Поход скорпионов - Евгений Лобачев

– Мечта. Не такая, чтоб сейчас оказаться в теплой постели с красивой девушкой, а… мечта. Сокровенное желание, понимаешь?

Мильк какое-то время молча смотрел на меня, словно прикидывая, не издеваюсь ли я над ним, не ищу ли повода посмеяться. Наконец, закончив свою разведку на моем лице, пожал плечами.

– Мечта – это все равно, что подножие радуги. Мы можем сколько угодно стремиться к нему, но достичь цели нам все равно не суждено.

Я почувствовал необходимость размять ноги и встал. Мильк последние несколько минут изо всех сил боролся со сном.

– Поспи, Мильк, я покараулю, – предложил я. Без всякой задней мысли, парню немало досталось сегодня. – Перед сменой я тебя разбужу, никто ничего не узнает.

Мильк внимательно посмотрел на меня. Подозрительность, призвав себе в союзники гордость и чувство долга, боролась в нем с усталостью – и безнадежно проиграла. Смущенно улыбнувшись, он поудобней растянулся на земле. Буквально через пару минут я получил подтверждение, что мое предложение принято. Довольно громкое подтверждение.

– Демоны тебя раздери, парень, – проворчал я. – Если бы я знал, что ты так храпишь, оставил бы свое сочувствие при себе.

Глаз тормошил меня, тряся за плечо. Разумеется, за то, что болело сильнее. Мне даже не надо было размыкать веки, чтобы понять, что будит меня именно мой лучший друг. Кто же еще может быть таким мерзавцем?

Однако чтобы рассеять последние сомнения, Глаз подал свой отвратительный голос:

– Вставай, Бурдюк! Вставай, придурок, если не хочешь сдохнуть даже раньше, чем ты того заслуживаешь!

Воспитание не позволяет мне оставить без удовлетворения наполненные такой страстью воззвания. Я открыл глаза… и тут же снова зажмурился. Нет, меня напугала не физиономия моего друга, хотя это совсем не то зрелище, которое я бы рекомендовал наблюдать по утрам людям со слабыми нервами. Глаз был зол (они с Гиеагром явно не вели столь же легкую беседу, что мы с Мильком), и это отнюдь не добавляло ему привлекательности. Но я это отметил мельком.

Потому что за его невыспавшейся рожей, высоко в небе парило нечто, что должно было быть птицей… И, по всей видимости, являлось птицей – одной из тех, о которых говорил Эписанф. Но глаза отказывались в это верить, потому что им никогда не приходилось лицезреть птицу такой величины.

Само собой, высота затрудняла точное определение размера, но в том, что размах крыльев составлял не менее тридцати локтей, я мог биться об заклад. Своими очертаниями птица напоминала орла, но самый внушительный из виденных мною орлов казался бы рядом с ней жалким воробьем. Оставалось только надеяться, что эта громадина не обладала орлиной зоркостью. По крайней мере, пока она нас не заметила и продолжала свой неторопливый царственный полет в небесной выси.

Сначала я только обрадовался этому обстоятельству, затем к радости примешалось недоумение. Конечно, мы не слишком-то выделялись на фоне земли, ведь после наших приключений даже одежды Гиеагра и Милька – некогда белые – приобрели довольно равномерный оттенок грязи. Но тем не менее не увидеть шестерых человек при свете восходящего солнца мог только слепой, а уверенный полет птицы никак не наводил на мысли о слепоте.

– Не шевелитесь! – прошипел Эписанф, словно в ответ на мои сомнения. – Эти птицы не обращают внимания на неподвижные предметы. При всей своей свирепости они довольно бестолковы.

– Это ты вычитал в тех свитках? – осведомился я, стараясь даже дышать как можно незаметнее. – Было бы удивительно любезно с твоей стороны рассказать нам об этом чуточку раньше.

– Зачем возвращаться к пройденному, Бурдюк? – Эписанф пожал плечами. – Ты ведь знаешь, почему я этого не сделал. Это одна из гарантий моей безопасности.

Мне очень захотелось пошевелиться. Ровно настолько, чтобы как следует врезать по этой бестолковой ученой морде.

– Если ты помнишь, у тебя теперь есть другая гарантия – благодаря одному мерзкому колдуну. Если бы я сам не привел тебя к нему, мог бы заподозрить, что вы в сговоре.

– Тарантул мне не менее омерзителен, нежели тебе, Бурдюк. Но могу напомнить, что Глаз, к примеру, не скован никакими колдовскими узами.

Глаз, застывший надо мной в довольно неудобной позе, скривился в гримасе отвращения.

– С каким удовольствием я бы выпустил кишки этому варвару!

– Заткнитесь все! – Гиеагр вмешался в разговор громовым шепотом. – Или клянусь подземными богами, пожалеете о своей болтливости раньше, чем до вас доберутся птицы.

