывала у нас не каждый день. Папа нанял для нас няню, Ларису. Вообще-то, как няня она была не очень.

— Что значит «не очень»? Уточни.

— Ну, она была ленивая… Готовила так себе. Она и сейчас так готовит. А потом, мне кажется, она стала интересовать папу не как няня, а как… В общем, как женщина. А потом мы увидели маму по телевизору. Она стала певицей.

— Ты считаешь, это хорошо? Ты гордишься мамой?

— Да, это круто. Раньше маму никто не знал, а теперь её знают многие. Машке очень нравятся мамины песни.

— Хорошо, скажи, с кем бы ты хотел проживать — с мамой или с папой?

— Я вообще не хотел бы, чтобы они расставались, но раз уж они развелись, ничего не поделаешь. И папа теперь женат на Ларисе. Я всё-таки хочу жить с мамой.

— Суду всё понятно, к тебе больше нет вопросов. Маша, тебе я тоже хочу задать этот вопрос. Ты бы хотела жить с мамой или с папой? Поскольку тебе уже есть десять лет, твоё мнение учитывается.

— Я сказала, что хочу жить с мамой, — ответила Маша. — Не забирайте меня у неё.

Эдик сидит на кожаном диване в холле здания суда, запустив пальцы в волосы. Рядом адвокат Сурков — взъерошенный, как петух после боя.

— Мы будем подавать апелляцию. Не отчаивайтесь. Это решение можно обжаловать.

Эдик, вынув пальцы из волос, смотрит на Суркова тяжёлым, угрюмым взглядом.

— Никакую апелляцию ты подавать не будешь. Если ты здесь облажался, в другом суде ты облажаешься подавно. Мне вообще не стоило тебя нанимать… Болтун ты. Всё, гонорар свой ты получишь, как договаривались. Отвали.

— Ну, как знаете!

Адвокат встаёт и уходит.

На руках у меня решение суда: дети остаются со мной. График их свиданий с отцом — на моё усмотрение. Я показываю Ване и Маше на окно в конце коридора и говорю:

— Подождите нас там, мне надо кое-что сказать папе наедине.

Ваня берёт Машу за плечо:

— Пошли.

Маша идёт неохотно, оглядывается на меня. Я успокаиваю её:

— Всё хорошо, Машенька. Постойте там, мы с папой сейчас подойдём. Только никуда не уходите.

Дети идут в конец коридора, а я сажусь рядом с Эдиком. С полминуты мы молчим. Эдик смотрит в сторону детей, фигуры которых видны в конце коридора у большого окна.

— Натка, не забирай у меня детей, — тихо и устало просит он.

— Поздно, Эдик, — отвечаю я. — Вот решение суда. Если бы ты не нанял этого борзого адвокатишку, мы бы, может быть, всё решили мирно. Что ты получил, наняв его? Ты думал, будет выстрел, а получился пшик. Зачем был нужен весь этот спектакль с обливанием меня грязью? Благодари Бога, что дети не слышали этого, а то я… Не знаю, что бы я сделала с тобой вместе с твоим, с позволения сказать, адвокатом. Я не ожидала от тебя такого, Эдик.

Он закрывает лицо ладонями, стонет.

— Я сам… Сам не ожидал, что он вот так… Я не знал.

— Ах, он не знал! Как же так? Неужели ты не контролировал действия своего же собственного адвоката? Ты, наверно, просто поставил перед ним задачу любой ценой отсудить детей, а какими средствами он будет этого добиваться, тебе было всё равно. Вот и результат. Если этого адвоката порекомендовала тебе Лариса, впредь поменьше слушай её и побольше полагайся на собственную голову на плечах.

Эдик невесело усмехается.

— Как ты умыла его с этой фотографией… Это надо же — углядеть какой-то там отель, которого уже нет!

— Простая наблюдательность с моей стороны и грубая ошибка — с его. А вообще, Эдик, всё это неважно, и хорошо, что судья это тоже понимала. Можно было обойтись без всего этого, не травмировать лишний раз детей и самим себе не трепать нервы. Зря ты всё это затеял, Эдик.

— Да я уже сам понял, что зря, — вздыхает он. — Вот как получилось… Послушай, Натка, я ведь не могу без них. Они мои дети, я их люблю.

— Они и мои дети тоже. И я люблю их не меньше. И мне больно от мысли, что из-за того, что мы с тобой натворили, теперь должны страдать они. Впрочем, не терзайся, Эдик, прямо сейчас я их забирать у тебя не буду.

Он вскидывает глаза.

— Правда?.. — дрогнувшим голосом спрашивает он.

— Я планирую в будущем переезд сюда, чтобы не увозить их слишком далеко. Но чтобы устроить этот переезд, мне потребуется время. Пока я всё не улажу, дети поживут с тобой — считай, что я разрешила им погостить у тебя. Разумеется, ты не должен чинить мне никаких препятствий в общении с ними, и никаких глупостей вроде того, чтобы увезти их и спрятаться. Если ты такое устроишь, я тебя из-под земли достану, и тогда пощады не жди.