Клеопатра - Генри Хаггард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты был предан? Нет, ты сам стал предателем! Почему ты не убил Клеопатру, когда остался с ней один? Отвечай, клятвопреступник!
– Она опоила меня! – произнес я.
– О Гармахис, – сказала безжалостная девушка, – как же ты не похож на того принца, которого я когда-то знала! Как же низко ты пал, если даже не гнушаешься лжи! О да, ты был опоен, опоен приворотным зельем! Ты променял Египет и свою высокую цель на поцелуй блудницы. Горе тебе! Позор тебе! – Она уже смотрела мне в лицо и указывала на меня пальцем. – От тебя все отвернутся, все отвергнут! Презренный! Изгой! Ничтожество! Попробуй мне возразить, если сможешь! Втягиваешь голову в плечи? Боишься? Чего еще ожидать от такого, как ты! Ползи к Клеопатре, целуй ее сандалии, когда ей будет угодно втоптать тебя в грязь, где тебе и место, но к честным людям не приближайся! Не приближайся никогда! Держись от них как можно дальше!
Внутри у меня все клокотало от презрения и ненависти, которыми она меня поливала, но я не находил слов, чтобы ответить.
– А как случилось, – наконец спросил я мрачным голосом, – что тебя никто не выдал, и ты по-прежнему приближенная царицы, и ты можешь приходить ко мне, чтобы издеваться надо мной, хотя еще совсем недавно клялась мне в любви? Или у тебя, женщины, нет жалости и сострадания к мужчине, который оступился?
– Моего имени не было в тех списках, – ответила она, опустив свои темные глаза. – Так что у тебя есть прекрасная возможность. Выдай меня, Гармахис! Из-за того, что я когда-то любила тебя (помнишь ли ты это?), для меня твое падение вдвойне больнее. Позор тех, кого мы когда-то любили, отчасти становится нашим позором и преследует нас, потому что мы слепо допускаем такое ничтожество до самых сокровенных глубин сердца. Неужели и ты такой же глупец, как все? Ты, еще разгоряченный объятиями этой царственной распутницы, ищешь утешения у меня? Именно у меня?
– Откуда мне знать, – сказал я, – что это не ты предала нас, потеряв голову от злости и ревности? Хармиона, когда-то, еще в самом начале, дядя Сепа предостерегал меня насчет тебя, и теперь, когда я вспомнил его слова, я вижу, что…
– Как это похоже на предателя! – прервала она меня, покраснев до корней волос. – Предатели думают, что все люди такие же предатели, и всех подозревают! Нет, я не предавала тебя, это сделал жалкий негодяй Павел, который в последнюю минуту струсил, и получил по заслугам. И я не стану терпеть твои оскорбления, Гармахис, более не царственный! Клеопатра, царица Египта, велела мне сообщить тебе, что ты свободен и что она ждет тебя в Алебастровом зале.
Бросив на меня долгий взгляд из-под длинных ресниц, она поклонилась и ушла.
И вот я снова стал появляться при дворе, хотя бывал там лишь изредка, ибо душа моя горела от стыда, меня жег ужас, и в глазах каждого, кто меня знал, я боялся увидеть презрение к предателю. Однако ничего подобного я не увидел, потому что никого, кто знал о заговоре, во дворце не осталось, а Хармиона об этом никому не говорила, вероятно, чтобы обезопасить себя. К тому же Клеопатра убедила всех, что я невиновен и к заговору не имею никакого отношения. И все же моя вина давила на меня так, что я осунулся, похудел, а лицо мое потеряло былую красоту. Считалось, что я свободен, но за каждым моим шагом постоянно наблюдали, и мне не было позволено выходить за стены дворца.
И вот наконец настал тот день, когда к нам прибыл Квинт Деллий, этот лживый римский патриций, который служил только восходящим звездам. Он привез Клеопатре письма от Марка Антония, триумвира, который после недавней победы в битве при Филиппах переправился в Азию, где отнимал у покоренных царей золото, чтобы утолить алчность своих легионеров.
Я хорошо помню тот день. Клеопатра, облаченная в свои парадные царские одеяния, в окружении придворных, среди которых был и я, сидела в большом зале для приемов на золотом троне. Когда она приказала ввести посла триумвира Антония, большие двери распахнулись, и под звуки фанфар, приветствуемый стражниками-галлами, в сверкающих золотых доспехах и пурпурном шелковом плаще, в сопровождении свиты своих военачальников в зал вошел римлянин. Он был красив и хорошо сложен, но на его бритом приятном лице, без бороды и усов, выделялся жесткий рот и бегающие лживые прозрачные глаза. Пока глашатаи выкрикивали его имя, титулы и должности, он не отводил взгляда от спокойно сидевшей на троне Клеопатры, словно был ошеломлен ее лучезарной красотой. Когда глашатаи, наконец, замолчали, он продолжал стоять и даже не шевельнулся. Клеопатра обратилась к нему на латыни:
– Приветствую тебя, благородный Деллий, посланник могущественного Антония, тень которого протянулась через весь мир, словно сам Марс явился перед нами, мелкими, ничтожными владыками. Приветствую тебя и добро пожаловать в наш бедный город Александрию. Прошу, поведай нам цель твоего приезда.
Но коварный Деллий продолжал стоять точно зачарованный.
– Почему ты молчишь, благородный Деллий? Тебя что-то тревожит? Ты утратил дар речи? – спросила Клеопатра. – Или ты так долго путешествовал по просторам Азии, что двери латинской речи теперь закрыты для тебя? Какой же язык ты помнишь? На каком разговариваешь? Назови его, и мы будем говорить на нем, ибо нам знакомы все языки.
Тут он наконец заговорил. Голос у него оказался мягким и грудным.
– Прости меня, прекраснейшая царица Египта, за то, что перед тобой я онемел, но красота столь великая, точно сама смерть, запечатывает уста смертных и лишает разума. Полуденное солнце ослепляет того, кто на него смотрит, так и твоя, царица Египта, неожиданно открывшаяся мне блистательная красота лишила меня воли и власти над своими чувствами и мыслями.
– Воистину, благородный Деллий, – промолвила Клеопатра, – как видно, в Киликии прекрасно учат искусству лести.
– Как говорят здесь, в Александрии? – ответил учтивый римлянин. – Кажется, «дыхание лести не развеет облака»[23], не так ли? Однако перейдем к делу. Вот, царица Египта, написанные рукой благородного Антония и запечатанные его печатью письма о некоторых государственных делах. Желаешь ли ты, чтобы я прочитал их вслух, при всех?
– Сорви печати и читай, – ответила она.
Он с поклоном сорвал печати и стал читать:
«От имени Triumviri Reipublicæ Constituendæ [24] Марк Антоний, триумвир, приветствует Клеопатру, милостью римского народа царицу Верхнего и Нижнего Египта. Нам стало известно, что ты, Клеопатра, вопреки своему обещанию и долгу, прибегнув к помощи своего слуги Аллиена с войсками и своего слуги Серапиона, правителя Кипра, тоже с войсками, оказала помощь убийце Кассию, который выступил против благороднейшего триумвирата, и что ты сама недавно подготовила огромный флот ему в поддержку. Посему мы требуем, чтобы ты немедленно прибыла в Киликию, где ты встретишься с благородным Антонием и лично дашь объяснения относительно возложенных на тебя обвинений. И предупреждаем тебя: ослушавшись, ты навлечешь на себя большую беду. Прощай».