– Слишком многословно для предложения заткнуться, ты не находишь, герой? – усмехнулся я. – А тебе, Эписанф, могу только сказать, что однажды ты можешь опоздать с очередным предупреждением. В таком случае я убью тебя, невзирая на последствия. Считай это моей клятвой.

Гиеагр хотел было что-то сказать, но передумал. Либо решил отложить выяснение отношений до более благоприятного момента, либо тоже был не в восторге от скрытности Эписанфа.

Тем временем птица скрылась вдали, и все мы смогли немного расслабиться. Я подошел к обрыву и посмотрел вниз. Склон был весьма крут, но не выглядел таким уж непроходимым, если бы не одно обстоятельство. То и дело нам придется надолго застывать в неподвижности, а удобных мест для такой игры было до обидного мало.

Довольно далеко внизу виднелась темная полоса леса в туманной дымке. Не знаю, что за опасности поджидали нас там, но сейчас этот лес выглядел манящей и долгожданной наградой за тяжелый спуск.

Что ж, надо всегда смело двигаться вперед… если идти назад еще страшнее.

– Кто-нибудь скажет мне, чего мы ждем? – прорычал я. – Очередной птицы?

Летопись Милька

Говорят, когда богам скучно, они развлекают себя одной игрой. Берут какого-нибудь бедолагу и поочередно то окрыляют надеждой, даря самые радужные предзнаменования и даже позволяя каким-то из них сбыться, то ввергают в пучину черного отчаяния, отнимая то, что сами же дали, оставляя несчастного один на один с его жалкой ничтожной жизнью. Игра ведется на спор, выигрывает тот, кто точнее других угадает, на котором по счету переломе испытуемый или свихнется, или наложит на себя руки.

Думается мне, именно такую игру затеяли с нами бессмертные в тех проклятых горах.

Какое-то время нам везло. Птицы, привлеченные чем-то, отвернули на восток и стали стремительно удаляться. Не знаю почему, но мне казалось, что ищут они именно нас, просто по какой-то причине решили расширить круг поиска. Едва огромные крылатые силуэты отдалились, сделавшись почти неразличимыми на фоне сияющих небес и карабкающегося по ним солнца, мы решились продолжить спуск.

Какое-то время склон оставался покатым, изобилующим трещинами и выбоинами, за которые легко было цепляться. Воздавая хвалу богам, мы за короткое время преодолели несколько стадий, и с каждым шагом настроение наше становилось все радужней. Надежда, эта зыбкая опора слабых духом, размягчила наши сердца ожиданием скорого спасения. Но спасение ли замыслили для нас боги?!

Мы двигались таким порядком: первый – Гиеагр, за ним – Бурдюк, потом – Эписанф и Лаита. Замыкали цепочку мы с Глазом. Солнце поднималось все выше, становилось жарко, нагретый воздух стекал по камням потоками расплавленного серебра. В этом обморочном мареве силуэт моего друга вытягивался и изгибался, будто отражение в кривом зеркале, и я порой не мог сказать, вижу ли я самого героя, или это видение, навеянное солнцем и горными духами.

В некий миг Гиеагр вдруг отчаянно замахал руками, будто силился сохранить равновесие. До меня донесся вскрик. Молниеносным движением Бурдюк схватил его за край одежды. Рывок – и опасность для героя миновала. Оба замерли, с опаской заглядывая вниз.

Через минуту к ним присоединились Эписанф и Лаита, а еще через несколько мгновений – и мы с Глазом.

Сказать, что склон внизу был голым – значит не сказать ничего. О нет, он был не просто голым… пожалуй, я лишь чуть-чуть сгущу краски, сказав, что если бы кто-то захотел в целом свете найти самую ровную, самую идеально гладкую поверхность, то круча, по которой нам предстояло теперь спускаться, уступила бы разве что горе, сделанной из стекла! И так на протяжении стадия или двух! И совсем уж далеко внизу, как обещание приза для выживших, расплескался зеленый океан леса.

– Почти добрались, – проговорил Эписанф.

Вопреки моим опасениям, они с Лаитой выглядели не такими уж вымотанными. Я даже сказал бы, что они были бодры и полны сил – вот уж чего никак не ожидал от старика и слабой женщины после стольких испытаний.

Глаз ругнулся.

– Плохо дело, – зачерпнув пригоршню щебня, он бросил ее в пропасть. – Здесь не спуститься. Надо искать обход. Что с той стороны?

Он завертел головой, оглядывая склон.

– Все то же, – ответил Бурдюк.

– А там?..

– Дружище, – невесело хмыкнул Бурдюк, – поверь двум моим глазам, если не доверяешь своему: и там, и вон там, и даже там так же скверно, как здесь. Весь этот склон глаже, чем череп палача, если тебя вдохновит такое сравнение. Мы могли бы потратить время на поиски обхода, если б не твари, что кружат в небе. Поэтому смотри вниз, здесь наша дорога.